ИМБИРЕК: Например, мужчину, который будет тебя оберегать и защищать.
БОНДЖИ: От кого? От других мужчин?
ИМБИРЕК: Знаешь, у тебя о-очень нездоровое отношение.
РАССЕЛЛ: Она больна.
ИМБИРЕК: Причем серьезно.
РАССЕЛЛ: Совершенно запущенный случай.
ИМБИРЕК: У нее зависть к пенису. Ей нужно сходить к психоаналитику. Я бы рекомендовала своего доктора Абу Газавеса, поистине выдающегося человека. Ты, наверное, о нем слышала: он знаменитый специалист по женскому полу и ведущий представитель учения о том, что родовые схваткиэто приятно. Я познакомилась с ним в Институте брака и семьи, где прохожу курс творческого домоводства. Я буквально преклоняюсь перед этим мужчинойя стою перед ним на коленях.
БОНДЖИ: Когда я становлюсь на колени, мне за это платят.
ИМБИРЕК: Очень важно найти подходящего психоаналитика. Когда я впервые решила пойти на психоанализ, я колебалась между фрейдизмом и юнгианством.
БОНДЖИ: С какой стати? Какая разница, к кому идтик знахарю или к заклинателю змей?
ИМБИРЕК: Но потом я познакомилась с доктором Газавесом и поняла, что он словно создан для меня: у нас общая система ценностеймы оба верим в творчество. У него очень творческая теория о творчестве, которая так прекрасно выражает мое собственное творческое мышлениетворческую пассивность. Это такой возвышающий опыт, если только освоить метод: тут все дело в пустотедуша должна легко повиснуть в вакууме. Глядя сквозь пустоту, обретаешь чистое, незамутненное видение других. Прозреваешь насквозь их внутреннюю сущность. Взять, к примеру, вон того парня (Показывает на тротуар.) это мечтательный, впечатлительный юноша, что заметно по его отрешенному взгляду.
БОНДЖИ: Наверно, дрочит через карман.
Подходит БЕЛЫЙ ЧЕЛ.
БЕЛЫЙ ЧЕЛ: Эй, это снова я. Я вернулся.
БОНДЖИ: Ага, вечная мужественность.
ЧЕЛ: К вопросу о нашей культуре: мою соседку сегодня изнасиловал и задушил курьер.
ИМБИРЕК: Ах, бедняжка! Вероятно, у него была негодная мать.
РАССЕЛЛ: Видимо, все время конкурировала. Видите, какой мир создают женщины?
ЧЕЛ (БОНДЖИ): А ты что, так все время и слоняешься по улице?
БОНДЖИ: Не-а, изредка заглядываю в подворотню.
ЧЕЛ: Так вот чем ты подрабатываешь. Кайфово. Порой тоже охота стать телкой и сесть на золотую жилуя бы тогда зашибал деньгу по всему городу. Но на что они все-таки откладывают? На старость? А ты сметливаязарабатываешь своим талантом.
БОНДЖИ: Откуда ты знаешь, какой у меня талант?
ЧЕЛ: А какой талант у любой девушки?
БОНДЖИ: Терпение и выдержка. Иначе бы ни один из вас, бабуинов, не остался в живых.
РАССЕЛЛ: Вы, женщины, слишком серьезно к себе относитесь. Шуток не понимаете.
БОНДЖИ: Да нет, я врубаюсь в шутки. Просто жду не дождусь, когда выйду на сцену и расскажу свои анекдоты.
РАССЕЛЛ: Кстати, правильно ли я понял из твоего разговора с этим парнем, что работы у тебя нет?
БОНДЖИ: Правильно. Один раз я нанималась на работу, но там мало платили. Я этому мужику сказала, что не собираюсь работать за такую мизерную зарплату, а он ответил, что остальных девушек зарплата не интересует, потому что у них там очень весело и работает прорва умных, красивых, перспективных холостяков. Я спросила, заплатят ли мне больше, если я пообещаю, что не выйду ни за одного из них замуж, но он сказал, что у меня сомнительная система ценностей.
ИМБИРЕК: Это было бестактно с его стороны.
БОНДЖИ: Но я бы не осталась, даже если бы платили штуку в неделю,я любовница, а не труженица.
ЧЕЛ: Я тоже любовникпотому и тружусь.
ИМБИРЕК: Это нелогичнонельзя же купить любовь.
ЧЕЛ: Любовьэто просто зуд в паху.
БОНДЖИ: Тогда зачем вам девушка? Мните свое хозяйство сами.
ЧЕЛ: Я парень сентиментальныйлюблю компанию.
РАССЕЛЛ (БОНДЖИ): Но ваша работа довольно ненадежна?
БОНДЖИ: Да, бывают взлеты и падения.
РАССЕЛЛ: Я хочу сказать, она ведь довольно нестабильна?
БОНДЖИ: А что такое жизнь? Тест на выносливость?
РАССЕЛЛ: Неужели вы никогда не волнуетесь?
БОНДЖИ: По пустякамникогда. Например, о том, кто накормит меня в следующий раз.
ИМБИРЕК: Знаешь, мне кажется, у тебя восхитительная профессияискусная куртизанка, мастерски владеющая всеми приемами соблазнения. Расскажи, как соблазнить мужчину?
БОНДЖИ: Существовать в его присутствии.
ИМБИРЕК: Да брось! Это не так уж просто.
БОНДЖИ: Ну, если очень спешишь, можно походить с расстегнутой ширинкой.
ИМБИРЕК: Да брось ты свои шуточки! Для тебя большая честь быть верховной жрицей в храме любви, выполнять освященную веками женскую миссиюублажать мужчин. В каждой из нас есть что-то от шлюхи.
БОНДЖИ: Во мненет.
ИМБИРЕК: Но большинство женщин этого не проявляют. Они не умеют быть женщинами: в их жилах течет ледяная вода.
БОНДЖИ: А я всегда думала, что моча.
ИМБИРЕК: Женщинам надо развивать свои распутные способности. Они утратили женские чары, которыми когда-то располагали к себе мужчин.
РАССЕЛЛ: Слишком увлеклись конкуренцией.
ИМБИРЕК: Мужчины так очарованы мною потому, что чуют во мне страсть дикой, неприрученной хищницы, вот только эта страсть обузданная, изящная. Хоть я и неприрученная, но вовсе не дешевка. Яскрытая хищница.
РАССЕЛЛ: Да, лучшая сторона хищной натурыскрытность, а вовсе не безжалостная борьба за лидерство и жестокая конкуренция.
ИМБИРЕК (цитируя): «Когда женщина стремится к равенству, она отрекается от своего превосходства». Верно, Расселл?
РАССЕЛЛ: Несомненно. (БОНДЖИ.) Для тебя это слишком глубоко?
БОНДЖИ: И чего вы хотите? Паранджу на женщин нацепить?
ЧЕЛ: Паранджи нам не нужноу нас есть пригороды.
РАССЕЛЛ: Вас слишком легко удовлетворить: вы не замечаете, как подкрадывается ужас. Господи, какое все же проклятиечрезмерная восприимчивость! Их самое смертоносное оружиебрак: до брака мужчины активны, неугомонны и энергичны.
БОНДЖИ: Как стая мартышек.
РАССЕЛЛ: Кипучая, трепетная молодость.
БОНДЖИ: Догадываюсь, где у них трепещет.
РАССЕЛЛ: Но затем мы успокаиваемся, становимся безмятежными и умиротворенными, лишаемся жизненных сил, смирные и покорные. Женщины нас обезоруживают и торжествуют, отнимая наше ценнейшее достояниехолостяцкую свободу.
ЧЕЛ: «Холостяцкая свобода»? Как бы не так! Это свобода дворового кота, который рыщет по улице да вынюхивает, кого бы трахнуть.
РАССЕЛЛ: С кем бы заняться любовью. Впрочем, я допускаю, что некоторые преимущества в браке есть.
БОНДЖИ: Например, пенсии вдовам.
ИМБИРЕК: И материнство.
РАССЕЛЛ: Ах да, Материнствославные, миленькие младенчики!
БОНДЖИ: Так, все склонили головы и пару минут посюсюкали.
РАССЕЛЛ: Сын, который пронесет мою фамилию Пшикбаум сквозь века! Я отдал бы все на свете, чтобы родить ребенка,это высшее достижение, о котором мечтают все женщины.
БОНДЖИ: Кроме меня.
ИМБИРЕК: Откуда ты знаешь? Ты же не специалист.
РАССЕЛЛ: Высшая честь, верховная власть.
ИМБИРЕК: Рука, качающая колыбель, правит миром. Правильно, Расселл?
РАССЕЛЛ: Бесспорно.
БОНДЖИ: Сомнительное изречение: пока рука качает колыбель, она не может раскачивать лодку.
ИМБИРЕК: Вокруг множество мужских рук, которые могут раскачивать лодку, сколько угодно.
БОНДЖИ: Я повидала немало старых волосатых мужских лап на своем веку, и все они тянутся уж никак не к лодке.
ЧЕЛ: А почему должно быть иначе? Это же мужской мир.
БОНДЖИ: Только по умолчанию.
ИМБИРЕК: По умолчанию или нет, но я считаю, это чудесно.
ЧЕЛ: Конечно, в мужском мире у вас, телок, есть абсолютное оружиесекс.
БОНДЖИ: Тогда почему у нас никогда не было сексуальной президентши?
ЧЕЛ (БОНДЖИ): Может, ты свою кандидатуру и выдвинешь?
БОНДЖИ: Не, не люблю мелочиться.
ИМБИРЕК: А мне от женщины-президента было бы противно.
ЧЕЛ: Почему? Женщины не уступают мужчинам во всех отношениях.
БОНДЖИ: Я сыта по горло твоими оскорблениями.
ИМБИРЕК: Как бы то ни было, у нас никогда не будет женщины-президента. Никогда! Никогда не было (категорическим тоном) и никогда не будет. Правильно, Расселл?
РАССЕЛЛ: Это немыслимо.
БОНДЖИ: Возможно, президентствоне такая уж плохая мысль. Я могла бы упразднить денежную систему, а всю работу выполняли бы машины.