Что значит «настоящее будущее»?
Ну, ты сможешь стать врачом, Кайли, или медсестрой, или еще кем-то значительным.
Ты серьезно?
Еще как серьезно, ответила Бренда.
* * *
На следующий день, когда мать ушла на работу, Кайли вынула из стенного шкафа конверты с наличными и долго бродила по дому, выискивая, куда бы их перепрятать, пока ее взгляд не упал на пианино. Она открыла верхнюю крышку и сбросила пакеты вниз, наблюдая, как они падают на дно позади струн. Кайли представления не имела, каким образом она извлечет их обратно, но там они были в целости и сохранности; на пианино она играть перестала.
От матери она больше ничего не ждала. И когда мать вдруг начала дружелюбно беседовать с нейизредка по вечерам, изумленная Кайли ответила ей тем же. В один из вечеров она рассказала матери о мисс Минни, и мать слушала, не перебивая. Мать говорила о разных пациентах, приходивших к дантисту, у которого она работала, и Кайли ее тоже внимательно слушала. И находила их нынешнее сосуществование вполне сносным.
Вот почему в субботу, когда Кайли, вернувшись из пончиковой и войдя в гостиную, увиделабудто человека, лишившегося передних зубов, пустое пространство вместо пианино, она была настолько ошарашена, что поначалу не поверила своим глазам.
Я продала его, сказала мать. Ты ведь больше на нем не играешь, вот я и продала его фермерскому клубу, что рядом с Портлендом.
Кайли ждала телефонного звонка по поводу денег, но так и не дождалась.
* * *
Ближе к концу лета в пончиковую снова зашла миссис Киттеридж. На этот раз она была одна, и других посетителей в пончиковой не было.
Здравствуй, девочка, сказала она.
Здравствуйте, миссис Киттеридж, ответила Кайли.
Ты все еще работаешь у этой рехнутой Рингроуз? поинтересовалась миссис Киттеридж, заказав два пончика «без всего».
Нет, она меня уволила, ответила Кайли, укладывая пончики в белый пакет.
Она уволила тебя? удивилась миссис Киттеридж. За что? Ты забавлялась с ее корабликом «Мэйфлауэр»?
Нет. Просто она позвонила и сказала, что больше во мне не нуждается. И что у них проблемы со здоровьем.
Ага. Казалось, миссис Киттеридж что-то взвешивает в уме. Ну, ее муж действительно нездоров.
У Кайли дрогнул подбородок.
Он при смерти? спросила она.
Хуже. Миссис Киттеридж покачала головой, а затем наклонилась к Кайли, приставила ладонь ко рту и понизила голос: Ее муж из ума выживает.
Мистер Рингроуз? Это правда?
Так говорят. Кто-то видел, как он поливал тюльпанную клумбу в чем мать родила. При том, что тюльпаны давно отцвели.
Кайли уставилась на миссис Киттеридж:
Вы шутите?
Ничуть, вздохнула миссис Киттеридж, и дела его все хуже. Но, если я тебе об этом рассказала, что мне мешает рассказать и все остальное. Она кладет его в ту самую лечебницу, где лежала мисс Минни. Можешь себе представить? У них должны водиться деньги. И ей по карману поместить его в «Золотой мост», например, так нет же, она демонстративно запихивает его в это убогое заведение, и вот что я скажу я всегда это говорила, миссис Киттеридж дважды стукнула ладонью по прилавку, эта женщина никогда не была к нему добра. Ни вот настолечко. Лицо у нее было суровым.
О-о. Кайли прокручивала в голове услышанное. Как же это грустно, ужасно грустно.
Еще бы не грустно, черт побери, завершила беседу миссис Киттеридж.
* * *
Через два дня в старшей школе, куда поступила Кайли, начинался учебный год. Школа находилась в миле от города, и мать намеревалась возить дочь туда по утрам, а возвращаться обратно Кайли предстояло пешком, если ее не подвезет кто-нибудь из знакомых. И она больше не будет учиться рядом с их старым домом, поэтому сегодня Кайли села на велосипед, поехала к тому дому и увидела, как он изменился после ремонта. Дом выкрасили в темно-синий цвет, хотя он всегда был белым, а на новеньком крыльце стояли горшки с цветами. Комната с окнами во двор, где умер ее отец, и вовсе исчезла, теперь вместо нее была большая веранда. Миновав дом, Кайли внезапно свернула за угол и покатила по мосту мимо фабрики к старой лечебнице, где она навещала мисс Минни. Остановилась на противоположной стороне улицы, слезла с велика и постояла, разглядывая здание лечебницы; облицованное темно-зеленой плиткой, оно казалось ей меньше, чем прежде. Мимо проносились одна машина за другой. Подождав, пока все проедут, Кайли пересекла улицу и зашла во двор, где парковались работники лечебницы. А затем, не желая, чтобы ее увидели, направилась к стене здания, за которой начинался лес. Прислонив велосипед к стенке, Кайли села на гравий лицом к лесу.
Верхушки деревьев кое-где начинали краснеть, и Кайли перевела взгляд с деревьев на гравий, мерцавший на солнце. Она вспомнила о миссис Рингроуз, о ее «Серебряных квадратах» и показе мод, стартовавшем с одеяний пилигримов. «Обалдеть», подумала Кайли, прислонила голову к плиточной стене и закрыла глаза. А чего стоит модель «Мэйфлауэра» в ее гостиной. История, за которую так цепляется эта женщина, размышляла Кайли, уже не играет роли, от нее осталось лишь упоминание в учебнике, и не столько ирландцы тому причиной, сколько самые разные события, случившиеся с тех пор, движение за гражданские права, и то, что мир стал много меньше и у людей появились новые средства общения, но миссис Рингроуз об этом знать ничего не желает.
Потом Кайли подумала о мистере Рингроузе; в каком-то смысле она думала о нем непрестанно, о тяжком одиночестве, в котором он существовал и существует, в каких-то считаных футах от того места, где она сейчас сидит.
Кайли помотала головой и уткнула лицо в скрещенные локти. В это мгновениено только в это мгновениеей хотелось одного: вновь оказаться рядом с ним.
Дитя без матери
Они опоздали.
Оливия Киттеридж терпеть не могла, когда опаздывают. Будем к ланчу, сказали они, или около того. То есть с двенадцати до часу, прикинула Оливия и заготовила еду: арахисовая паста и джем старшим детям, сэндвичи с тунцом для сына и его жены Энн. Как быть с самыми маленькими, Оливия не сумела придумать, крошке в ее полтора месяца нельзя есть ничего твердого, а маленькому Генри исполнилось два, но чем кормят двухлеток? Оливия, хоть убей, не помнила, что ел Кристофер в этом возрасте. Она прошлась по гостиной, глядя на все вокруг глазами сына, он наверняка сразу все поймет, стоит ему войти в эту комнату. Зазвонил телефон, и Оливия поспешила на кухню, чтобы ответить.
Так, мам, мы выезжаем из Портленда, нам пришлось задержаться здесь ради ланча.
Ланча? удивилась Оливия. Времени было два часа дня. В окне виднелось мутноватое позднеапрельское солнце, почти гладкий залив отливал сталью, никаких тебе белых барашков сегодня.
Надо же было покормить детей. Короче, мы скоро приедем.
То есть через час. Столько уходило на дорогу из Портленда.
Хорошо, ответила Оливия. Полдничать будете?
Полдничать? переспросил Кристофер, словно ему предложили слетать на Луну. Да, наверное. Рядом с ним раздался вопль, и Крис повысил голос: Аннабель, замолчи! Прекрати орать сию минуту. Аннабель, считаю до трех Мама, я перезвоню. И телефон умолк.
Господи прости, пробормотала Оливия и опустилась на стул у кухонного стола.
Она пока не сняла картинки со стены, но все здесь выглядело определенно не так, как раньше, будтода так оно и было на самом делеона готовилась к переезду. Оливия всегда думала, что она из тех, кто не хранит всякие безделушки, однако в дальнем углу кухни стояла коробка, набитая подобным барахлишком, а когда она, не вставая со стула, заглянула в гостиную, у нее возникло такое чувство, будто там было совершено преступление. В гостиной осталась только мебель и две картины на стене. Книги исчезлинеделей ранее она отдала их в библиотеку, а лампы, за исключением одной, были тоже упакованы в коробки.
Опять телефон.
Извини, сказал сын.
Это нормальноразговаривать по сотовому и вести машину? спросила Оливия.
Я не веду. Энн за рулем. Ладно, мы доберемся, когда доберемся.
Прекрасно, ответила Оливия. И добавила: Я буду страшно рада тебя видеть.