Что он знал о Линдоне? Официальная его биография, как и биография многих больших чиновников в России, имела мало отношения к реальности. Говорили, что он еврей, увезенный родителями из СССР в Израиль в начале восьмидесятых и вернувшийся в новую Россию в середине девяностых. Была версия, что он родился не в России, а в Лондонев семье советника-посланника посольства СССР, только не от отца, а от видного (опять-таки еврея по национальности) представителя клана европейских банкиров, увлекшегося красавицей женой советского дипломата. Обычно за такие вещи служащих советских загранучреждений со свистом отправляли на Родину, но биологический отец Линдона был столь влиятельным и, видимо, важным для СССР человеком, что на проделки неверной жены закрыли глаза, а самого дипломата даже повысили по службе. Более того, до самой перестройки эта, с позволения сказать, жена жила на два домас мужем в съемной посольской квартире и в особняке или имении своего любовника, носившего к тому же наследственный титул барона. Будто бы барон-финансист дал сыну (видимо, по месту рождения, как Екатерина Великая своему сыну графу Бобринскому по названию села) фамилию Лондон, которую тому пришлось слегка подправить перед устройством на государственную службу. Даже для беспредельно терпеливой и покорной России фамилия Лондон во власти была перебором.
На правительственных приемах Перелесов иногда ловил быстрый поворот птичьейс длинным носом и долгой шеейголовы Линдона в свою сторону. Он не сомневался, что тому известно о нем многое, если не все. Линдон с Перелесовым, как и барон-финансист с господином Герхардом, были одновидовыми птицами, но барон (отец) и Линдон (сын) были исторически (по Платону) и политически (по Оруэллу) равнее, летали выше, питались из других кормушек, гнездовались в местах покруче Синтры. Они, в отличие от бывшего солдата вермахта и приблудного Перелесова, управляли временем и пространством, в то время как те всего лишь обслуживали их систему управления. Перелесов прекрасно понимал, что его кельнский колледж был для Линдона чем-то вроде интерната для смышленых сирот, а потому встреч с ним, как ефрейтор со старшим офицером не искал. Когда надо, позовет.
Едва ли к кому из своего окружения Сам выказывал больше приязни, нежели к Линдону. Перелесов не помнил случая, чтобы он перебил, поправил его на каком-нибудь совещании или заседании. Линдон сопровождал Самого в зарубежных визитах, не тратя время на пустые церемониальные встречи во дворцах, где у дверей прели истуканы в медвежьих шапках или в шароварах с саблями на боку. Линдон работал по своей программе. Был случай, когда Сам, дожидаясь его, задержал на час вылет президентского борта из Нью-Йорка. «Раньше мы думали, что в России только один человек может позволить себе опаздывать, помнится, заметил по возвращении затесавшийся в делегацию Грибов, теперь, стало быть, их двое». А еще он посоветовал Перелесову держаться от Линдона подальше. «Почему?»сделал вид, что не понял, Перелесов. «Линдон, нехотя объяснил Грибов, отмычка к разным сложным замкам, ручка ко многим закрытым дверям. Даже если просто пройдешь мимо, будут думать, что непросто прошел».
Но совсем не общаться с коллегой по работе в правительстве было невозможно. Однажды они оказались рядом в ложе на ипподроме во время скачек на приз Президента России среди лидеров близлежащих стран, дам в дресс-коде дневной коктейль (в непременных шляпках), чиновников, олигархов, владельцев конезаводов и прочих уважаемых людей. Линдон без малейшего интереса провожал водянистыми глазами уносящихся жеребцов с прилепившимися к их спинам, как жевательные резинки, жокеями в напоминающих медицинские утки шлемах.
«Вы сделали ставку?»спросил Перелесов.
«Не люблю тотализатор», ответил Линдон.
«Много проигрываете?»
«Тотализатор, проводил взглядом даму в шляпке, напоминающей горшок с цветами, Линдон, это временная, точнее спровоцированная, потеря контроля над собственными финансами. Вы делаете ставку и не знаете, что будет с вашими деньгами. Но тот, кто перехватывает у вас контроль, знает точно. Тотализатор, как и политика, в руках мошенников. Вы надеетесь, что вам повезет, но выигрывают всегда они».
«Я поставил на жеребца из Абхазии», признался Перелесов.
«Это правильно, вздернул вверх птичью голову Линдон. Мы все утро думали о бонусе для абхазского президента. Решили, что его лошадь должна взять главный приз, все-таки десять миллионов».
«Сейчас предварительные забеги, заволновался Перелесов, главный приз будет после перерыва. Я успею поставить?»
«Потом решили не суетиться, выдали ему банковскую карту на предъявителя. Я же вам сказал, все в руках мошенников, засмеялся Линдон. Извините, президент зовет».
Перелесов давно обратил внимание, что народ в правительстве, несмотря на поощряемый президентом культ молодости, спорта и здорового образа жизни, быстро ветшает, лысеет, сохнет или, наоборот, расплывается, деформируется лицом. Сам хорошо смотрелся на экранах и встречах с народом, но в повседневной реальности старел, сдувался перекаченным лицом, обвисал плечами, каменел уставшим от бронежилета позвоночником. Перелесов с грустью замечал, что и у него (а он по возрасту годился президенту в сыновья) вдруг начинают дрожать руки, голова становится ватной, перед глазами рассыпчато плавают черные точки. Спорт и фитнес не спасали. Перелесов все чаще вспоминал парагвайских шаманов. Он чувствовал, что длинная, как у господина Герхарда, жизнь ему не светит. Нацисты, если их сразу не казнили, а потом не поймали еврейские мстители, живут долго. Если, конечно, не берут в жены русских женщин.
В предстоящем визите матери в Парагвай Перелесов видел уже не двойное, а тройное дно. Как он раньше не догадалсяона тоже хочет помолодеть!
Только Линдон среди членов правительства оставался человеком без возраста. Ему было за пятьдесят, но Перелесов ни разу не видел его в очках, и по лестницам он прыгал через несколько ступенек, как худая ходячая птица.
«Господин Линдон, вы носите титул барона?»спросил у него Перелесов, когда они в кольце охраны шли за президентом по весенней набережной Ялты сквозь ликующие, устилающие их путь цветами толпы.
«Нет, нисколько не обиделся неуместному вопросу Линдон, ярожден вне брака, бастард».
«Неужели это до сих пор учитывается?»
«Очень строго, ответил Линдон. На вопросы крови прогресс не распространяется».
«Не думаете прикупить домик в Крыму?»сменил, не поверив вице-премьеру, тему Перелесов.
«И вам не советую, приветливо помахал рукой радостно скандирующим «Россия! Россия!» девушкам Линдон. Крым не то место, где следует приобретать недвижимость в ближайшие на мгновение задумался, двадцать лет».
Машина тем временем въехала на стоянку перед рестораном «Царская охота». Охранник открыл дверь, выпустил Перелесова.
Линдон сидел в дальнем углу возле бочек с мочеными яблоками, квашеной капустой, плошек с клюквой и брусникой. Бревенчатую стену над его головой украшали пучки трав. Слегка взлохмаченный Линдон напоминал еще не успевшего состариться лешего, переодевшегося в костюм, чтобы посетить ресторан. Возможно, он был из новойурбанистическойпопуляции леших. Увидев Перелесова, Линдон приветливо помахал ему рукой.
Извините, если нарушил ваши планы.
Нет проблем. Я был недалеко.
Надеюсь, не на работе? по-волчьи, одними зубами улыбнулся Линдон.
На «Молоте». Перелесов не сомневался, что Линдон прекрасно знает, где он был.
Это был лучший завод в СССР, сказал Линдон. В девяностом году его укомплектовали самыми современными на то время швейцарскими станками с числовым программным управлением. Их даже не успели смонтировать, продали через год в Индию по цене металлолома, а цеха использовали под склады для сигарет.
«Молота» нет, подтвердил Перелесов, осталась только земля.
Это точно. Земля, как Пушкин, наше все. Как говорили ветхозаветные пророки, из нее вышли, в нее вернемся. Присаживайтесь, спохватился Линдон. Меню, кивнул на тяжелый в тисненой коже (как в земле) альбом.
Я не голоден.
Я тоже, обвел взглядом стол Линдон. Но надо что-то заказать. Может быть, выпить?