Пока юные крестоносцы, возглавляемые Стефаном, шли по территории родной страны, население везде принимало их гостеприимно. Дети если и умирали в походе, то почти исключительно от солнечных ударов. Завидев вдали какую-нибудь крепость, дети возбужденно спрашивали друг друга: «Это Иерусалим?» Бедолаги забывали, а многие и просто не знали, что достичь святой земли можно, лишь переплыв море. Но вот они пришли в город-порт Марсель, разместились на кораблях. Кораблей было семь, детей - пять тысяч. И несколько сот священников.
Проводить детей на берег высыпало все население Марселя. После торжественного молебна суда под парусами, расцвеченные флагами, под песнопения и восторженные крики горожан величаво отплыли из гавани, и вот уже они исчезли за горизонтом. Навеки.
Восемнадцать лет о судьбе этих кораблей и отплывших на них детей ничего не было известно. В 1230 году в Европе внезапно объявился монах, некогда отплывший из Марселя вместе с детьми. Из его рассказов, быстро облетевших весь континент, родители узнали о трагической судьбе своих без вести пропавших детей. А случилось следующее.
Из семи кораблей два разбились о рифы и ушли на дно вместе со своими пассажирами. Пять судов кое-как добрались до африканского берега. Правда, прибило их в алжирскую гавань... Но оказалось, что именно сюда они и должны были приплыть. Взрослые руководители похода, образцовые христиане, с самого начала решили продать детей в рабство мусульманам. Часть детей раскупили на алжирском базаре, и они стали рабами и наложницами богатых мусульман. Остальных ребят погрузили на корабли и отвезли на рынки Александрии. Дети работали на полях и умирали от непосильного труда и недоедания.
Несколько сотен маленьких рабов отправили в Багдад. А попасть в Багдад можно было только через Палестину... Да, да, дети ступили-таки на святую землю. Но в оковах или с веревками на шее. Они видели величественные стены Иерусалима. Они прошли через Назарет, их босые ступни обжигали пески Галилеи... В Багдаде юных рабов распродали.
Одновременно с юными французами, движимые той же великой целью, отправились в аналогичный поход и тысячи маленьких немцев под предводительством некоего Николаса, мальчика 10-12 лет. В отличие от французских сверстников они пошли не в Марсель, а в Италию.
Переход через Альпы - без еды и теплой одежды - стал для участников похода настоящим кошмаром. Эти горы ужасали даже взрослых. Пробираться по обледенелым склонам, по вечным снегам, по каменным карнизам - не у всякого на такое достанет сил и храбрости. До этого через Альпы переваливали только купцы с товарами и военные отряды.
Наличие проводников не спасало от гибели неосторожных детей. Среди снегов не было даже ягод и плодов, чтобы утолить голод. Котомки были уже совершенно пусты. Переход через Альпы из-за плохой дисциплины, усталости и ослабленности детей затянулся вдвое дольше обычного. Обмороженные ноги скользили и не слушались, дети срывались в пропасти. За хребтом вставал новый хребет. Спали на камнях. Если находили ветки для костра - грелись. На ночь сбивались в кучи, чтобы согреть друг друга. Поутру поднимались не все. Покойников бросали на мерзлой земле - не было сил даже привалить их камнями или ветками. На высшей точке перевала был монастырь монахов-миссионеров. Там детей чуть обогрели и приветили. Но всех накормить не было возможности.
Они достигли побережья, пришли в Геную, но генуэзцы прогнали детей из города: они не любили немцев. Дети пошли в Рим, чтобы испросить у Папы благословения и помощи на исполнение святого обета. До Вечного города добрались лишь немногие. Папа Иннокентий III принял представителей маленьких крестоносцев, сначала похвалил, а затем пожурил их и велел возвращаться домой, забыв, очевидно, что их дом - в тысяче километров за проклятыми Альпами.
Немногие участники похода решились на возвращение в Германию, большинство из них поселились в Италии. До родины дошли единицы - через многие месяцы, а то и годы. По своему невежеству они даже не умели толком рассказать, где побывали. Детский крестовый поход вылился в своего рода миграцию детей - рассеяние их по другим областям Германии, Бургундии и Италии.
- А что стало с вожаками юных крестоносцев?
- Сведений очень мало. О Стефане было слышно только до прихода его колонны в Марсель. Попал ли он в плен к мусульманам, дезертировал, или погиб в морской пучине - неизвестно. Николас пропал из виду в Генуе...
Детские массовые походы совершались еще трижды: в 1237 году тысячная толпа детей из Эрфурта собралась тайком от родителей и с песнопениями ушла в Армштадт, где происходила канонизация святой Елизаветы, затем, в 1458-м совершилось массовое паломничество детей по маршруту Швабия - Нормандия, церковь Святого Михаила...
- А третий раз когда?
- А третий раз - это ваш исход из Петрограда сюда, на край земли...
«Мама, я хочу кушать!»
... Когда я, автор, впервые приехал в Петербург, тогда ещё Ленинград, меня поразили не Эрмитаж, Исаакий, Фальконе, Растрелли - всё это я многажды видел и на картинах, и в кино-картинах - меня поразил... ленинградский общепит. В столовых и кафе, где я питался, подавали вкусную, дешёвую, а главное, обильную еду. Порции были настолько большими, что я ни разу не съедал их до конца. Я понял, что у города, пережившего блокаду, а с нею и жутчайший голод, своё особое, трепетное отношение к пище; он подсознательно стремился накормить как своих жителей, так и приезжих до отвала и впрок...
Город на Неве голодал не только в Великую Отечественную войну, но и в гражданскую. После подписания большевиками позорного Брестского мира Германия мгновенно заняла восемнадцать губерний России, в том числе всю Украину и Крым. И необходимое Петрограду продовольствие потекло в Германию.
Зимой 1917-1918 года хлебный паёк в столице равнялся четверти фунта. Суп варили из селёдки, а картошку жарили на тюленьем - брр! - жире. Потом и это стало редкостью. К весне голод взял город за горло, и наступил коллапс. Надо было спасать хотя бы детей. Рабочие с семьями двинулись в родные деревни, которые когда-то покинули, приехав на заработки в город. С коренными петербуржцами было сложнее - кто мог, тоже уехал, но большинство осталось. В тысячах питерских квартир ежедневно раздавалось жалобное: «Мама, я хочу кушать!» - и несчастные родители заламывали руки и плакали от бессилия. Друг другу они передавали слухи, что скоро правительство отправит детей за Волгу, в те места, где «много белого хлеба и молока».
Умные люди усмехались: «Это банан!» Тут потребно пояснение. Однажды по голодному и холодному Питеру позёмкой пронеслась новость: на Литейном, в лавке Ильясова будут задёшево, чуть ли не даром продавать... бананы! Этот экзотический продукт, как известно, и вкусная еда, и витамины! Весь город ломанулся туда, и, конечно же, никаких бананов там не нашёл. С тех пор любой нелепый слух, несбыточную мечту или просто глупость питерцы стали именовать «бананом».
Но вот появилось в печати объявление, что Союз городов намерен вывезти питерских детей на лето в теплые и сытые края. Это не было «бананом», и восемнадцатого мая восемнадцатого года эшелон с 450 детьми (девочки в вагонах IV класса, мальчики в теплушках) с педагогами-воспитателями отправился в Миасс под Челябинском. Через неделю в путь отправился второй такой же поезд по такому же маршруту примерно с таким же количеством ребят. Это не были, как говорили в очередях, «дети пролетариата и большевистских лидеров», в основном это были учащиеся самого разного социального происхождения. Некоторые родители под присмотр 14-15-летних гимназистов отдавали братишек и сестрёнок пяти-семи лет; воспитатели тоже брали своих детей, поэтому наряду с ребятами среднего возраста набралось немало малолеток (прошу прощения за невольный каламбур). Один из этих поездов по зарождающейся нелепой традиции был назван именем товарища Ленина. Родители, кто как мог, собрали детей в дорогу, снабдив их деньгами, одеждой и едой, какая была ещё в доме.
Мама Пети Гамова отдала сыну чёрную горбушку - свою часть скудного хлебного пайка, сын устоял - не съел, а через день, уезжая из голодного города в сытую деревню, он потихоньку оставил хлеб на столе под газетой. Однако уже в поезде нашёл у себя в кармане всё туже горбушку. Это было бы смешно, когда бы не было так грустно. Петя подержал её в руке и отдал мальцу, смотревшему на него тоскливыми глазами. Пайка уже зачерствела, малыш отламывал от неё кусочки и сосал как конфету.