Туда нельзя, барин осерчает, мажордом преградил ему дорогу.
Барин, не надо! раздался сверху крик Марфушки полный такого смертельного ужаса, что Фёдор больше не думал.
Он решительно оттолкнул в сторону Кузьмича, прыжками взлетел на второй этаж и распахнул дверь в спальню графа.
Марфушка лежала на спине поперёк кровати, а барин держал её одной рукой за горло, другой задирал подол у платья. Марфушка отчаянно кричала, пытаясь двумя руками поправить платье.
У Фёдора от волнения даже слова застряли в горле. Он кое-как сумел выговорить:
Барин, ты что делаешь? Ты же обещал!
Граф, не меняя позы, повернул голову, уставился на Фёдора мутными глазами и рявкнул:
Кто позволил войти!? Пошёл вон!
Фёдор сделал ещё один шаг к барину и повторил:
Ты же обещал!
Пошёл вон, я сказал! Указывать он мне будет! Немедля прикажу выпороть! А завтра продам! Обоих! Совсем обнаглели! Быдло!
Граф весь покраснел от напряжения и злости. Он выкрикивал эти слова, не глядя на Фёдора, обеими руками разрывая платье на своей жертве. Она опять закричала как раненая птица.
У Федора потемнело в глазах. Он схватил с тумбочки тяжёлый бронзовый подсвечник и с размаху опустил его на затылок барина. Тот хрюкнул и затих, его тело грузно сползло на пол. Марфушка, освободившись, села на кровать, начала поправлять платье и замерла, зажав рот руками и глядя на Фёдора широко открытыми от ужаса глазами.
Фёдор пришёл в себя. Он удивлённо глядел, как возле головы графа на полу растекается тёмно-красная лужа.
Наступившую на мгновенье тишину разрезал женский крик. У входа в спальню стояли две перепуганные горничные. Из-за их спин вытягивал шею Кузьмич.
* * *
На следующий день Фёдора и Марфушку арестовали и увезли в город в полицейский участок для следствия. Через месяц Марфушку выпустили, а Фёдора осудили и отправили на каторгу.
На открывшееся наследство погибшего графа Головкина предъявили права сразу несколько дальних родственников, о которых никто ранее и не слышал. В результате всё имение было раздербанено по кускам.
Поселившийся в центральной усадьбе двоюродный племянник покойного графа был убеждённым сторонником жёсткой дисциплины в отношениях с крестьянами. Для начала он приказал выпороть всех крестьян без исключения (в том числе баб и девок) за то, что не уберегли графа. Специально привезённый им палач работал кнутом от рассвета до заката. Над деревней стоял постоянный вой.
Когда через месяц в Головкино появилась похудевшая Марфушка, жители деревни обвинили её во всех страданиях и несчастьях, доставшихся крестьянам. Чего только ей ни наговорили злые бабьи языки. Марфушка проплакала всю ночь, а под утро пошла на пруд и утопилась. Следующей ночью по непонятным причинам сгорел дом, в котором выросли они с Фёдором. Место, где был дом, со временем заросло бурьяном. Строиться на этом месте никто не решился.
Про Фёдора больше никто ничего не слышал. Скорее всего, сгинул на каторге. А может сбежал и жил где-то под чужим именем? Кто знает? По крайней мере, за спрятанными монетами никто так и не пришёл.
* * *
2013 год
Бывшую барскую усадьбу возле деревни Головкино предложил «отработать» Серёга Светлый.
Современная деревня Головкино, объяснял он Седому по телефону, «переехала» со старого места на полтора километра. Сейчас она находится на берегу озера. А там, где когда-то была усадьба и деревня возле неё, сейчас поле, которое каждый год перепахивают. Многие считают, что старая и новая деревни были на одном и том же месте, и барская усадьба была где-то под современными домами. Но это не так. Я с лупой сидел над картой Шуберта*. (Карты Шуберта середина 19 века). Сравнил её со спутниковой, учёл все ручьи и овраги, короче вычислил. В прошлом году мы с Серёгой там были. Усадьбу нашли, но поработать дождь помешал. Только вымазались как черти.
В этом году поле было засеяно озимой пшеницей. Её уже везде убрали. Только вот перепахали или нет не знаю. Но, на худой конец, по стерне тоже можно ходить. В крайнем случае, переедем к Михайловке, это дальше километра четыре. Там тоже интересно было бы походить.
Как скажешь, начальник. Седой, отработавший около двадцати лет в колонии особого режима, никак не мог отделаться от зековских выражений. Поедем втроём?
Тут ещё Игорь просится. Я тебе про него рассказывал. Нормальный парень, вроде. Возьмём?
Седой засмеялся:
Я знаю, что с ненормальными ты долго не общаешься. Конечно, возьмём.
Про Игоря Светлый рассказывал, что у того особенная манера поиска монет. Он нацелен не на «потеряшки», как большинство, а на поиск кладов. Он убеждён, что места, где когда-то стояли дома, усадьбы, корчмы и церкви, уже основательно вычищены конкурентами. Поэтому отрабатывает прилегающую местность, вычисляет, где были бани, сараи, конюшни. Передвигается быстро, размахивая прибором с огромной катушкой. И что интересно находит. Уже несколько кладов поднял. Правда, по его словам, ценных пока не было. Или медь Николая Второго, или советское серебро. На таких кладах не разбогатеешь.
После короткого знакомства, пока ехали в машине, Игорь решил поделиться наболевшим:
Представляете, последний клад три с половиной килограмма серебра пришлось отдать по цене лома.
Почему? Общий вопрос озвучил Серый, расположившийся на заднем сиденье вместе с Игорем.
А кому оно нужно советское серебро? Представляете целый чугунный котелок с монетами и ни одного рубля или полтинника! Только монеты по десять, пятнадцать и двадцать копеек. И ни одной тридцать первого года!
Не повезло, философски заметил Светлый. Все знали, что такие монеты были большой редкостью. Их стартовая цена на аукционах начиналась с двух тысяч долларов.
Ну, почему, задумался Серый, можно было эти монеты поштучно потихоньку продавать. Больше бы заработал.
Ага! На всю жизнь хватило бы, чем заниматься, съехидничал Игорь, сиди и жди целый месяц, чтобы очередная монетка продалась по цене булки хлеба. Нет уж! Отдал сразу оптом, хоть прибыли и немного, зато сразу. Сбагрил и забыл.
Ты что, в скупку сдал, что ли? Седой удивлённо повернул голову назад.
Эй! Ты лучше на дорогу смотри, испугался Игорь, а то сейчас все приедем! Нет, конечно, что я совсем больной, что ли? Там бы подождали, пока я всё выложу им в окошко, и вызвали милицию. Пришлось бы объяснять, где взял и так далее. Не сразу, но нашёл нужного человека. Тот взял всё оптом.
И со многими ты разговаривал, пока искал нужного человека? Поинтересовался Светлый. В отличие от водителя Седого, он разговаривал, не поворачивая головы назад, а глядя строго на дорогу. Я к тому, что про клады лучше вообще никому не говорить. Вообще, в этом я согласен с Мюллером. Это он, кажется, сказал: «Что знают двое, знает и свинья». Какие бы не были надёжные друзья, но где гарантия, что кто-то не скажет жене, брату, матери? А те ещё кому-то. Через несколько дней дойдёт до соответствующих органов. Или я не прав? Как считаешь, Седой?
Прав, конечно. Седой согласно кивнул головой. Как работают органы, я хорошо знаю. А у нас в Беларуси они ещё и хорошо работают. Здесь серьёзной преступности нет, вот они от скуки и разрабатывают всяких кладоискателей, вроде нас с вами.
А от жены вообще невозможно скрыть, задумчиво заметил Серый, если, конечно, ценный клад. Как ты ей объяснишь, где взял деньги на машину или квартиру? Я имею в виду, если речь идёт о нормальной семье, когда вместе живут всю жизнь, а не о временном сожительстве, где деньги у каждого отдельно.
Отсюда вывод, продолжил свою мысль Светлый, если, к примеру, сейчас кто-то из нас находит клад, то его нужно, во-первых: разделить на всех поровну: во-вторых: каждый должен объяснить своей жене, то, что он принёс, он нашёл сам, и другие это не видели. Так хоть какая-то надежда будет, что жена не проболтается, раз уж от неё скрыть невозможно.
Про мою жену вообще отдельный разговор, Седой опять повернул голову, но тут же исправился, она у меня от природы ясновидящая. А к тому же за сорок лет совместной жизни до того подстроилась ко мне, что мои мысли уже через стенку чувствует. Что-то скрыть абсолютно невозможно. А насчёт того, что делить нужно на всех, ты тоже прав. Если один нашёл и забрал себе, остальные могут легко проболтаться жёнам или ещё кому-то. Терять то нечего. А так все заинтересованы материально. Опять же если клад имеет большую ценность. А если там куча монет, которые ничего не стоят, то можно и не делиться.