Понятно, Николай Павлович, поддакнул Александр пьяному «куму». Разве варвар станет относиться к осужденному с такой теплотой, как вы относитесь ко мне?
Правильно, Сано, кивнул отяжелевшей головой Карачун. Я ценю хороших людей независимо от их положения. Скажи, а почему тебя зовут Сано, а не Саша или Шура?
У меня сестра есть, старшая. Родители дали ей имя Александра. И меня почему-то окрестили Александром. Видать, чтобы не путаться при общении, её стали звать Саней, а меняСаной.
Хорошо, когда у человека есть семья, с тягостной завистью проговорил Карачун. А у меня вот никого не осталось. Один я, как случайное дерево в степи, или как одиночный пень посреди поляны.
В глазах «кума» блеснула влага, его рука потянулась к кружке со спиртом. Он поднял её и без промедления, одним махом, выплеснул спирт в рот. В груди откуда-то издалека подкатилась к сердцу горячая волна, обжигая его со всех сторон, потом толкнулась в голову, обдавая нестерпимым жаром мозг. Перед глазами мелькнули страшные картины прошлого
Кацапов внимательно наблюдал за хозяином зоны, и он открывался перед ним в каком-то новом свете, не казался ему уже жестоким и беспощадным, каким его привыкли видеть в лагере.
Шумливо разговаривала река, солнце, разбрасывая на воду последние остывающие лучи, лениво скатывалось за вершины деревьев, вымазывая противоположный берег вечерней серостью.
Карачун долго смотрел на горизонт неподвижным взглядом, не замечая, казалось, ни меняющихся вечерних красок, ни сидящего рядом Кацапова. Мысли его были в этот миг где-то очень далеко. Потом, не переводя своего взгляда на собеседника, заговорил:
Белые в гражданскую войну порубили моих родителей, а кулачьё в тридцатом году расстреляло жену и двоих малолетних детей. Сам не знаю, как я пережил несколько лет после трагедии. Потом, когда стало совсем невмоготу возвращаться в пустой дом, напросился я в глухомань начальником лагеря. Не мог я видеть счастливых лиц родителей, ведущих за руки беззаботных и радостных детишек. Перед глазами тотчас возникали лица жены и моих детей. Это стало невыносимым наваждением. Озлился я за эти годы на всю антисоветскую сволочь до такой степени, что захотелось реально отомстить этим гадам. Причинить им такую же боль, какую я носил в своём сердце все годы после гибели семьи.
И как, удалось? спросил Александр.
Ты не поверишь, Сано, но накопившаяся ярость быстро угасла, едва я соприкоснулся с врагами народа вплотную. Они предстали передо мной в каком-то другом обличье, что ли. Не такими я ожидал увидеть их в лагере. Смотрю им в глаза и не вижу в них ненависти по отношению к себе, как представителю советской власти. Какие-то ущербные и покорные людишки передо мной. Безобидные овцы, одним словом. Тогда я принялся изучать личные дела каждого, захотелось вдруг понять, какие же контрреволюционеры и террористы попали на зону? И что ты думаешь? Карачун оторвал свой взгляд от противоположного берега, вопросительно посмотрел на Кацапова.
Не обнаружилось таковых?
В десятку попал, Сано. Ни бывших белогвардейцев, ни кровожадных кулаков не оказалось среди тысячи осужденных.
Кто ж тогда тут срок мотает? с недоумением спросил Александр.
Так, вшивая интеллигенциятроцкисты, социалисты, демократы и разный инакомыслящий сброд. Я их со времён революции презираю. Гнилой народец, надо сказать, вонючий. Ни на что стоящее не способен, кроме, как лозунги выкрикивать посреди площади и критиковать большевиков.
А те остальные, которые отбывают здесь наказание за контрреволюционные намерения? Вы думаете, они способны на большее, чем эти интеллигентишки?
Чёрт их знает! Чужая душапотёмки, поди, разберись, какой душок в каждом скопился! Припаял им суд по десяткезначит, напакостили они советской власти, невинного человека не отправят на казённые харчи в тьму-таракань. Враги они и есть враги. Только каждый враг противится народной власти по-разному. Один открыто действует, другой пакостит втихаря. Но оба мешают строить светлое будущее, а это значит, не должно быть прощения ни тому, ни другому, и сочувствие к ним надо рассматривать, как собственное преступление.
Может, вы и правы, в раздумье произнёс Александр. Вам виднее. Только вот странно как-то получается.
Что странно? Карачун развернулся к Кацапову всем лицом, уперся в него колючим взглядом, недобро прищурился. Много недобитых врагов вдруг оказалось?
Да. Били их, били в гражданскую войну. Выходит, и половины не перебили?
Ничего странного в этом нет. Беляки со штыками и шашками в бой ходили, видны были, как на ладони. А эти, что сейчас находятся под моим присмотромотсиживались по тёмным углам, как затаившиеся тараканы. Чтобы выковырнуть их из потайных щелейпотребовалось время. Вот и весь сказ.
И всё же не верится, что все осужденные по пятьдесят восьмой статьевредители и враги народа. Слишком уж много врагов набирается. Есть ведь среди них простые работяги, которые сболтнули лишнее по глупости, без злого умысла. Крестьянин, к примеру, который не сдержался и ругнул придирчивого председателя колхоза. Что же в этом враждебного? Неужели такой человек опасен для власти? Простые работяги по жизни всегда костерят своих нерадивых хозяев. Думаю, они, как я, например, попали в руки ретивого следователя и теперь будут ишачить за миску баланды все десять лет, если, конечно, не помрут к тому времени.
Вот что, Сано, поморщился Карачун. Не ройся в куче дерьма в поисках копеечной монеты. Она не сделает тебя богатым. Если не хочешь нажить для себя неприятностейбрось думать о чужих судьбах. Из песка верёвки не совьёшь. От твоих сомнений ничего на зоне не изменится, а я к врагам народа жалостливее не стану. Передо мной поставлена простая задачавытравить из башки этого сброда любую крамольную мысль, а не заниматься распутыванием и оценкой их злодеяний. И тебе не советую совать нос туда, куда не следует, если хочешь покинуть лагерь по звонку. Понял?
Как не понять, Николай Павлович? Мне и пяти лет лишку за тот мордобой, который я учинил.
Вот и оставь язык за порогом. Он, как говорится, не только поит и кормит, но и в тюрьму сажает. Это я к тому, что за подобные антисоветские рассуждения положено сообщать куда следует, после чего твоя безобидная статья переквалифицируется на политическую. А я, как представитель власти, до вынесения нового приговора вынужден буду отправить тебя назад в шахту, как неблагонадёжного. Ты ведь не хочешь возвращаться в забой, верно? мутные глаза «кума» изучающе остановились на лице Кацапова.
Мне здесь больше нравится, Николай Павлович, ответил Александр, усмехнувшись. Бить рыбу острогой как-то сподручнее, чем махать кайлом в забое. Да и ружьё носить на плече мне совсем не в тягость.
То-то и оно. Свобода и жизнь для зека всегда была дороже чужих интересов. Своя рубаха ближе к телу, как говорится.
Вытерев носовым платком в очередной раз вспотевшее лицо, Карачун ненадолго умолк, задумавшись о чём-то своём, потом неожиданно проговорил:
Рассказал бы ты, Сано, лучше о своём прошлом. Уж больно любопытно мне стало, чем ты жил до того, пока не угодил на зону.
Чего тут рассказывать? удивился Александр. Вы моё дело читали, там всё прописано.
Ничего там не прописаносухая биография, набор слов и цифр на одном листке.
Ну, хорошо, расскажу. Только, с какого места вас интересует моя жизнь? спросил Александр, продолжая пребывать в недоумении от необычной заинтересованности «кума». Ему было невдомёк, с чего вдруг начальник лагеря проявил любопытство к прошлой жизни рядового зека, которых в колонии насчитывается больше тысячи. Пьяная блажь или же намеренное выявление неблаговидных фактов, которые впоследствии можно будет использовать для шантажа?
Как ты тискал титьку материмне неинтересно, осклабился Карачун. А вот чем занимался, когда стал зрелым мужикомхотелось бы услышать.
Александр немного помедлил, прокручивая в голове события минувших лет, и спокойно, чуть раздумчиво, будто взвешивая каждый поступок, изложил в подробностях свою жизнь вплоть до дня вынесения приговора суда. Рассказывал долго, прерываясь иногда на несколько минут. И голос его после каждой паузы менялся. Иногда он был весёлым и звонким, чуть насмешливым, потом словно угасал, становясь тихим и даже прискорбным. Кадык на горле в это время словно оживал, поднимался рывками вверх, помогая сглатывать подступивший ком.