Давай отвезем тебя в больницу, сказала Оливия.
Эшли медленно распрямилась.
Не хочу портить подруге праздник, для нее это так важно. Знаете, зашептала она, еще неизвестно, женится ли Рик на ней.
Да какая нам сейчас разница! взорвалась Оливия. Ты вот-вот родишь. Черт с ним, с праздником. Они даже не заметят, что тебя нет.
Нет, заметят. И все внимание переместится на меня. А так не должно быть Эшли сморщилась и опять вцепилась в края раковины. О боже, боже.
Схожу за своей сумкой, а потом везу тебя в больницу, немедленно. Оливия нарочно заговорила как учительница в школе.
В гостиной она сняла со спинки стула свою большую черную сумку. Гостьи над чем-то смеялись, и от их громкого смеха у Оливии закладывало уши.
Оливия? донесся до нее голос Марлин.
Она помахала рукой над головой и вернулась на кухню. Эшли тяжело дышала.
Помогите мне, всхлипнула она.
Ну-ну, не раскисай. Оливия подталкивала девушку к двери. Моя машина стоит прямо перед домом. Сядем и поедем.
На кухне появилась Марлин:
Что происходит?
Она рожает, объяснила Оливия. Я везу ее в больницу.
Расстроенная, заплаканная Эшли обернулась к Марлин:
Я не хотела портить вам праздник.
Так, сказала Оливия, у нас мало времени. Идем к машине.
Оливия, давай я вызову «скорую». А вдруг ребенок родится в дороге? Погоди, я сейчас позвоню.
Марлин сняла трубку с телефона на стене, и казалось, минула целая вечность, а в трубке по-прежнему раздавались длинные гудки.
Ладно, я ее забираю, сказала Оливия. А ты, когда дозвонишься, опиши им мою машину, и пусть следуют за мной, если им будет угодно.
Но какая у тебя машина? запаниковала Марлин.
Посмотри на нееи узнаешь, отрезала Оливия. Эшли уже вышла из дома и теперь забиралась на заднее сиденье автомобиля Оливии. Вели водителю «скорой», если тот, конечно, появится, прижать меня к обочине.
Распахнув заднюю дверцу, Оливия взглянула на Эшли и поняла: началось. Девчонка сейчас родит.
Снимай трусы, приказала Оливия.
Эшли честно попыталась, но ее корчило от боли; тогда Оливия дрожащими руками порылась в своей сумке и вынула портновские ножницы, которые всегда носила с собой.
Ляг на спину.
Согнувшись пополам, она сунула голову в машину, но, побоявшись проткнуть девушке живот огромными ножницами, ринулась к противоположной дверце, и с этой стороны ей удалось довольно ловко разрезать трусы. Вернувшись к первой дверце, она стянула их с Эшли.
Лежи, не двигайся, грозно предостерегла Оливия. Ну да, школьные учительницы бывшими не бывают.
Девушка раздвинула колени, и Оливия остолбенела. Ее потрясла pudendum, вспомнила она латинский термин. Никогда прежде она не видела молодой pudendum. Ничего себе, сколько волос! И она была раскрыташироко! Кровь пополам с какой-то склизкой дрянью вытекала из нее, с ума сойти! Эшли хрипло, прерывисто дышала.
Ладно, ладно, сохраняем спокойствие. Оливия понятия не имела, что ей теперь делать. Спокойно! заорала она. И раздвинула колени Эшли пошире.
Спустя несколько минутхотя кто их считал, эти минуты, Эшли издала оглушительный гортанный звук, не то стон, не то вой. И из нее что-то вывалилось.
Оливия подумала, что девушка вовсе не ребенка родила, но какой-то комок, похожий на глину. А затем она разглядела лицо, глазки, ручки
Боже правый, выпучила глаза Оливия. Ты стала мамой.
Она даже не почувствовала, как мужская рука легла ей на плечо.
Хорошо, а теперь дайте-ка посмотреть, что у нас тут.
Он был из «скорой», Оливия не слышала, как они подъехали. Но когда обернулась и увидела лицо этого человека, такое сосредоточенное, невозмутимое, она была готова расцеловать его.
Марлин стояла на лужайке перед домом, слезы ручьем текли по щекам.
Оливия, всхлипнула Марлин, ну ты даешь!
* * *
Оливия поднялась и отправилась бродить по дому. Но разве это дом? Скорее уж нора, в которой обитает мышь, таким она ощущала свое жилье с некоторых пор. Посидела недолго на маленькой кухне, опять встала, миновала комнату, откуда видно все, как они с Генри именовали свою спальню, с кушеткой под окном, кое-как застеленной сиреневым одеялом, здесь спала Оливия со дня смерти мужа, и вернулась в гостиную, где на обоях по обе стороны от камина виднелись потекиследы, оставленные прошлогодними снегопадами. Она опустилась в глубокое кресло у окна и принялась качать ногой. Вечера становились бесконечными, а ведь некогда Оливия любила долгие вечера. Над заливом сверкало солнце, опускаясь все ниже. Дорожка солнечного света тянулась по дощатому полу до ковра.
Досада и растерянность только усиливались, и Оливия начинала злиться. Она подбрасывала ногу все выше и выше, а когда стемнело, произнесла вслух:
С этим надо разобраться раз и навсегда.
И набрала номер Джека Кеннисона. Месяцем ранее она лежала рядом с этим мужчиной, либо ей это приснилось. Значит, так, если к телефону подойдет Берта Бэбкокили любая другая женщина, Оливия просто положит трубку.
Джек ответил на втором гудке.
Алло? будто нехотя отозвался он. Мне звонит Оливия Киттеридж?
Откуда ты знаешь? ужаснулась Оливия, вдруг вообразив, что он может видеть ее, сидящую в своей гостиной.
А у меня есть такая штучка, «определитель номера» называется, поэтому я всегда знаю, кто мне звонит. И штучка утверждает погоди-ка, дай еще разок взгляну точно, звонок от Генри Киттериджа. И поскольку мы знаем, что это не может быть Генри, я предположил, что звонишь ты. Привет, Оливия. Как поживаешь? Я очень рад, что ты позвонила. Я уж думал, мы больше никогда не поговорим друг с другом. Мне тебя не хватало, Оливия.
Два дня назад у меня случились роды. Сдвинувшись на край кресла, Оливия смотрела на почерневший залив.
Секундная пауза, и Джек переспросил:
Что у тебя случилось? Роды?
Она поведала ему все как было, слегка откинувшись в кресле и перекладывая трубку из одной ладони в другую. Джек хохотал как сумасшедший.
Восхитительная история, Оливия! Господи, ты приняла роды. Это же замечательно!
Ну, когда я позвонила сыну, он не нашел это таким уж замечательным. Голос у него был даже не знаю какой. Он явно предпочел бы поговорить о своих делах.
Ей казалось, она слышит, как Джек обдумывает ее слова.
Ох, Оливия, сказал он наконец, твой мальчик, увы, великое разочарование.
Так и есть.
Приезжай ко мне, сказал Джек. Садись в машину и приезжай в гости.
Сейчас? На улице уже темно.
Если ты не ездишь в темноте, я сам за тобой приеду.
Я пока езжу в темноте. До скорого свидания, закончила она разговор.
В ванной она сняла новую куртку с веревки, пятно высохло.
* * *
Джек встретил ее в рубашке с коротким рукавом. Кожа у него на руках заметно обвисла, тонкая рубашка обтягивала огромный живот, но и у Оливии живот не маленький, и она это знала. По крайней мере, зад был прикрыт. Зеленые глаза Джека поблескивали, когда он с поклоном впустил ее в дом.
Здравствуй, Оливия.
И она пожалела, что приехала.
Можно я повешу твою куртку? спросил он.
Ни за что, ответила она и пояснила: Это часть моего наряда.
Джек оглядел ее куртку:
Очень мило.
Я вчера ее сшила, сообщила Оливия.
Сшила? Сама?
Ну да.
Что ж, я потрясен. Давай присядем. И Джек повел ее в гостиную, за окнами была тьма кромешная. Кивком головы он указал Оливии на кресло и сел напротив. Ты нервничаешь, сказал он. Не успела Оливия ответить, мол, с какой такой чертовой стати ей нервничать, как он добавил: Я тоже. И, помолчав, продолжил: Но мы люди взрослые, и мы с этим справимся.
Надеюсь. Оливия подумала, что Джек мог бы и подольше расхваливать ее куртку.
Оглядевшись, она была разочарована тем, что увидела: резная деревянная утка, лампа с рюшами, присобаченными к подставке, вся эта ерунда здесь и раньше была? Вероятно, а она и не заметила, и как ей только это удалось?
Дочь возмущена моим поведением, сказал Джек. Я говорил тебе, что она лесбиянка.
Да, говорил. А я сказала тебе