Тем летом я тихо разговаривал. Обычно люди, ведущие себя подобным образом, стесняются своих мыслей. А я просто боялся, как бы ненароком не пролить чувство, переполнившее меня. Я боялся случайно проговориться всему окружающему, как сильно девушка с лазерным взглядом проникла в мои мысли. Я опасался, общаясь с друзьями, вместо слов «классный гол!» обмолвиться «Белка, должно быть, лучше всех танцует танго». Той зимой я начал продавать снимки перченому лондонскому журналу Vice. И каждый раз, когда я соединялся по телефону с Лондоном, мне было страшно, что вместо слова booking, я брякну loving, а вместо pay money мембрана на том конце выдаст stay honey. Слова перестали подчиняться мне. Они вертелись в голове, во рту, в ушах, вокруг, повсюду и дразнили меня, издевались надо мной. Согласные больно щипали меня за язык, гласные корчили округленные рожи, и даже твердый знак, редкостная сволочь, вел себя с гонором поп-звезды. А ведь он не имел на это никакого права! Вы когда-нибудь читали книгу, начинающуюся с твердого знака? Впрочем, вербальная паранойя скоро оставила меня. Я дозвонился. Она ответила. И согласилась со мной встретиться.
Так, кажется, было сказано в какой-то главе зачитанного мной «Улисса»: «запах горького миндаля наводил на мысль о несчастной любви». Я наконец вдохнул этот запах тем волнующим июньским вечером, когда все вокруг, включая серые многоэтажки громоздкого мегаполиса, источало чувственный восторг, подавало недвусмысленные сигналы и запевало брачные песни.
Я пил водку в отдельном кабинете нового ресторана, который пропагандировал утонченно восточный подход к наслаждениям, идеально подходящий к этим настроениям в природе. Она опаздывала, как всегда. После нашей последней встречи на кинофестивале «Большие кинОМаневры» минуло три месяца.
Я набрал ее номер: «Белка? Где ты?»
Это не Белка. Это ее подруга Анка.
Привет! Этофотограф Агеев. А где Белка?
Она в туалете, сейчас подойдет. Как дела, папарацци?
Зависит от твоей подруги. Она помнит, что встречается со мной на Смоленке?
Конечно. Она будет там через двадцать минут.
Анка, ответь мне на деликатный вопрос Мне очень хочется сделать что-то для нее Ну, ты понимаешь Скажи, чем ее можно обрадовать и удивить? Что она любит больше всего?
Белое золото и бриллианты, в трубке раздался смех, мелодичный и чувственный, как пение сирены обреченному.
Я выскочил из кабинета, на ходу попросив метрдотеля не отменять заказ. Двадцать минут очень большой срок, когда есть четкая и важная цель, а я бежал как молодой олень, озабоченный выживанием рода. В пяти кварталах от ресторана, в маленькой ювелирной лавке, я выгреб из карманов всю наличность и получил взамен скромную безделушку в форме рыбы из мелких бриллиантов на цепочке белого золота.
Когда она вошла в ресторан, я сидел, как ни в чем не бывало, с рассеянным видом и нарочито галантно приветствовал ее. Всякий раз, когда я наталкивался на эти два световых потока, бьющие из ее глаз, мне казалось, что все мои женщины были в другой, чужой жизни, либо они не были женщинами. Она возникла, источая терпкое сексуальное амбре. Все было безупречно сбалансировано, гламурная принцесса и студентка отдали этому образу свои лучшие черты. Зрелость и свежесть вступили в плодотворный союз.
У меня есть пятнадцать минут, в ее голосе не было сухости, мы заранее условились, что свидание будет кратким и деловым.
Прикончив одним глотком остатки водки, я начал говорить.
«205»я начал с этой цифры. С момента нашего знакомства, с того вечера, когда она отматерила жену генпродюсера музыкального телеканала, прошло 205 дней. Я принялся рассказывать, кем она стала для меня за эти 205 дней, что она стала значить для меня. Я тщательно подбирал выражения, стараясь быть точным и лаконичным.
Я говорил о том, что она изменила молекулярный состав моей жизни. Цвет, вкус, запах, очертания предметоввсе теперь поменялось и подчиняется ей. Дома выглядят как ее прическа, деревья пахнут ее кожей, неоновые потоки на улицах подражают озорству и нежности ее взгляда.
Затем я перешел к небу. Ведь всякий настоящий мужчина стремится к небу. Об этом немало написано в «Улиссе». И только любовь, жертвенное чувство, может заставить мужчину забыть о земном притяжении. Преодолеть собственный эгоизм, эту великую силу тяжести.
Ты победила Ньютона! говорил я и моргал.
Я благодарил ее за подаренное чувство, которое лишило меня тяжелых якорей, приковывавших к бессмысленным привычкам и пошлым удовольствиям.
Но все, чего я хочупопытаться сделать тебя счастливой, повторял я и моргал.
Я говорил о том, как редко встречал на своем пути людей, способных заразить меня этим вирусом. Людей, которых я мог бы принять безоглядно, любить их пороки и недостатки, преклоняться перед их слабостями. А иначе все теряет смысл. В безгрешных героев может влюбиться каждый тупица, да, кроме тупиц, никто и не выдержит нечеловеческую скуку этих отношений.
Я говорил, что хочу взаимности, и только ее любовь к кому-то другому может меня остановить.
Ты влюблена в кого-нибудь? спросил я, не слыша собственного голоса из-за грохота сердца.
Она отрицательно помотала головой.
Я хотел говорить еще, я готов был проговорить с этой женщиной все отпущенное мне на земле время, но в разговоре всегда участвуют двое.
Я не могу тебе дать то, чего ты хочешь, она прервала меня взглядом, которым могут убивать только женщины. Когда мужчина совершает убийство, им владеет слепая ярость либо расчет. Женщина может зарезать со смешанным чувством превосходства, сострадания и любопытства. Именно эта смесь в ее глазах была последним, отчетливо воспринятым мной сигналом: «Ваш корабль потоплен!»
В голове мелькнул дурацкий каламбур: «Что, просто не можешь мне дать?»
Мы больше не увидимся, контрольный в голову.
И сразу накатило осознание произошедшего. Я поверил в огромную зияющую дыру в самом центре своего туловища, там, где еще минуту назад плескалась водка. Эта пустота захватывала меня, выкачивала внутренности, кровь и остатки воздуха. Я задохнулся и перешел на дыхание жабрами. За долгие годы пребывания на полях любовных баталий я освоил альтернативные способы дыхания. За те же годы я убедился, как бессмысленны и жалки выяснения причин отказа. Глупее вопроса: «Почему?» в такой ситуации не может быть ничего. Боль отвергнутой любви может быть очень сильной, может быть смертельной. Но существует еще одна разновидность боли. Боль стыда за тех, кто ослабел и потерял себя настолько, что позволяет цепляться, обламывая ногти и сдирая кожу с пальцев, за подошвы ботинок тех, кто следует в ином направлении.
Нет, объяснения не были моей стихией. Я вытащил из сумки футляр с безделушкой и протянул ей со словами: «Тогда это мой прощальный подарок».
Она нерешительно взяла футляр.
Ты действительно хочешь мне это подарить?
Да уж мне сейчас не до шуток
Тогда сегоднясамое красивое прощание в моей жизни, и, словно бы извиняясь за свое решение, добавилазато ты никогда не узнаешь, какая я сука в жизни
«Уже узнал», подумал я про себя, целуя ее на прощание.
Мне было очень приятно с тобой общаться, прости меняс этими словами она покинула ресторан. А я думал о том, что все приятное общение, не задумываясь, променял бы на один взгляд, тот самый особенный взгляд, которым женщина смотрит на мужчину, чувствуя себя женщиной, а егомужчиной.
Она ушла, а я допил водку и попросил счет. Скрипачки в голубых балахонах, сочувственно поглядывая на меня, сыграли «Moon river», пустой стол, еще хранивший ее отпечатки пальцев, был предан на стерилизацию молоденьким официантам в матросках.
На улице безумствовала гроза. Будто десятки самолетов сталкивались друг с другом в летнем московском небе. Косой дождь хлестал по домам наотмашь. Молнии не затухали, небо постоянно подсвечивалось с разных концов, будто все столичные вечеринки, которые гуляли в этот вечер, одновременно разрешились фейерверками.
Молнииэто небесные фотовспышки.
Я тоже могу метать молнии.
Ягромовержец.
Ягромовержец, который промокает насквозь за одну минуту и десять секунд.
Ясамый несчастный громовержец, у которого не осталось даже сухой сторублевки, чтобы уехать на такси.