Уорхол здесьне просто невезучая жертва. Свое видение Соланас подчеркнула выстрелами, заряженными политической и художественной двусмысленностью. В мире, где искусством может быть что угодно,в мире, сотворенном не без помощи Уорхола,пистолет Соланас выстреливал грозными вопросами без ответов. А вот это чтоискусство? Или революционная политика? Или новая среда? Значение этого мига определяется признанием того факта, что насильственный акт Соланас, хотя и тесно связан с ее манифестом, стал настоящим полигоном, где испытывался новейший американский авангардный перформанс. Отчасти основополагающая динамика этой новизны проступает в модели, которую Стивен Фостер вводит для концептуализации, как он выражается, «событийных искусств». Фостер утверждает, что задача «событийных искусств»бросить вызов доминирующей художественной традиции в основном путем «отказа от исторически одобренной эстетики» и осознанного приятия художественных практик, которые в рамках превалирующих стандартов будут сочтены «неискусством». Пожалуй, провокацию, которой стало покушение на Уорхола, не опишешь точнее, хотя одобренная эстетика, которую отринула Соланас, нажав на спусковой крючок, возможно, была продуктом той самой традиции антиискусства, о которой говорит Фостер. И, тем не менее, во многом акт Соланас значим, поскольку, попытавшись убить Уорхола, она обнажила замалчиваемые критерии, лежащие в основе общепринятого тогда понятия о том, что четких критериев искусство более не имеет. В период, когда считалось, будто разница между искусством и неискусством в основном уже стерлась, Соланас доказала, что в общепризнанной повестке поп-арта разница эта цела и невредима. Покушение на Уорхолакак событие и, собственно, как перформанс,поместило Соланас в контекст радикальных авангардных традиций антиискусства, хотя само покушение жестоко испытывало эти традиции на прочность.
Манифест. Маргиналии: ОТБРОС и критика авангарда
На теоретическом уровне эта имманентная критика авангардных традиций антиискусства уже присутствовала в манифесте, к которому Соланас отсылала журналистов, вопрошавших, зачем она стреляла. «У меня много причин,говорила она репортерам.Прочтите мой манифестон вам расскажет, кто я есть». Хотя «ОТБРОС: манифест» безусловно содержит пассажи, где Соланас выступает за «избирательное и точечное» насильственное разрушение и говорит о том, что ОТБРОС «хладнокровно и скрытно станет выслеживать своих жертв, незаметно к ним подкрадываться и убивать», в ее двусмысленном ответе журналистам нет внятного указания на то, что манифест разъяснит подробности ее поступкаво всяком случае, соответствующего сценария манифест явно не содержит.
Подчеркивая авангардную динамику отношений между манифестом и покушением на Уорхола, важно не ополчиться на феминистское прочтение роли Соланас. Прочтение это не лишено ценности и, что еще важнее, незаменимо для понимания того, каким образом Соланас вдохнула жизнь в выдохшуюся, казалось бы, эстетику исторического авангарда. Но ее феминистский пафос во многом черпает заряд в породившем его авангардном контексте, который ученые, как правило, упускают из виду. Рассмотрение феминистских позиций Соланас в этом контексте может совершенно переопределить и даже утвердить ее значение в истории американского авангарда, однако требует и существенного пересмотра восприятия ее работы. Этот пересмотр начинается с фундаментального переосмысления культурных ценностей, которые критики приписывают и ее манифесту, и ее насильственному акту, и с уравновешивания значений, приписываемых тому и другому. Ибо авангардное измерение работы Соланас кроется в динамике между написанным ею текстом (манифестом) и осуществленным ею перформансом (покушением на Уорхола)в динамике, которая коррелирует с бытующим в авангардном театре переосмыслением текста и перформанса как радикального противопоставления двух равновесных и автономных художественных форм. Но слова Соланас дают нам понять, что манифест формирует идентичность («он вам расскажет, кто я есть») и тем самым выступает неким мандатом. Отсылка к манифестуособенно если учесть его гиперболизированную риторикупомещает Соланас в один ряд с такими авангардистами, как Филиппо Маринетти, Тристан Тцара и Андре Бретон. В то же время запал этой риторики с ее воинственными временами до абсурда гипертрофированнымприятием «мизандрической традиции» идет след в след с продолжительной историей мизогинии, которую исторический авангард некритично впитывал из той самой буржуазной западной культуры, чьи ценности якобы отрицал. Таким образом, «ОТБРОС: манифест» узурпирует трон авангарда, умело переворачивая и тем самым обнажая его исторически не признанные гендерные тропы.
Очевиднее всего эта стратегия проявляется в самом известном, но, как ни странно, наименее обсуждаемом аспекте работы Соланасаббревиатуре в заглавии манифеста. На буквальном уровне «ОТБРОС»выражение презрения и ненависти, которые в картине мира Соланас суть удел женщин в патриархальном обществе. В этом отношении название манифестаодин из первых случаев, когда индивид или группа публично принимает и присваивает оскорбительную характеристику в рамках политической повестки, прямо опровергающей уничижительные коннотации. «ОТБРОС», таким образом, подрывает общепринятую лингвистическую догму и становится ключевым отправным пунктом для группы женщин, которые деятельно и радикально саботируют подавляющий их общественный строй. Сочетая аббревиатуру с заявлением о «решительном противодействии» и об участии в «борьбе против сил подавления», которое, по словам Дженет Лайон, присутствует всякий раз, когда любой автор объявляет свою работу манифестом, составной заголовок сигнализирует о критической траектории перекрывающих друг друга голосов с периферии.
Возможно, поначалу полезно осмыслять эту траекторию как проистекающую из позиции, сопоставимой с понятием «двойной маргинальности», которым Сьюзен Сулаймен характеризовала французскую экспериментальную литературу, написанную женщинами, однако в работе Соланас присутствует фундаментальный и бескомпромиссно непримиримый антагонизм между культурной периферией, населяемой авангардом, и культурной периферией, где обитают женщины. Выступление с позиций второго клеймит первое. Антагонизм этотопять же, тонко, но настойчиво подчеркнутый содержимым бумажного пакета на месте покушенияво многих отношениях вписан в парадигму отчетливого радикального диссонанса, который эхом отдается не только в заглавии и содержании манифеста, но и в критической позиции, которую Соланас занимает в итоге относительно эстетики Уорхола. Собственно говоря, этот диссонанс становится краеугольным камнем радикально подрывной и пугающе новой авангардной эстетики. С точки зрения историографии авангарда, эстетика эта вторит динамической, децентрализованной напряженности коллажа. Она отзывается критическим диссонансом как сознательно дисгармоничный и деструктивно неассимилируемый элемент внутри доминирующей системы авангардной эстетики.
Антагонистический диссонанс кипит в заглавии манифеста, неизбывно угрожая разрушительным возмездием за унижения, выпавшие на долю женщин, которых в рядах авангарда и вообще в социуме полагают отбросами общества. В конце концов, «ОТБРОС»аббревиатура, и означает она «Общество Тотального и Беспощадного Расчленения и Отмены Самцов». Название манифеста одновременно саботирует и присваивает оскорбительную характеристику женщины, но к тому же аббревиатура имплицитно угрожает насилием в ответ на насилие, исторически свершаемое над женщинами. Хотя риторически «расчленение» целит прямо в мужской страх кастрации, в аббревиатуре присутствует и более тонкая аллюзия. Аббревиатура намекает на, пожалуй, самую новаторскую и подрывную эстетическую стратегию, исторически используемую авангардом: на расчленение, реконтекстуализацию и радикальные соположенияосновные методы коллажной техники. И ввиду того, что аллюзия эта идентифицирует расчленение мужчин с традицией экспериментального искусства, манифест, имплицитно приемля эстетику коллажа, риторически заявляет о себе как об агрессивном узурпаторе и неассимилируемом агенте, впитывает авангардную стратегию, посредством которой разрушает самый авангард. Таким образом, манифест снова выступает не попыткой добиться признания в рамках существующих авангардных традиций, но противодействующей силой критического натяжения в радикальном соположении несочетаемых, взаимоисключающих эстетических программ.