На вершинах холмов в чащу леса как бы вкраплены небольшие дачи, некоторые из них ещё не достроены. От каждой дачи к озеру сбегает тропинка на пляж. На берегу этого замечательного озера и расположилась наша колония, которую смешно называют «питательной». В первый же день нас накормили так, что мы дышали с трудом. Правда, потом мне стало стыдно оттого, что пока я тут обжираюсь, вы там, в Питере, сидите голодные и несчастные. Мы с друзьями решили впредь не набивать свои животы, а копить продукты до возвращения в Петроград. Когда вернусь, устрою вам, как Пушкинская царица, пир на весь мир, вот!»
Лена оторвалась от писания. Она вспомнила первый день, когда они впервые попробовали сибирский хлеб. Оказалось, что в Сибири пекут только пшеничный хлеб в виде больших круглых караваев. Его привозили рано утром совсем свежим, иногда тёплым. Он очень вкусный, ребята его обожают, предпочитают всем блюдам. Особенно хороши поджаристые хрустящие корочки. Когда дежурный начинает резать хлеб на порции, при погружении острого ножа в румяную корочку возникает какой-то особый звук, возбуждающий аппетит. Дети обычно в этот момент толпятся возле дежурного, ожидая своей порции хлеба-лакомства, а на горбушки собирается очередь.
Лена продолжила письмо:
«Мои друзья - это Петя, Боря, Олег и маленький Андрейка. Вижу, вижу, как хмурятся мама с бабушкой: опять эта несносная девчонка водится с мальчишками! Ну, что поделаешь, если с ними дружить интереснее; вы же знаете, я терпеть ненавижу все эти женские занятия: вязанье-вышиванье, печение печенья и варение варенья...»
Лена стала грызть карандаш, снова вспомнив тот первый день пребывания в Тургояке. Все сразу же бросились купаться. Лена с жалостью смотрела на своих друзей-мальчишек - худые, рёбра и позвоночники выпирают, шеи тонкие, лопатки похожи на недоразвитые крылышки. На пальцах цыпки. Головы острижены «под ноль». Но глаза блестят не только от голода - от любопытства, жажды открытий и подвигов...
Прочитав ещё в питерской гимназии «Героя нашего времени», в частности, то место, где Лермонтов описывает внешность и повадки Печорина, Лена тоже начала определять характер знакомых людей по походке. Иногда угадывала, чаще - нет. Вот, например, Петя Гамов. Он ходит очень прямо, высоко держа голову, а иногда закладывает руки за спину. Лена решила, что он самоуверенный и заносчивый. Но это было не так. Во-первых, мама Петра постоянно уговаривала его не сутулиться и добилась своего. А во-вторых, он хотел казаться выше ростом.
Борис, как он рассказывал, раньше занимался боксом в любительском кружке на Лиговке, соответствующей была у него и походка - шаркающая, с попеременным выдвижением вперёд то одного плеча, то другого, с опущенным на грудь подбородком. Он был сильным человеком, но и осторожным, обдумывающим каждый свой поступок.
У младшеклассника Андрейки характер, видно, ещё только складывался, во всяком случае, Лена затруднялась его определить, да и не ходил он вовсе, а шмыгал, неожиданно появляясь в самых разных местах; он был счастлив от того, что с ним дружили старшеклассники, и готов за любого из их компании, а особенно за Лену, отдать жизнь.
Беспризорник Олег ходил развинченной походкой, словно у него вместо локтей и коленей были шарниры - явный признак равнодушия ко всему на свете. Кстати, сначала он носил кличку «Подкидыш» (какой стала позже - ниже), потому что его как бы подкинули в поезд, точнее, он сам на одной из станций залез в собачий ящик, располагавшийся под вагоном, почти у самых колёс, и в таком положении путешествовал по стране. На каком-то полустанке он, грязный и оборванный, подошёл к ребятам и попросил «чёнть пожрать». Мальчишки накормили его и тайком взяли в свою теплушку. Он был из Одессы, сирота, отца убили белые, мать - красные, поэтому он ненавидел всякую власть.
Его новые друзья в этом отношении были более благополучные. Лена была из военной семьи, Петя - из учительской, у Бориса отец был инженером-строителем, а у Андрейки - железнодорожный машинист, чем он страшно гордился и много чего знал про паровозы.
Ну и конечно, все четыре мушкетера были сильно и тайно влюблены в Лену, которую называли «Миледи» (эта кличка тоже будет недолгой).
Прошла неделя безмятежного отдыха в Тургояке, и вдруг приключилась страшная история. О ней Лена не стала писать своим родителям, чтобы не расстраивать и не пугать их, но в личном дневнике описала её:
«Среди местных жителей ходят то ли слухи, то ли легенды о повальной эпидемии летаргии. (Из толкового словаря: «Летаргия - это длительный болезненный сон, от нескольких дней до нескольких месяцев и даже лет»). Рассказывают, что похоронили уже несколько человек, заснувших странным длительным сном, а потом раскапывали через какое-то время их могилы и обнаруживали покойников живыми. Страшные слухи и разговоры об этих смертях наши девки-дуры перенесли на свои игры. Однажды они играли в покойниц. Украсили ветками черёмухи двух девочек: Любу Золотинкину и Лёлю Бабушкину. Лица им разрисовали углём и мелом, положили девочек на стол и стали ходить вокруг них хороводом и отпевать, то есть завывать с причитаниями, точно так, как они видели и слышали это в церкви. Плакальщицы завывали очень старательно:
- Ох, ты моя хоро-ошая, на кого же ты нас поки-инула-а!...
- Нет, девочки, Люба не очень похожа на покойницу, а вот Лёля - вылитый труп!
- Ах, так! - возмутилась Люба. - Раз не похожа, тогда и не буду покойницей! - она слезла со стола и испортила всю игру.
Накликали они беду... Через несколько дней после этого Люба и Лёля пошли купаться. Они заплыли далеко на середину реки и там попали в водоворот. Их стало затаскивать в воронку. Любе удалось вырваться из омута, и её отнесло течением к противоположному берегу реки. На сушу ей помог выбраться какой-то рыбак. Люба растянулась на земле и тут же потеряла сознание. Лёлю спасти не удалось.
И вот что удивительно: выжила именно Люба Золотинкина, которая во время той дурацкой игры в похороны отказалась «умирать». А погибла Лёля Бабушкина, которая была «вылитой покойницей».
Лёлю похоронили на местном кладбище под берёзками. Позже умерли ещё двое детей, Таня и Коля Поликарповы, от дизентерии - наелись незрелой рябины в лесу.
В Тургояке для каждой группы была предоставлена дача. На печках, имевшихся в домиках, ребята готовили себе дополнительную пищу. Да, да, убойное питание длилось только два первых дня. В последующие дни и месяцы казённое питание было уже скудным, поэтому дети ходили в соседнюю деревню покупать или обменивать свою одежду на муку или шанежки. Девочки из муки делали пресные лепёшки на воде, пекли их на печке, а из костяники, собранной в лесу, варили нечто вроде киселя. К счастью, осень была тёплой и долгой. Но неизбежно надвигалась зима. Юных питерцев вновь загнали в вагоны и, поскольку дорога на запад была по-прежнему закрыта, погнали дальше, на восток.
В Омске сидел Колчак. Бывший полярный исследователь, бывший защитник Порт-Артура, бывший командующий Черноморским флотом. А ныне - волею судьбы - Верховный правитель Российского государства. История давала шанс адмиралу Колчаку, как несколько раньше и генералу Корнилову, спасти Россию. Увы, не получилось, и заграница ему не помогла! Наш народ, поддержки в коем адмирал не нашёл, сочинил про него ехидную частушку:
Мундир английский,
Погон французский,
Табак японский,
Правитель омский.
Мундир сносился,
Погон свалился,
Табак скурился,
Правитель смылся...
Правитель, к сожалению, не смылся, а был расстрелян большевиками. Впрочем, это случится 7 февраля 1920 года, а пока на нашем календаре январь девятнадцатого. Поезд с детьми прибыл на станцию Омск, об этом доложили Колчаку, и Александр Васильевич, посоветовавшись с членами своего правительства, решил отдать детей на попечение Американского Красного Креста - влиятельной и богатой общественной организации.
Это было сделано вовремя. Колония понемногу начинала разлагаться. Детей кое-как кормили, но этим и ограничивалась забота о них. Воспитанием их уже никто не занимался. Речь шла о том, чтобы спасти их жизни. Когда ребятам удавалось стащить что-нибудь на станциях или на рынке в Омске, никто уже не наказывал воришек, но, к чести ребят, надо сказать, что такое случалось довольно редко.