Может в мае или июне, когда тепло будет. уже более мягко сказала Соня.
Ну я за тебя рада. Если ты сама рада. А ты рада? на всякий случай поинтересовалась Вера. Соня подозрительно покосилась на сестру, не скрывается ли в вопросе подвох, и, не найдя к чему придраться, в конце концов подтвердила, что она очень рада и даже счастлива.
Апрель 1991 г.
Это было странное время. Впереди были перемены, но пока еще не пахло грозой, пока еще жизнь шла в привычном ритме. Как затишье перед бурей. Все замерло в оцепенении, в каком то неестественном застывшем спокойствии. Страна жила, еще не зная о своем скором превращении из нерушимого союза братских республик в страну со странным названием СНГ. А уж до РФ было еще совсем далеко. Великая держава уже шаталась и трещала по швам, но для большинства обывателей это, пока еще было совершенно не заметно. Занимавшееся, то тут, то там, жаркое пламя вражды и беспорядков, касалось только тех кто был непосредственным участником событий, кого эти волнения задели напрямую. Для большинства людей это были лишь репортажи из вечерних новостей, да газетные статьи, не вызывавшие особой тревоги. Люди привыкли за минувшие десятилетия к установившемуся укладу жизни, к установившимся порядкам. Всем казалось, что это навсегда. Что никаких перемен не будет. Что может случиться? Мы же великая страна, никто не допустит, что бы мелкие раздоры в отдаленных уголках страны переросли во что то большее. Людей больше волновало, где взять продукты, одежду, другие необходимые вещи, которых в магазинах становилось все меньше и меньше. Пустые прилавки воспринимались как сиюминутное бедствие, как досадное неудобство, а вовсе не как предвестники чего то серьезного. Еще не грянула буря, не потекли кровавые реки межнациональной вражды. Еще не ринулись тысячи и тысячи беженцев, побросав свои дома и все, что нажито за целую жизнь, лишь бы спасти себя и своих детей. Еще было тихо. Еще несколько месяцев относительного спокойствия впереди. Еще можно просто радоваться долгожданному приходу весны. Весна всегда дает надежду.
Март выдался холодный. Температура не поднималась выше нуля. Все жадно ждали тепла, устав от долгой промозглой московской зимы.
В конце марта родители купили Вовану машину. Алина Николаевна потребовала, что бы водитель Родиона Петровича, Валера, лично провел с сыном курс вождения. После того как Валера уверил ее, что Володя готов к самостоятельному выезду на улицы города, Вован был наконец-то допущен за руль, на правах вполне самостоятельного водителя. Это знаменательное событие произошло пятого апреля, а десятого Вован разбил машину, въехав в мусорный бак во дворе собственного дома. Пострадавших было двое: сама машина и железный бак. Сам Вован отделался шишкой на голове, полученной, исключительно, из-за собственной небрежности, так как не пристегнул ремень безопасности.
Алина Николаевна готовила обед и обнаружила, что в доме нет хлеба. Вован великодушно предложил матери свою помощь. В отличие от героини известного фильма, он считал, что наши люди в булочную на такси ездят, а, если у них есть своя машина, то тогда ездят на ней. Взяв у матери список продуктов, Вован, можно сказать впервые в жизни отправился в магазин. Конечно, в детстве его иногда брали с собой мать или бабушка в какую-нибудь булочную или в гастроном, если, как сегодня, вдруг обнаруживалось, что чего-то нет. Но это было очень давно и эти походы почти стерлись из памяти Вована. Он только помнил, что в булочной вкусно пахло выпечкой. Булки он не любил, но запах ему нравился. Так, что сегодня он отправился в магазин с радостью, можно сказать. Во-первых, он ехал на собственной машине, во-вторых, испытывал почти гордость как неоценимый помощник по хозяйству, шутка-ли сходить матери в магазин за хлебом, осчастливить ее наконец на старости лет, а, в-третьих, ему почему-то очень захотелось снова почувствовать этот давно забытый запах из детства булок и свежего хлеба. Всю дорогу Вован радостно улыбался. Вот ведь какой он молодец, такая мелочь, а мать счастлива и самому так на душе приятно.
Вован ходил по большому, освещенному холодным белым светом залу гастронома приоткрыв рот и широко раскрыв ясные серые глаза. Как зачарованный смотрел он на пустые полки и прилавки. В овощном отделе он взял сетку полугнилого репчатого лука, значившегося в списке данном матерью. И, просто из любопытства, с опаской, заглянул в здоровенный железный контейнер, стоявший посреди отдела. На дне железного ящика, из кучки сухих комков земли, торчало несколько тщедушных, сморщенных морковок. Рядом, в другом, но уже сетчатом контейнере стояли бумажные пакеты с картошкой. Судя по виду морковь и картошка были с одного поля. Мелкие черные сморщенные картошины не имели ничего общего с аппетитной гладкой картошкой, которую мешками привозил Валера откуда-то из деревни, и она потом хранилась на лоджии, не чернея и не сморщиваясь. Вован вспомнил как захлебывалась в школе географичка, рассказывая про разные природные зоны нашей страны, про плодородные земли, дающие богатейшие урожаи, про бескрайние сады полные спелых фруктов. Где же это все? Где все эти урожаи? Неужели советские граждане взяли да и сожрали все сразу? Ведь страна огромная. Как такое вообще может быть? Или это заговор хмурых, и всех как одна упитанных продавщиц этого, отдельно взятого магазина, истребивших все продукты, чтобы покупателям ничего не досталось, и теперь мучающихся несварением. Продолжая пребывать в состоянии транса Вован добрался до хлебного отдела. Никакой выпечкой тут не пахло, но, по крайней мере, хлеб был на месте. На одном деревянном поддоне лежали батоны белого. Вован взял один. Слава богу, хоть хлеб соответствовал привычному представлению о еде. Хлеб был мягким и пах хлебом, как и положено. Вован двинулся дальше. Ассортимент бакалейного отдела состоял из перловки и соли. Заказанного матерью риса не было. Вован побрел дальше. Вывеска висевшая над прилавком сообщала, покупателям, что здесь продается мясо и молоко. Ни молока, ни мяса не было. За стеклом витрины сиротливо жались друг к другу два пакета кефира, явно оставленные здесь по недосмотру. Рядом лежало десятка два аккуратных прямоугольных брусочков обернутых в желтоватую бумагу, на которой крупными красными буквами шла надпись «Маргарин». Что такое маргарин Вован не знал и решил, что вполне проживет без этого знания и дальше. В списке была ряженка, пока Вован решал сойдет ли кефир за ряженку, к прилавку подковыляла бабулька.
Слава богу! Успела! тихонько восхитилась она и прижав к груди пакеты с кефиром, переданные ей недовольной продавщицей, бодро посеменила в сторону кассы.
На всякий случай Вован спросил у продавщицы:
А сыр, колбаса какая-нибудь есть? ни сыра ни колбасы в материном списке не было, это был чисто исследовательский интерес.
Продавщица презрительно хмыкнула:
Конечно, вон у меня под прилавком полно! Тебе какой?
Вован чувствовал, что все это не реально. Это просто какой-то странный гастрономический сон, неизвестно почему приснившийся ему.
Володя Телянин вырос в семье, где всегда все было. Он всегда был малоежкой, и мать радовалась, когда Вовчик хоть что-то просил из еды. Если Вован, вдруг, хотел бутерброд с икрой, в ответ обязательно звучал вопрос, с какой именно икрой он хочет сегодня. Если просил колбасы, Алина Николаевна спрашивала какой колбасы отрезать, предлагая на выбор не меньше трех сортов. Бывали конечно случаи когда, что-то, что попросил Володя заканчивалось. Но Алина Николаевна звонила по телефону и, через какое то время, незаменимый Валера привозил полные сумки дефицитных продуктов. Вован не был уж совсем идиотом, считающим, что все живут именно так как его семья. Он бывал в гостях у друзей. И там его не кормили крабами. Но его угощали вкусными щами с мясом, котлетами, бутербродами. Ему не предлагали перловку или сморщенную картошку.
Пытливый, всегда готовый к познанию чего то нового и любопытного, мозг Вована отказывался воспринять увиденное им сегодня. Он категорически противился принимать и анализировать полученную информацию. Ведь сейчас не война, и мы живем не в какой-нибудь нищей африканской стране. Как живут те у кого папа не работает в Министерстве иностранных дел? Ведь они, что-то едят. Ведь на улицах не лежат голодные, умирающие люди? Вовану казалось, что в его голове с ужасным скрипом ворочаются старые заржавевшие шестеренки, которые с каждым оборотом вращаются все с большим и большим трудом и сейчас их совсем заклинит.