Еду, еду, гнедка подгоняю и подъезжаю к самому растреклятому месту на всей дороге. Представьте себе: подряд три ложбины, и такие, чёрт бы их побрал, что как в колодец в них спускаешься. Глухомань и темень! И решил я, дурачина, для храбрости духа выпивончик себе позволить А кстати, давайте и себе позволим, а?
Леснов молча и нетерпеливо пододвинул свою пиалу. Казалось, заминка в рассказе его раздражила. Плетнёв перевёл дух, смачно чмокнул губами и продолжил:
И как раз перед этими балочками нечто вроде чайной притулилось у дороги. Привязываю я своего рысистого, охапку сена ему под ноги ив тепло. И как оно получилось, чёрт его знает, только выпиваю я порцию, выпиваю и другую, а потом и третью. В шинке этомнародищу, и всё такие, знаете, на морду взглянешь и за ружьишко невольно покрепче цепляешься.
Водчонка здорово подействовала с морозцу-то. Я и ещё опрокидываю стопку. В голове уже шурум-бурум и уходить не хочется. Тут ещё какой-то мужичишка ко мне подсаживается,
Угости,кричит,паря, век Богу буду за тебя молиться!
Наливаю я ему и сам с ним чокаюсь. А потом как кто за язык меня тянет, уж такой я дурак, когда выпью: «Ты,говорю,мужик, угостился и иди отсюда. Думаешь, деньги у меня выманишь? Нет, старче, мои денежки при мне останутся...» И так, знаете, самодовольно себя по карманчику, где деньжата лежат, похлопываю. Мужичонка вдруг хлюпать носом начал, а с меня хмель на минуточку слетел, и замечаю я, как за соседним столиком две образины бородатые шепчутся и на меня плотоядно поглядывают.
А-а-а, думаю, чему быть, того не миновать! И ещё водочки заказываю.
Долго бы я ещё сидел так, прохлаждаясь, как вдруг глядь, а тех мужичков-то уж и след простыл.
Плохо дело! Начинаю понимать, что дал маху, да уж поздненько. Спохватываюсь я скорей да на улицу выскакиваю. Луна на небе сияет, и свет такой, знаете, зловещий, что у меня сердчишкотук! тук! Бросаюсь я в сани, да и трогаюсь, сначала не спеша, шагом, а потом кэ-э-эк хватану по гнедку бедному, он аж чуть из оглоблей у меня не выскочил... Что-то в горле пересохло опять, а?
Плетнёв, как бы испытывая заметное нетерпение слушателя, медленно налил, взял свою кровавого цвета пиалу, медленно, втягивая ноздрями аромат, поднес её к сочным губам, втянул в рот терпкую жидкость и начал со вкусом обсасывать прозрачный кружок лимона. Из большой комнаты донёсся дружный, какой-то семейный взрыв смеха«Голубой огонёк», видимо, получился удачный.
А дальше? Дальше?!не утерпел Леснов.
У него заметно дрожали руки, дыхание было неровным, выражение лица странно напряжённое, словно он чего-то ждал.
Ну, значит, вжариваю я по гнедому иаллюр три креста!только снег столбом. В мозгах одна мыслишка: неужели ждут, падлюги! Первая балка всё ближе и ближе. Въезжаю я в неё, у двустволочки курки взвожу (патроны с картечью) иходу. Самая жуть, что прямо вдоль дороги кусты громоздятся, целый полк в таких зарослях спрятать можно. Каюсь, грешным делом пару раз чуть не звезданул дуплетом, но в последний момент удерживалсяложная тревога.
Выскакиваю из ложбины на лунный свет, останавливаюсь, снимаю шапку и пот с лица утираю. Пар от меня валит. Ну, думаю, разок пронесло, должен Бог помочь и дальше. А самого уже озноб бьёт...
Плетнёв, увлёкшись рассказом, не замечал взгляда слушателя, не замечал усиливающейся в его глазах странной тревоги.
Трогаю дальше, а сам чувствую, хмеля, кажется, уж и помину нет. Еду я, еду и вторую балку так же благополучно проскакиваю. А сердчишко всё равно ноет, и перед третьей опять останавливаюсь я, чтобы, значит, дать и себе, и гнедку передышку, а сам пальцы с курков не снимаю, хотя и мерзнут они страшенно.
Стою, в балку, как в пропасть, всматриваюсь, потом перекрестился, хотя и неверующий. Итрогаю. Только начинаю погружаться, глядьа луна вовсю светитна самом дне фигура стоит и морду в мою сторону воротит. Я сдуру уже пытаюсь жеребчика удержать, чтоб, значит, назад заворотитькуда там! И сам чёрт на такой прыти не остановит. Ну, плююсь, двум смертям не бывать! Ожигаю кнутом гнедка, ружьё вперёд выставляю и лечу. Слышу: «Стой! Сто-о-ой!..»
Ах ты, думаю, гадина, ещё стоять тебе! Да только сравниваемся, я гнедка в сторону передёргиваю да как рубану из обоих стволов того сразу отбросило, только вскрик и повис в воздухе. И ведь так вскрикнул, словно удивился отпоруголыми руками собирался, сволочь, взять Что это с вами, Павел Афанасьевич?
Леснов и сам чувствовал, как напряглось и побагровело его лицо, видел свои онемевшие пальцы, стиснувшие жёсткую кость набалдашника. Что? Что сделать этому человеку? Ударить его бутылкой по головеда так, чтобы череп вдребезги?..
Словно вспышкой высветила память тот январский стылый вечер. Он вспомнил, как плёлся из последних сил, как понял, что обморозил лицо, а бесчувственные ноги уже так устали разгребать свежевыпавший вязкий снег, что совсем не оставалось надежды добраться до жилья. И вот, когда уже готов был лечь на снег и успокоиться, вдруг услышал скрип полозьев, топот копыт, кинулся навстречу ивсполох огня, взрыв боли в ногах...
Его подобрали тогда, полуживого, замерзающего, истекающего кровью, и спасли чудом. И вот в эти прошедшие с тех пор двадцать лет Леснов не раз представлял себе в мечтах, как встретит когда-нибудь этого негодяя, этого паршивого труса, который ему, фронтовику, гвардейскому офицеру, искалечил жизнь в одну секундусмял его семейное счастье, выбил из его судьбы любимое дело, швырнул в липкий плен каждодневной физической боли. Как Павел Афанасьевич в бессонные ночи, скрипя зубами и тихо, боясь разбудить дочурку, единственный свет в окошке, стоная, мечтал вот об этой встрече с человеком, у которого, он всегда это знал, губы будут обязательно мясистые, пунцовые и влажные от сытости, а взгляд будет говорить о том, что жизнь он прожил хорошо...
Да нет, ничего,почти прошептал Павел Афанасьевич, и ещё тише, как бы про себя, выдохнул: Убийцей быть не хочу
Что, что? встрепенулся поражённый Юрий Николаевич, чуть ли не притрагиваясь к руке Леснова своими потными пальцами.Ах, да! Меня это, конечно же, ужасно мучает всю жизнь... Убивать, вы правы,страшно! Но я надеюсь и Бога до сих пор молю, что не насмерть свалил того ханурика, а только ранил. Калечить же таких надо, разве не так?.. Что ж вы не налили?
Хозяин взял отставленную гостем тёмную пузатую бутылку и опрокинул её над жадно раскрытым белым ртом пиалы, стараясь не плеснуть на клеёнку. Он удивлённо вскинул посоловевшие глаза, когда Леснов вдруг резко встал и, мучительно хромая, пошёл из кухни.
Нам пора,резко и непререкаемо бросил он в полумрак комнаты и начал наматывать на шею колючий шарф.
Оксанка выскочила, удивлённая, ткнулась ему в шею.
Папка! Ну, папка! Что случилось? Чего ты?..
Пошли, пошли, доча, нам пора, уже поздно...
Что-то было в голосе отца такое, что дочь, сразу поскучнев, беспрекословно начала переобуваться. Выскочила хозяйка, принялась охать-ахать, строить догадки («Мой чего-нибудь лишнего ляпнул?..»), Виктор снова начал ухаживать за невестой, держа наготове её шубку, уже без шуточек, обиженным тоном предлагая себя в провожатые. Сам Плетнёв маячил в дверях кухни, хватаясь руками за косяки, и, никак не находя устойчивого положения, медленно то поднимал, то опускал ресницы...
Павел Афанасьевич и Оксана стояли на стоянке маршрутного такси и молчали. Свежевыпавший рыхлый, вязкий снег, по которому вновь сейчас растревожил ногу Леснов, будил тяжёлые воспоминания. Отец смотрел украдкой на притихшую дочь, в этот вечер впервые остро и сладостно почувствовавшую себя невестой, и мучительно, до головной боли, думал: «Сказать или нет? Сказать или нет?..»
/1973, 1978/
НЕУСТАВНЫЕ ОТНОШЕНИЯРассказ
1
Случилось это внезапно.
До этого, уж разумеется, наслушался я в казарме бессчётное количество историй о том, как прыткие удалые солдатики прыгают в супружеские постели своих командиров. Весёлые истории, нофантастические.
К примеру, в нашей 5-й роте командиром был капитан Хоменкосам человек страшный (и характером, и рожей), деспот, и супружницу имел соответствующую: уже старую, страхолюдную, солдафонского типану прямо капрал в юбке! У замполита роты лейтенанта Демьянова жена была помоложе и помиловиднее, но уж очень необъятных размеров, бочка бочкой, и работала у него на глазах, под приглядом, заведовала полковой почтой, так что если кому из сапёров или сержантов и строила глазки, то, скорей всего, чисто платонически. Зампотех лейтенант Кошкин и старшина роты прапорщик Селезнёв были ещё сами холостыми, а взводами в строительных войсках командуют и вовсе, как известно, сержанты.