Она пробовала начинать новую жизнь с другими мужчинами. Но всякий раз, когда Сергей освобождался и возвращался из мест лишения свободы, она бросала все и бежала к своему Сереженьке своему единственному любимому. Она ничего не могла поделать с собой. Затем молодые жили до очередной посадки Сергея. Счастье было недолгим.
А потом все повторялось вновь и вновь. Какое-то неимоверное и непостижимое добровольное самопожертвование молодой женщины. Ее еще домочадцы в шутку называли «декабристкой Бестужевой». Но ей было не до шуток. Она была в плену, как бы закованной навечно наручниками своей неумирающей любви.
За два дня до похорон с работы Сергея приходил его бывший начальник. Он принес недополученную Сергеем заработную плату и деньги на похороны, которые собрали дружные работяги-товарищи, члены Серегиной бригады.
Спасибо вам, папа Анатолий и мама Наталья, за то, что вы воспитали такого хорошего сына Сергея. Мы все любим и уважаем его. Мне трудно говорить о нем в прошедшем времени. Мы доверяли ему самые сложные работы. А я доверял ему ключи от всех помещений и складов. Сергей с честью оправдывал наше доверие.
Мы скорбим по этой тяжелой утрате. Нам его будет очень сильно не хватать. Даже уличная собака, которую пригрел и подкармливал Серега на работе, каждый день ждет его. Иногда воя и скуля, она смотрит на дорогу, ожидая, что вот-вот Сергей вернется, говорил без особых ораторских изысков не очень молодой руководитель строительного подразделения. На глазах его были слезы, а голос порой невольно срывался, окрашиваясь хрипотцой, когда ком скорби подбирался к его горлу.
Похоронили Сергея 4 октября 2018 года на Радищевском кладбище Иркутска рядом с бабушкой Антониной (мамой Наташи) и дядей Станиславом (Наташиным родным братом).
Со стороны за процессом погребения присматривала стая бродячих собак. Голодные животные ждали, когда люди по своим обычаям поставят на новую могилку блюдечко со стаканчиком водки и положат колбаску с блинчиками, вроде как на закусь. Водка-то им, собакам, без надобности, а вот съестное очень даже нужно. Из хмурого неба валил мокрый снег, он укутывал землю своим влажным покрывалом. Дул холодный пронизывающий тело осенний ветер. Он своим морозным дыханием забирался под одежду, заставляя людей ежиться.
Только Сереге не было холодно, он уже не мог ощущать ни холода, ни природного тепла. Его душа, наверное, сейчас могла ощущать только тепло сердец людей, пришедших проводить его в последний путь.
Наконец, самые шустрые, а, может быть, самые голодные собаки бросились к вожделенной пище, оставленной нами на вновь возникшем Серегином погосте. Но молодой злобный кобель, сидевший неподалеку, по-видимому вожак стаи или, может быть, смотрящий за этим участком кладбищенской территории, отогнал всю собачью мелюзгу прочь.
Вступать с ним в смертельный бой никто из стаи собратьев не стал. Поэтому мы по отдельности подзывали к себе рядовых членов лохматого и хвостатого сообщества и давали им еду. При этом их главнюка мы отогнали в сторону. Мы же люди, нам хотелось чтобы каждая собачонка что-нибудь съела.
Пусть друзья человека тоже помянут нашего парня Сережу, безвременно и скоропостижно ушедшего в вечность, оставив нас страдать на этой Земле.
«Тик-так, тик-так, тик-так», жизнь продолжается. Живым надо жить дальше, помня ушедших в мир иной своих родных, близких и друзей. Потом, может быть, и о нас кто-то вспомнит.
Разные случаи бывали на улицах нашего города и не только печальные. Наверное, больше было смешных и радостных. Радуга эмоций и чувств была необыкновенной, а иногда даже незабываемой, сказочной. Мне же сейчас хочется продолжить рассказ про улицу. Про то, какой ее видел я с самого моего детства, каким она меня принимала.
Иркутские улицы понятие сложное и многогранное. О них можно слагать стихи и сочинять песни. А я привлек к своей работе мастеров изобразительного искусства одних из лучших живописцев старого Иркутска.
И помогут мне раскрыть тему нашего города иллюстрации картин замечательных иркутских художников Оксаны и Алексея Яшкиных. На протяжении всей книги они будут украшать ее содержание и знакомить читателей с картинами, отражающими разные моменты из жизни нашего любимого города.
Они дополняют литературное содержание и раскрывают тему книги глубже, используя художественные образы, написанные маслом на холсте. Кисть и мастихин это их оружие. А эти картины, как и сам текст книги, об истории родной сибирской земли, об Иркутске.
Пусть эта книга поможет широкому продвижению их искусства и прибавит новых почитателей таланта иркутских самородков замечательных и самобытных художников.
Прозрение злобного фуфлыжника
Вечерело. Солнце, по обыкновению, закатывалось за горизонт, цепляясь последними лучами за верхушки сосен. Подул холодный, знобящий ветерок. Где-то вдали заухала сова.
Это же надо, бля, твари, нет никакого покоя простому человеку. И тут какая-то долбаная птица на тебя ухает. Пошли бы вы все нах! злобно про себя шипел Петрович.
Он шел чуть сгорбившись. Жизнь переломала его, перекрутила, перемолола и выбросила на обочину дороги. Куда он идет, он и сам не знал. Выбрал направление на закат солнца и плелся себе потихоньку. С каждым днем он все больше отдалялся от родного города Иркутска и священного озера Байкал. Мимо иногда проезжали редкие машины, поднимая за собой клубы густой рыжей пыли. Из их приоткрытых окон доносились мелодии русского шансона.
Едут, е, козлы, хоть бы один гадюка, долбоеб остановился. Предложил бы уставшему человеку водички попить, перекусить маленько. Нет, прут себе, ублюдки, мимо. Баламошки гребаные, мордофили проклятые, ворчал Петрович. Пеньтюхи со своими загусками, ерпыли и захухри, почему-то на старорусском начал ругаться измотанный вконец пожилой и отвратительный своей необузданной злобностью фуфлыга.
Вдруг слева в лесополосе он видит мерседес. На лужайке, окаймленной березками, происходит действо. Автомобиль плавно раскачивается, а из приоткрытого окна доносятся сладкие женские стоны:
Милый, милый, еще, еще, ну, давай же, счастье мое. Я на седьмом небе от тебя. Ты мне даровал возможность познать высшее чувство любви. Ну, давай, еще давай, я без ума от счастья
Щас я вам устрою и седьмое небо, и высшее чувство, злорадно бубня себе под нос, Петрович поддел топориком крышку бензобака.
Крышка со скрежетом открылась.
Влюбленные, охваченные ураганом плотских чувств, ничего не замечают. Петрович достает из котомки свои старые носки и, скручивая их как фитиль, просовывает один конец в освобожденную от крышки горловину бензобака. Звуки любовной симфонии, исходящие из салона машины, его все сильнее раздражают. Подождав немного, когда ткань носка пропитается бензиновым испарением, он, сверкая воспаленными бешенством глазами, подносит пламя зажигалки к фитилю. И, устремившись через дорогу, падает в кювет.
Наступает вершина любовного акта, вместе с небесным оргазмом и изнемогающими криками удовлетворения, несущимися ввысь, звучит хлопок взрыва. От автомобиля начинают разлетаться в разные стороны брызги огня.
Ну, волочайка бессоромная, получай. И ты, недоносок, выродок, дуботолк, тоже, улыбается черт веревочный.
Петрович ликует. Чтобы до конца насладиться зрелищем, он без оглядки бежит обратно через дорогу к загоревшейся машине.
Вдруг резкий пронзительный сигнал разрывает вечерние сумерки, визг тормозов И свет погас в глазах и сознании Петровича
Мчащаяся по дороге огромная фура, как муху, превращает тело Петровича в окровавленное мокрое место
Вот он уже на небесах.
Впереди него стоит голубоглазая девушка, она прибыла сюда на несколько секунд раньше Петровича. Халатик на ней расстегнут, и еще он сильно обгорел. Ее молодое тело еще охвачено любовной страстью.
Прибывшие сюда души людей еще не успели трансформироваться в энергетическое облако и представляли собой образы тех личностей, в кого они воплощались в прошедшей жизни, и их последнее состояние перед смертью.
Все стояли в очередь за белыми тапочками у входа в небесную приемную.