Узнает Софико,сказал Игорь.Свою Софико. И говорит ей: Софико, если вы сделаете меня таким счастливым таким ужасно счастливым, что вернетесь я не то что все прощу, я поползу за вами следом и буду целовать следы ваших ног. Вот этих ваших ног, довольно грязных. Я усыновлю ваших детей. Я возьму вашего этого авантюриста, с которым вы тут живете и мучаетесь (авантюрист все это время стоит рядом навытяжку), дворецким к нам во двор, замкомвзвода в наш замок, кем хотите. Он будет дворник, швейцар, он будет даже, если хотите, ваш любовник. Я никуда его не сдам, будем вместе жить, лобио кушать. Но только вернитесь ко мне, и старик рыдает, и по лиловым губам катятся крупные слезы.
Это невозможно никогда, Карл Иваныч,сказала Катька.Это невозможно, простите меня, дорогой. Я помню вас, я даже учу детей музыке, вот, видите?она показывает ему доску с нарисованными клавишами.Я даже иногда играю на ней «Метель» Листа. Но я никогда не буду вашей, потому что вы не князь Тавиани. Князь Тавианиэто тот, кого я люблю, понимаете? И никто, никто другой. Конец.
Катька помолчала.
Очень милый рассказ, мог иметь успех в девяностых годах того века,сказала она.
Или этого.
Или этого, да. Я, правда, не очень понимаю, в чем смысл.
Смысл не обязателен. Тебе бы все смысла. Мораль ей, понимаете. Впрочем, если ты хочешь мораль Она в том, Катька,и он уставился ей прямо в глаза, как тогда, в самом начале их истории, когда изображал красного комиссара,в том, чтобы никогда не слушаться ностальгии. Понимаешь? Это самое мерзкое чувство. Хуже, чем патриотизм. Мы все думаем, что это благороднотосковать по Родине. А нет давно никакой Родины, переродилась до основания. Что мызвери, привязанные к норе? К родной берлоге? Чем меньше в тебе звериного, тем лучше, и не надо возвращаться ни на какую Родину. Каждый князь Тавиани стал человеком ровно в той степени, в какой превратился в Карла Иваныча. Если б ты знала, Катька, до чего я ненавижу всех этих ностальгирующих, мастурбирующих! И эту тягу к прошлому, из которой никогда ничего хорошего не выходит! И эти разговоры «а помнишь», без которых мы, слава Богу, обошлись! Я, кстати, так и не знаю, замужем ты или нет, и не вздумай говорить.
Замужем,сказала Катька.
Ну и я женат,сказал он и успел увидеть, как она поморщиласьто ли от обиды, то ли от того, что почувствовала фальшь.И надо как-то уже научиться внушать себе, что ничего нет, что позади ничего не остается, что каждое место тут только врет, что оно прежнее. Я и на дачу не поехал, страшно подумать, как там все заросло. Мать не занимается ничем, а больше никому не надо.
Заросло, да. Все заросло.
И сюда я напрасно приехал. Одно мучительство напрасное. Князь Тавианитот, кого я люблю, Родинаместо, где я живу. И никто больше ни на что не имеет никакого права, и никакой надо мной власти соответственно.
Его по-прежнему больше всего заботила чья-то власть над ним. Независимый человек.
Никогда больше не приеду,сказал он.
Слушай, я, наверное, ужасная дрянь,с трудом выговорила Катька.Ведь это из-за меня все так и у нас, и вообще
Ладно, ладно. Не надо придавать себе слишком большого значения.
Конечно. Забылась.
Он расплатился, и они вышли на майскую улицу, на которой почти не оставалось обычной майской свежестивнезапная жара выжгла все, как землю вокруг глинобитной хижины князя Тавиани.
Да,вспомнил он.А бывший авантюрист, который отсидел или сбежалдумаю, отсидел, потому что много ему дать не могли, он же не успел жениться и сбежать с приданым,он стоит рядом, смиренный, перевоспитанный ее любовью весь в белом и говорит: поймите, князь, нельзя но если вы хотите, я готов, конечно, дать вам всякое возможное удовлетворение Крестьянинкнязю, да? И тут они хохочут, все трое, дико начинают хохотать, и дети, глядя на них, тоже хихикают, таким смехом, каким ангелы смеются
Нет!воскликнула Катька.Нет! Они испугались и плачут. Вот. Точно. Как плачут ангелы. Эта деталь спасет все остальное.
Хорошо,сказал Игорь.Пусть плачут.
Он поймал такси в аэропорт. Всех вещей у него былолегкая наплечная сумка. Все-таки здорово изменился, подумала Катька, ссутулился весь, одних морщин сколько. Взрослый человек, о Господи, взрослый человек, с никому не нужными рудиментами, оставшимися от человека без возраста.
Ну?сказала она и поцеловала его в подбородок.Навсегда-навсегда?