И гавань стремительно обнимает запахами, шумом и оранжевым суриком подкрашенного металла. Увеличиваются высокие борта клепаных пароходов. Гигантский портовый кран уперся одной рукой в солнце, и растопыренные ноги бессильно заскользили по масляным рельсам. Кто-то стукнулся о мое плечо. Где-то плеско и тяжело ухнула в воду и дробью щедрой и радостной рассыпалась якорная цепь. И море, не над трубами и домами, а прямо у ног моих отступило, голубое и мягкое. Живое.
Я снова возвращаюсь к морю. В такт вагонам покачивается горизонт. И тень моя в светлом окне скользит по нескончаемому откосу. И маленькой кричащей птичкой улетает в поля тишина. И упрямый, упругий как ветви цветущего дерева ветер ласкает мне руки. Треплет, теребит, манит. И снова и снова, открывая ладони навстречу ему, приветствую: Здравствуй! Мы встретимся завтра. Над синевой тесно бегущих волн. Ты разгладишь наш парус! Пусть скрипучие сходни принайтованы прочно. И приятно приветствие заскорузлых ладоней. И весомо привычное: в море пять баллов и верно, что ветер крепчает под вечер. Здравствуй! Я уж вижу, как вахтенный вытянул губы и кричит капитану счастливое: «Все на борту!». Здравствуй, море
Становится темно. Холодно. «Я герой моря-а герро-ой», шепчут замерзшие губы. Тело его дрожит. И, обнимая замерзшими пальцами холодные камни, он чувствует, как дрожит берег. И снова он слышит грохот прибоя и шум ветра. Ветер задирает на спине полы расстегнутой куртки. Ветер норовит оторвать от щеки теплый меховой воротник. Ветер доносит до него голос матери, которая ходит по берегу и зовет его. Ветер. Ветер. Ветер мешает разобрать слова, которыми он бросается, как камнями:
Не подходи ко мне близко. Только море мне надо. Море. Не забирай мою визу и гордость Я хочу быть всегда с морем! Как Петр Вольнов Орел Как хххолодно-а
Она обнимает его, растирает его ладони и часто и горячо на них дышит. И поправляет на курточке ордена и медали. Но сын пытается вырваться из ее рук: «Я с морем! Я сильный!» Кричит. Но она или не верит, и все продолжает укрывать от ветра. Или не слышит. По щекам ее текут слезы. Ему она кажется самой красивой. И он поддается ее попытке поднять его. Поднимаются и идут, обнимая и поддерживая друг друга: «Глупенький, никто у тебя ничего не заберет Будет тебе твое море»
И корабли с парусами?.. И гордость? Никто не заберет мою гордость?
Никто не заберет твою гордость. Она вздыхает и добавляет устало и выстрадано. Ты у меня, слава Богу, глупенький
И он успокаивается окончательно этим сладким последним словом. Защитившим его.
Выжить!
Человек в бушлате лежал вмерзшим в февральский лед, распластав руки и ноги, будто упал с необозримой высоты и влип
«Влип я», подумал Леха, не открывая глаз, а только предчувствуя
просыпание. Его так учили Когда оставили голого в каракумских песках: не делай движений, не открывай глаз, не шевели губами, пока не ощутил, что скорпион или тарантул не сидят на твоем лице, а змея не свила гнезда на теплом и кровеносном мужском корневище, упругом перед рассветом Его учили выживать на снегу и в тропиках, в джунглях и городах, но все это на территории потенциального врага и скрытно. Он выжил. Он был лучшим специалистом-инструктором по выживанию: в Анголе, Гватемале, в Афгане
Сейчас он находился в собственной стране, на самом виду и в мерзлой уличной луже. Но сознание работало четко: Родина учила его выполнять приказы. Был приказ ползать змеей ползал, прыгать с парашютом падал, лечиться в госпитале подставлял свои ягодицы и сдавал кровь стаканами Он приказы получал за свою жизнь самые разные: «Взвод! Сухую траву и камни перед казармой выкрасить зеленой краской!» от старшины в Каменец-Подольске, до «Пленных не брать! Раненых живыми не оставлять» от советника в Нигерии. А закончилось, когда майор-врачиха в госпитале сказала почти ласково: «Вам, капитан Ягодка, новый приказ: все забыть. Армию, я имею в виду Чем быстрее, тем лучше. Ты еще молодой, сможешь. Собирай грибы или бутылки А бутылки зачем? Процесс поиска и собирания похож на вашу главную военную специализацию поиск минных сюрпризов. Понимаете, больные рефлексы надо успокаивать Собирай и сдавай. Это лучшая в твоем случае терапия и реабилитация. Надо жить дальше, сынок Без войны».
Трое мужиков на автобусной остановке приплясывали от холода и ругали городское начальство за нерегулярность движения транспорта. Лужа с вмерзшим в нее мужиком была в поле их зрения: « Глянь, в бушлатике-то, влип, кажись», сказал один «Не шевелится», добавил другой. «А может, не живой?» «Сейчас солнышко припечет ледок подтает, и все станет ясно: живой поднимется, а не поднимется то не испортится». « Если трезвый был, то хана! А если груженый как ледокол выплывет, пузырь ставлю». «Красного?». «Обижаешь. Если выживет «бескозырочка»! Сорок градусов!» «По рукам?!» «А на работу?». «Не каждый день такой экстрим стриптизируется». «Так надо тогда погреться, чего ждать впустую?» «Грамотно. Тебе и бежать».
«Бушлат оказался живым и при деньгах!!! А с водкой и пивом, как говорится, «нос как слива, я красивый!». Выпили, посмеялись, что легко отогрели, сбегали добавили
Мне, рассказывал Леха, придя в себя и улыбаясь, вчера гробовые выплатили, за то, что в интернационале выжил Мужики рядом слушали и понимали искренне. Мне военком не верил?! Не воевали, говорит, мы никогда в тех странах, какие у тебя, у меня то есть, в наградных указаны. Мне не рубли на ящик водки мне майора этого слова обидны Вот и нагрузился я по самые уши Первый раз, поверьте, сил не хватило А воевал, так не считал тех сил всегда хва-та-а-ло! Леша доверчиво улыбнулся, расправляя грудь, как в песне, слышали, ягодка малина в гости звала пропел
А в лужу кто тебя зазвал, герой?
Смеетесь?!. Не поверишь Луна в лужу упала, на моих глазах, бах!.. Я за ней, бац!.. Сам засмеялся и за ним остальные.
А может, к нам на завод работать пойдешь?
Он посерьезнел:
Нет. Мне работать нельзя. У меня приказ: выжить! Собирать бутылки и выжить
Кто-то повертел у виска пальцем, но Леха, к счастью, этого не заметил. Он вдруг задумался: «А чего это я был в госпитале?.. Ягода-малина, я тебя любила Прицепилась песня». Леха повернулся к старшему по застолью:
А на бутылках прожить можно?
На бутылках? В России? Да бутылка в России это самая устойчивая валюта. Банк, прямо сказать! Тару принимают в любом магазине. Но лучше у Зинки на рынке. У нее, как в кино про капиталистов! Все честно и четко, оптом и в розницу. Постоянным клиентам скидка, жаждущим стакан Обслуживание круглосуточно: сама или хромой «мент-защита»Где собирать? Скверы, парк, набережная В кафешки не заходи там свои, еще и в милицию заметут Чужие территории не суйся, побьют как собаку Сколько можно собрать? Штук двадцать без проблем. Утром и вечером, после рабочего дня. Можно и пятьдесят, но это ходить надо, а пьющему ходить гроб! Думать и изобретать не напрягайся, не надо. Бутылка располагает или к компании, тогда не до философии, или к философии, но тогда не до практики сбора пустой тары
Леха опять начал пьянеть, и крутились-повторялись в голове знакомые фразы: «в интернационале выжил силы не рассчитал ягодка-малина на бутылках прожить можно мне слова обидны Россия».
«Старший по застолью» бутылочную перспективу оценил правильно, и к концу года город обрел достопримечательность: «лихой умник прикалывает пляж и речку ловит бутылки петлей на удочку, циркач!». Клиентов, любопытных к чужому таланту, оказалось достаточно. Любители распить на природе шли «на удочку», выпить и развлечься. Промысел грозил перерасти в представление, да обломился. Какая-то пьяная компания, как молва сказывала «в пиджаках малиновых», подкатила к Ягодке, отдыхавшему в тени после трудов праведных и любимой сливяночки и, растолкав, стала бросать бутылки в воду показывай! Леха сел, протирая глаза и приглядываясь, выискивая заводилу. Определил. Встал. Подошел ближе, спросил: «Тебе, что ли?» «Мне». «Показывать?» «Показывай-показывай, герой бутылочный», просмаковал Эдик, улыбаясь бомжу и своей компании. «Тогда извиняйся и проваливай» «Ты на кого встал, мышь дрессированная?!» «Я капитан Ягодка», с этими словами неказистый бомж взял Эдика за мизинец (это потом вызывало особый резонанс у обывателей) и тот, странно присев двухметровым молодым телом, покорно пошел с ним к парапету набережной. В метре от края, «малиновый» будто споткнулся, нелепо взмахнув взлетающими в воздух ногами, и перелетел, как потом говорили, на водную гладь, обильно фонтанируя