Нельзя, конечно, защищать всех каннибалов без разбору, жизнь стала бы невыносимой, если бы всякий раз, когда протягиваешь к кому-нибудь руку, нам бы ее отрубали, но есть и вежливые людоеды с аппетитом, как у птички; истинные гурманыте, кто утверждают, будто каннибалы едят мальчиков с утра до вечера, и облизываются, рассказывая об этих трапезах, на которых они не стали бы скромничать, лишь бы их только пригласили,кто же попрекнет их тем, что они лакомятся свеженькими жмуриками? Ведь если ждать слишком долго, перед тем как их сожрать, в покойниках заводятся черви и через неделю после пирушки у вас случается расстройство желудка, не считая того, что их нужно выкапывать, валясь с ног от усталости, а если накинуться на еще тепленький труп, то все будет хорошо, родители сэкономят на услугах похоронного бюро, ведь у тех, кто поливает людоедов грязью, наверно, просто редко убивали детей, Беарн отведал Леонена первым, потом этим пришлось заняться и остальным, не сказать, что парнишка был аппетитным, даже наоборот, со всей этой тиной, но мы понимали, что если бы труп остался презентабельным, его бы не разрезали на похоронах, так что поужинали мы на кладбище, в кои-то веки придя к согласию, в первую очередь, насчет сына Капо, которым мы воспользовались, но если бы нужно было свалить туда всех мальчишек на свете, в других местах тоже есть зыбучие пески, проблема в том, что большинство людей привыкли жадничать, и незачем кого-то есть, чтобы через час его выблевать, пищеварениетайна за семью печатями, и мы не вправе кого-либо осуждать за то, что он изучает его работу в общественном туалете, где можно выяснить, каковы наиболее здоровые экскременты Вакханаля; Кретьен и Эрбер развлекаются тем, что срут там, а потом рассматривают собственное говно, обычно они не просто спокойно наслаждаются зрелищем размазанных по кафелю какашек, но, пользуясь их извержением, забавы ради изливают на кал малафью, так скупо распределяемую между жителями Вакханаля, будто она стоит меньше говна,какое же это удовольствие!
Перед тем как натянуть обратно штаны, следует подтереться, кто-то так и поступает, а другие говорят, мол, нет бумаги, ее и правда не хватает, ведь Цуцик и Беарн порою не брезгуют грязными Капо с такими комками в волосне вокруг очка, что Иву или Эрберу уже становится неприятно, когда мы продираемся сквозь эти заросли, но они же могут побриться, безобразные сцены неизбежны, поскольку есть парнишки, которые не подтираются никогда, будто матери нанимались застирывать им трусы, и те, что хнычут, когда тянут за рулон, а там ничего нет, словно туалетная бумага на деревьях растет, остается подсовывать им уже использованную, ну или пусть руками вытираются, когда Эрбер и Кретьен дергают себя за причиндалы, дабы окропить свои какашки, у них на двоих аж десять пальцев, но Цуцик приемному Капо не мамаша и не станет стирать ему штаны, когда тот весь изгваздан, он наказывает Эрбера, ведь нельзя же являться обосранным к людям, которые ни о чем таком не просили, и порки эти даровые, впрочем, Цуцик часто заставляет его стирать трусы в своем присутствии, и это забавно: богатенький парнишка занимается стиркой на потеху бедному старику, для Эрбера это еще и поучительно, ведь не собирается же он вечно оставаться сиротой, и это учит его семейной жизни, а если его так уж ломает стирать свое белье перед Цуциком, он может это делать вместе со сводными братьями, ведь Капо купил себе «брандт», беда в том, что дети пользуются машиной все одновременно, поначалу это не мешает, там же не перед кем хвастаться своими грязнющими шмотками, и мальчики загружают всё вперемешку, но когда программа завершается, каждый старается набрать себе одежды по максимуму, и Эрбер боится остаться вообще без трусов, хотя ходить одетым и не в его стиле: если бы на нем ничего не было, он бы только выиграл, поскольку не пришлось бы ломать всю эту комедию с раздеванием, вот только ему кажется возбуждающим, как он вентилирует свое тело, бесконечно долго развязывает шнурки, которые завязывает двойными узлами, иначе они не держатся, и потом не может их распутать, лучше бы ему одолжили ножницы или он купил себе мокасины, ведь так возбуждает, когда он стягивает носки, которые у него никогда не украдут из стиралки, раз уж он их туда не запихивает, вообразите себе эту вонь, никто не остался бы в накладе, если бы Ив-Кретьен-Аделаида и Миша конфисковали у Эрбера одежду,акулы всегда плавают голыми.
Если даже на его трусах остаются следы говна, это по сути не так уж важновсе люди срут, Эрбера больше беспокоят следы крови, это означает двойной тариф: раз он позволил себя сечь, то должен уплатить Капо комиссию, и поэтому парнишка бешено накинулся на каннибализм, который оправдывал все, ну да, он вымазался, но просто он пожирал труп товарища, вот только не надо считать нас ненасытными людоедами, есть куча народу, которого мы никогда не пробовали, и даже Леонен был исключением, нет теланет вскрытия, мы бы десять раз подумали, прежде чем съесть жителя Вакханаля, но какой-то мальчишка из Сволочена был просто способом донести до них, что, хотя ты и живешь в маленькой деревушке, ты совсем не обязательно идиот, но они поняли это по-своему, после чего чуть было не нагрянула полиция, а ведь дельце и без того щекотливоераздобыть труп, которым можно без всякого риска полакомиться: когда кто-нибудь умирает, такое редко случается, и мы не станем его жрать, чтобы не подхватить заразу, мы не прикоснулись бы даже к пышущей здоровьем мадмуазель Робиканеохота глотать все ее дурости, так что если бы мы устраивали людоедские пирушки, то Эрбер был бы одним из самых прожорливых, но пусть Капо, Ив-Кретьен-Аделаида и Миша не волнуются: когда мы разживемся аппетитным трупом, Эрбера мы не позовем, а не то он потребует себе больше других и снова устроит стриптиз, это единственная монета, которой он способен платить, просто когда мы едим, то мы едим, и раздеваться тут не след, во время оргии все перемешивается, на скатерть проливаются кровь и сперма, и больше ничего не остается, кроме как сразу переходить к десерту; занимаясь любовью во время еды, улавливаешь только то, что нельзя ничего переваривать, ведь оргияэто, конечно, очень мило, но потом приходится убирать, и тогда-то Эрбер уже не хвастается тем, что его позвали, ему больше нравится дристать, не подтираясь, в общественном сральнике, пока мы елозим половой тряпкой по углам, а ведь нет ничего хуже, чем справляться по хозяйству с пустой мошонкой: если яйца полные, можно получить хоть какое-то удовлетворение, фантазируя, пока моешь полы, тогда как после оргии размышляешь лишь о том, что сыновья Капо ушли, унеся с собой члены, жопы и чеки, спускаешься с небес на землю, ведь если разврат заключается именно в том, чтобы натирать воском паркет на следующий день, лучше уж тогда стать домохозяйкой со всеми социальными выгодами, а сто́ит еще вспомнить, что Эрбер пользуется только плюсами групповухи, придумывая, чтобы мы ели кого попало, так становится и вовсе невмоготу, он лишь стыдится того, что позволяет себя сечь, но тот, кто не любит порку, не надевает на себя во время каждой оргии наручники и не приковывает себе ноги цепями, он не такой привередливый, когда его кормят какашками, орошает их своей мочой, и чем больше ему платят, тем усерднее он облизывается, так что даже забывает вопить с полным ртом, когда на спину опускается плетка, мы пригласим его еще на другие вечера, чтобы показать, какие мы на самом деле старые пердуны, и тогда он увидит, насколько приятна уборка после говноедческой любви, тем более что мыться самому еще хуже, чем стирать собственную одежду, которую все-таки можно выбросить, сделав вид, что тебе противно, но невозможно избавиться от собственных рук, как будто есть люди, которые не знают, что такое полные пальцы говна, от которого никак не отделаться, если оно сползает с указательного, то находит убежище на безымянном, а через секунду уже испачкана вся рука, потом на лице вскакивают укусы насекомых, Эрберу это хорошо известно, ведь когда в общественном туалете для парнишек есть бумага, она недостаточно прочная и легко протыкается пальцем, там это не так страшно, поскольку пачкается только одна рука и все равно можно вытереться о свитер, а во время больших вечерних оргий Эрбер совершенно один на сцене в окружении клиентов, наедине с какашками и без всякой защитной одежды, голоден он или нет, а приходится есть от пуза, раз уж его тычут губами в говно, одновременно прочищая зад, и раз уж заплатили авансом.