Вот дружина Златана зарядила кричалку Оппоненты что-то несвязное. Отчётливо слышалась лишь краткая обрывистая нецензурщина. Иногда с акцентом, иногда без Традиционно с обоих сторон полетело несколько бутылок Двадцать метров и обе толпы вибрируют, переливаясь волнами чуть подпрыгивающих жадных до насилия людей. Десять метров и первые смельчаки вырываются вперёд, чтобы влететь пружинистыми ногами во вражеский строй и, наконец, начать бой. Десять метров и руки одних остаются чисты, а в других появляются, выпрыгнувшие из-за пазухи или рукавов, обрезки труб и арматуры.
Дружина Златана на первых порах пытается теснить противника, но строй быстро проминается, а упавших нещадно добивают.
Эти суки «на говне»! вырывался у Лидса утробный вой.
Твари! сплюнув, рыкнул Барбер и, уже с капой во рту, неразборчиво крикнул. Погнали!
«Анархо» врезалась во вражеский фланг увесистым и крепким кулаком, самой выпирающей костяшкой которого стал переполненный гневом Лидс. Он успел впечатать в толпу одного, повалить второго и попытаться двумя ударами ноги вбить поросшую жёстким чёрным волосом голову в асфальт. А потом мир в первый раз подёрнулся сбивчивой рябью. Поплыл глухим отголоском встречи плоти с металлом. Боковое зрение успело уловить бегущую слева толпу под предводительством Будды. Потом сознание погасло. Буквально на миг. Но этого хватило, чтобы оказаться меж пляшущих ног. Снизу виднелось, как крепкие руки выстреливали вперёд и складывались в замки в попытке уберечь головы от хладнокровного железа.
Никто не побежал. Люди падали Из размашистых рассечений резво убегала кровь. Снова пытались вставать, снова падали. И Лидс тоже. Упрямо поднимал свинцовое тело, но опадал под ударами. Потом плоть полегчала, стала казаться воздушно-ватной, но земля вновь и вновь тянула, словно не желая отпускать слишком надолго. На четвёртый подъём сил уже не хватило. Мир захлопнул свои створки, когда асфальтовая твердь в третий раз гулко постучала в набитый розовой бездумной кашей котелок. Мир захлопывал створки, и в тягучем чёрном безвременье нёсся один единственный вопрос. Неожиданно лёгкий, и даже пытающийся натянуть на разбитые губы, надменную улыбку: «Это всё?»
Глава 7. Особенности национальной несвободы
Тупо и упрямо давило виски. Суставы тихонько ныли, а мышцы поскуливали и подвывали. Так было всегда, когда разгулявшемуся адреналину не удавалось правильно выйти, раствориться плавно и мерно. Когда пик, вместо плавного спада, сразу сходит на нет. Например, в потной утрамбованности автозака. Барбер хвалил небеса, что эта консервная банка всё-таки вскрылась и лёгкие втянули влажную свежесть улицы. Впрочем, доступность такой роскоши оказалась недолгой.
Голые стены камеры, местами исчерченные пометованиями прошлых «пассажиров», также не давали разогнать по телу ещё не остывшую кровь. Снисходительно позволяли лишь привалиться к себе и протяжно ждать Три выкрашенные «под подъезд» плоскости с местами вылупившейся из под краски былой белизной, да решёткаслабые магниты для даже для пытливого взгляда. Беседы тоже как-то не вязались. Их робкое сплетение то и дело прерывал злой удар каменной резины о гулкие прутья.
Не базарить! злой мачехой рявкал полицейский и грозил дубинкой.
Молодой парень, из «буддистов», пытался что-то возражать. Кажется, даже предлагал проверить поместится ли предмет угроз в полицейскую задницу. Через полчаса после того, как его выволокли за загривок и утащили в лабиринт коридоров, шутливого парня вернули уже молчаливым и зашуганным, едва заметно вздрагивающим от каждой гулкости. Барберу же хватало мудрости помалкивать. Он давным-давно усвоилв ментовских застенках ты уже не личность, с правами и конституцией подмышкой, а просто кусок мяса, с которым могут сделать всё, что заблагорассудится. Может даже случится так, что кусок этот просто исчезнет, будто и не было вовсе.
В соседней камере кто-то вопил, что ему необходим ингалятор. Сначала раздражённая «дубинка» грозила и ему, но потом, то ли сжалилась, то ли испугалась. Всё же, нелепо задохнувшийся в обезьяннике гражданин звёздочек на погоны точно не прибавит, а может и откусит своим безуспешно хватающим воздух ртом.
Замок недовольно лязгнул, «соседа» увели, впрочем, быстро вернув на место, почти в полном полупьяном удовлетворении. Кажется, по дороге ему даже дали забежать в туалет.
Ну, как думаешь, подталкивал под локоть боец из «Forward fly crew», влетевший в голодную утробу автозака одним из первых, долго ещё «мариновать» будут? Вроде бы как, три часа уже прошло. Должны, по всем понятиям, уже отпустить.
Да, хрен их знает шепнул Барбер, поглядывая, не околачивается ли рядом «гавкающая дубинка». Это же по закону. Кто их у нас соблюдает.
А вдруг, заяву кто катанул?
Да, ну Когда такое было
Барбер блеклой унылостью откинулся на замусоленность стены. Он и вправду считал, что хулигану написать заявление на хулиганане просто моветон, а самое, что ни есть, полнейшее западло. Однако, время неспешно, но неисправимо тянулось, неся в своих тёмных водах лишь неопределённость. Злобная и насмешливая «серость» бродила туда-сюда мимо переплетённых прутьев решётки, иногда поглядывая внутрь камеры и выплёвывая грубость замечаний.
Наконец, в немощной гулкости нежданного коридора мелькнула яркость. Синяя куртка Бэкхема тащилась на понурых плечах своего хозяина. Низкорослый, но коренастый мент нетерпеливо пролязгал замком и легко, но, в то же время, презрительно грубо толкнул фаната через порог. Бэкхем, без вызова, а скорее с сожалением о никчёмной судьбе, проводил его взглядом и устало сполз по стене.
Ну, чего? оживился Барбер, а остальные, без одного десять фанатов, навострили уже давно успевшие сбросить румянец уши.
Да, ничего, отфыркнулся Бэкхем. То же, что и всегда, только по десять кругов. Затрахали. «Почему подрались? Как всё было? Кто такой? Кто такие? Не пизди!»
Барбер понимающе кивал. Его допрос был много кратче, но суть имел ту же. Задёрганный полицейский протараторил давно знакомые вопросы за десять минут, объяснительная с невинным бредом исписалась за пять. На Бэкхема отчего-то времени отвели не в пример больше.
А чего не выпускают? бросил из дальнего угла кто-то из «буддистов».
Хрен его брезгливо подёрнул щекой Бэкхем. Сказали: «До выяснения личности могут и на двое суток задержать».
Да, ну! гулко зароптал фанатский люд.
Когда такое было?!
Без заявы нет предъявы!
А ну, пасти захлопнули! злобно прилетело с обратной стороны решётки. Вот! небрежно махнул рукой дежурный лейтенантик на заполненность камеры.
По утреннему хмурый капитан прошёлся по фанатам цепким взглядом, опустил в бумаги, снова прошёлся, снова опустил.
Значит, так не без усилий поднял он затянутые хмарью раннего утра глаза. Вот этого и этого, кивнул он на Барбера и такого же бритоголового и бородатого фаната из группировки Златана, по прозвищу Репей, на пальцы. Остальныхгони на хер!
Понял, кивнул дежурный. Лысые! гаркнул он в камеру. Сюда подошли, руки вытянули!
Стальные кольца сухо щёлкнули на запястьях, оставив двоих прикованными к неподкупным прутьям.
Там ещё три «курятника», пойдём, глянешь увлёк лейтенант капитана дальше по коридору, уже не обращая никакого внимания на четыре ладони, вывешенные в коридор грязным бельём.
На тебе что-нибудь есть? негромко поинтересовался Барбер у такого же прикованного хулигана.
Да, нет, особо. Так, административка вполне буднично отозвался тот. А на тебе?
Тоже чисто.
Ну, значит всё нормально.
Ага досадливо усмехнулся Барбер и чуть дёрнул коротенькую цепь в стороны. Уже нормально
Когда усталый УАЗик жалобно скрипнул тормозами во дворе ничем не примечательной многоэтажки, «ночной лейтенантик», стиснув тугую чёрную папку, юрко вынырнул из машины и бодро зашагал куда-то к торцу дома. Водитель же вальяжно развалился в кресле, сладко и неспешно закурил. Уже немолодой чуть тучноватый мужчина, с глубоко въевшимися в уголки глаз смешливыми морщинками, казался дружелюбным, несмотря на отталкивающую серость полицейской униформы.