Вера окинула сквер взглядом. Сева сидел на лавочке в нарочито небрежной позе красивого самца. Заметив Веру он встал и направился к ней легкой походкой хищника обходящего свою территорию.
«Господи, какой же он павлин!» Веру начал разбирать истерический смех, который всегда начинался у нее в моменты сильного волнения.
Привет! Сева наклонился, чтобы поцеловать ее. Увернувшись от поцелуя в губы, Вера дала поцеловать себя в щечку, после чего они сели рядом на лавочку.
Я так соскучился! Вер, ты такая красивая! беря ее за руку несколько преувеличенно-восторженно сказал Сева. Он ужасно любил эффекты. Поглаживая ее ладошку он с энтузиазмом начал рассказывать что-то про знакомых ребят, про то как они тут на днях отлично погуляли на чьем-то очередном дне рождения и т.д..
Сева! прервала нескончаемый поток информации Вера. Я.. Я встретила другого человека. Прости. Я не хотела делать тебе больно. она не отрываясь смотрела на пятнышко на асфальте у своих ног, цепляясь за него взглядом как за спасительную соломинку. Сева молчал и в конце концов Вера, собравшись с силами, все же оторвалась от созерцания асфальта и посмотрела на него. Он сидел очень прямо. Лицо было похоже на застывшую маску, только желваки ходили на щеках, живя собственной жизнью на неподвижном безжизненном лице. В глубине зеленых глаз притаилось, что то темное, первобытное. Из груди, высоко вздымавшейся при каждом вздохе, на выдохе воздух выходил с хрипом и свистом, как будто у него внезапно началось тяжелое воспаление легких.
Вера сидела в нерешительности не зная, что еще сказать и что делать.
Кто он? Я его знаю? глухим, полным сдерживаемой ярости голосом, наконец спросил Сева.
Что за дурацкий вопрос? Вера рассердилась. Какая разница, кто он. Важно только то, что они больше не вместе.
Нет, не знаешь. сухо ответила она.
И что, ты теперь с ним? все так же глухо с просил Сева.
Вера пожала плечами.
Я не знаю. Я просто не с тобой.
Его глаза полыхнули страшным огнем. Он непроизвольно сжал кулаки, костяшки пальцев побелели. С какой радостью он сейчас вцепился бы в глотку этому уроду, который забрал у него его Веру! Он вцепился бы в нее зубами и не отпускал бы пока эта тварь не захлебнется собственной кровью. Он уже забыл всех светленьких, темненьких, рыженьких и крашеных во все цвета радуги. Он бы даже удивился сейчас, скажи ему кто-нибудь о них. Сколько их было и сколько еще будет. Сейчас существовала только Вера, и она не принадлежала больше ему. Она принадлежала теперь тому другому. И тот другой теперь целует ее, прикасается к ней, говорит ей нежные слова. Да как он смеет, как он смеет прикасаться своими лапами к ней, к его девочке? Она его. Она только его и принадлежит ему, а не тому другому, недостойному ее. Сева посмотрел на Веру, взгляд у него был пугающий. Он представил как возьмет сейчас ее маленькую голову своими большими сильными руками и будет сжимать ее до тех пор пока этот ее недоносок не исчезнет из ее головы, пока даже память о нем не исчезнет Сева судорожно всхлипнул и закрыл лицо руками.
Господи, Вера, как ты могла? почти простонал он, раскачиваясь из стороны в сторону.
Прости. прошептала она, понимая, что это глупо, но не зная, что еще тут можно сказать.
Прости! заорал он и от неожиданности Вера даже подскочила. Не смей мне говорить прости! Ты обещала, ты слово дала! Ты должна! Слышишь?
На них начали оборачиваться. До этого момента ей было его жалко и она чувствовала свою вину, но его слова, обвинения, которые он проорал ей в лицо, разозлили ее.
Что я обещала, Сева? Какое я слово дала? она сердито смотрела на него, не испытывая больше ни жалости ни угрызений совести. Что буду всегда с тобой и мы будем жить долго и счастливо, и умрем в один день, нарожав перед этим десяток детей? Ничего я не обещала и никакого слова не давала. И я ничего не должна!
Она встала, что бы уйти, Сева хотел удержать ее, но она вырвала руку. Приступ гнева и ярости прошел, и Сева сидел, опустив плечи, несчастный и потерянный. Сейчас он был похож на большого ребенка, не знающего, что ему делать дальше. Он печально посмотрел на Веру.
А маме я что скажу? неожиданно спросил он.
Вера подавила новый приступ истерического смеха.
Скажешь, что сегодня ее счастливый день, я ушла из ее жизни навсегда.
Вера, не оглядываясь, пошла в сторону метро. На душе у нее сделалось легко-легко. И голова была легкой никаких мыслей. Ни о прошлом, ни о будущем, ни о настоящем.
Она глубоко вдохнула холодный осенний воздух. Как хорошо! Как хорошо жить! Как хорошо ощутить себя свободной, как будто она сбросила какую-то тяжелую ношу, тянувшую ее к земле. Сбросила и теперь парит, легкая как осенний листок и такая же беззаботная.
Решив ничего пока не говорить Соне про кардинальное изменение своих жизненных планов, Вера весь вечер старательно избегала старшую сестру. На счастье, та и сама не стремилась к общению, приехала злая и ходила по квартире громыхая какими-то вещами, перекладывая их с места на место. А потом молча ушла спать в свою комнату. Наверное, что-то опять у нее там не заладилось с ее возлюбленным. «Брось его Сонька! Брось! хотелось крикнуть Вере. Найди себе нормального мужика, выйди за муж, нарожай детей. Не губи свою жизнь. Он мизинца твоего не стоит.» Но сказать сестре такое Вера не могла. Да и какое право она имеет советовать, она со своей -то жизнью разобраться не может.
Ночью позвонил пьяный Сева, начал что-то говорить о любви, еле ворочая языком. Вера повесила трубку. Телефон снова зазвонил. После третьего звонка Вера отключила телефон и уснула крепким сном младенца.
01.10.1990г
Все кончается. Подходил к концу последний вечер. Держась за руки они медленно шли по набережной Москвы реки. Дул пронизывающий октябрьский ветер, пробиравший до костей, заставлявший прохожих прятать носы в воротники, а озябшие руки в карманы курток и пальто. Вера с Сергеем как будто не замечали холода, они шли не спеша, стараясь как можно дольше оттянуть неизбежный момент прощания.
Он приехал, как и обещал, рано утром. Пол дня они провели в постели и готовы были провести там и вторую половину, и еще много-много дней, но Соня должна была вернуться с работы и пришлось покинуть их маленький теплый мирок и отправиться гулять по хмурой промозглой Москве. Они пообедали в ресторане Сергей продал свой мотоцикл и шиковал, решив устроить для них праздничный, запоминающийся вечер. Он предлагал ей сходить куда-нибудь, в любое место куда она захочет, один звонок Родиону Петровичу, и для них любая дверь открылась бы как по волшебству, но Вера отказалась. Ей хотелось побыть вдвоем, что бы рядом не толкались чужие, незнакомые люди. Они прогулялись по Красной площади и потом, не спеша, дошли до набережной. Момент, о котором они старались не думать, становился все реальнее, все сильнее сжимала сердце глухая непроглядная тоска. Сейчас они дойдут до метро. Доедут до Вериного дома. Попрощаются. И все. Конец.
Оба думали о завтрашнем дне, оба боялись его и не решались высказать свои мысли вслух. Как будто опасаясь, что волшебство последних дней развеется, и что реальность захлестнет их и поглотит, наполнив их сердца темнотой и печалью.
Во сколько ты завтра улетаешь? все же не выдержала Вера.
Самолет в 630 утра. сказал Сергей, сердце болезненно сжалось «Так рано!», как будто если бы он сказал, что самолет в 10 или 12, что то изменилось.
Сергей остановился и, взяв Веру за плечи, развернул ее лицом к себе. Она отворачивала голову, стараясь отвести взгляд, потому что боялась разреветься.
Вера, Верочка! Сергей безуспешно пытался заглянуть ей в глаза. Легонько взяв ее за подбородок он заставил Веру посмотреть на себя. Я знаю, что не должен этого говорить. Но я прошу тебя, не выходи замуж. Пожалуйста, Вера! Дождись меня. Ну хотя бы отложи свадьбу. Я вернусь и тогда ты решишь. Просто подожди, пожалуйста!
Она почувствовала такое облегчение.
Хорошо. Я подожду тебя. сказала Вера, тупая ноющая боль, сковывавшая сердце отпустила. Она чувствовала себя возвращающейся к жизни, ощущала как тревога и неизвестность, разъедающие душу все последние дни, отступают, покидают тело, и на смену им приходит просто грусть.