Ну конечно, сказал Фабер.
Наконец они добрались до спальни. Он включил свет и осторожно опустил Миру на кровать. Она сразу же завалилась набок. Он снова приподнял ее.
Подожди! сказал он. Еще только секундочку Он попытался снять с нее халат. Это было довольно сложно, потому что она даже сидя спала. Наконец ему это удалось. Он отпустил ее. Когда он устраивал ее голову на подушке и поднимал ноги на кровать, пижамная куртка распахнулась, и в вырезе показалась левая грудь. «Такой она была раньше, подумал он. Точно такой же. У Миры были маленькие крепкие груди, совсем небольшие».
Он почувствовал, как впервые за многие годы, в нем поднялась волна вожделения, и одновременно он почувствовал стыд, что рассматривает спящую. Он склонился к ней, поцеловал ее в губы и вдохнул запах ее волос.
«Так много из прошлого, подумал он. Так много из прошлого»
Роберт, пробормотала Мира. Милый, милый Роберт
Запах ее волос.
9
У нас готовы результаты биопсии, сказал доктор Белл на следующее утро. Он сидел рядом с профессором Альдерманном за заваленным бумагами письменным столом. Мира и Фабер сидели напротив них. И вот мы столкнулись с загадкой, продолжил Белл. Он выглядел уставшим и озабоченным.
О какой загадке вы говорите? спросил Фабер.
Доктор Меервальд осуществил хирургическое вмешательство, сказал Альдерманн. Обычно это делаю я, но в данном случае мы выбрали Меервальда по причине его давней связи с Гораном. Кстати, вы видели Меервальда вчера вечером в «Клубе два»?
Да, ответила Мира. Он был просто великолепен, и мы прониклись к нему глубочайшим доверием, потому что он говорил искренне, без пустых слов, и не пытался что-то приукрасить.
Именно поэтому я с таким удовольствием работаю с ним вместе, сказал Белл. Томас всегда говорит правдуколлегам, пациентам, их близким. И он один из самых лучших хирургов, которые вообще есть. Итак, два дня назад он провел биопсию печени, затем патологоморфологи исследовали пробу полученной ткани, в том числе сделали анализ на наличие вирусов. Они повторяли анализ снова и снова, но они в такой же растерянности, что и мы. Белл провел руками по своим коротко постриженным черным волосам. В полной растерянности. Результаты показывают, что печень Горана сильно поражена. Так сильно, что мы не уверены, что она сможет когда-нибудь снова выздороветь.
О Боже! сказала Мира. О милостивый Боже на небесах!
Я тоже должен сказать вам правду. Белоголовый директор клиники поднялся с места. Мы сделаем все возможное, чтобы спасти печень Горана, милая фрау Мазин. И очень может быть, что мы добьемся успеха, нам понадобится время и немного удачи. Загадкой остается то, как печень Горана пришла в такое состояние. Нам теперь ясно, что речь идет о реакции отторжения. Печень еще работает, но она находится на пороге отторжения. Однако патологи не обнаружили видимой причины этому. Годами эта пересаженная печень превосходно справлялась со своими обязанностями. Затем ее состояние катастрофически ухудшилось, еще в Сараево, не так ли, фрау Мазин? Когда вы обратили на это внимание?
Это началось после того, как снайперы расстреляли его родителей, сказала Мира, стараясь взять себя в руки. Сначала я подумала, что он в шоке. В этом городе люди каждый день испытывают шок. Психиатрические больницы переполнены. Тысячи людей подолгу страдают от последствий, многие на самом деле сходят с ума. Смерть стала обычным явлением в Сараево. После смерти моей дочери и зятя я долго не могла ни с кем разговаривать, и конечно, я подумала, что с Гораном дела обстоят точно так же: отец и мать мертвы! Именно тогда он и стал так плохо выглядеть тогда, да Ее голос перестал ее слушаться. Фабер крепко обнял ее за плечи. Мира плакала. Простите! сказала она. Простите меня это было ужасно слишком ужасно
Альдерманн протянул ей бумажный носовой платок.
Ужасно, вы правы, сказал он, но это не объясняет состояние печени Горана. Этим можно было бы объяснить психическое недомогание, оно было бы в этом случае почти само собой разумеющимся, психическая травма, да, но физическая? Альдерманн наклонился вперед. Мы долго обсуждали этот вопрос, Белл, Меервальд и я, и мы пришли к заключению, что у загадки имеется только одно объяснение, а именно, что лекарства, которые Горану было необходимо принимать, больше им не принимались.
Вы припоминаете, господин Джордан, спросил Мартин Белл, при первой нашей с вами встрече у постели Горана я сказал вам, что мы предполагаем нечто в этом направлении, с тех пор как узнали, что у Горана не было обнаружено и следов циклоспорина? А?
Я помню. И это единственно возможное объяснение?
Единственное, господин Джордан, сказал профессор Альдерманн.
Вы уже говорили с Гораном об этом?
Конечно! Белл, Меервальд, фрау Ромер, дьякон и наш психолог доктор Ансбах. Мы все с ним разговаривали. Сначала с опаской, затем напрямую. Мы открыто заявили ему, что он не принимал необходимые лекарства.
И что же он?
Ничего. Он либо вообще не отвечал, либо кружил вокруг да около. Наконец он стал агрессивным и заявил, что конечно же принимал лекарства. Но это совершенно исключено. Если он так говорит, то он лжет.
Что же с ним теперь будет? спросила Мира.
Его печень работает, фрау Мазин. Альдерманн поднял одну руку и снова опустил ее. И наверняка проработает еще долгое время. Само собой разумеется, посредством канюли он будет получать все необходимые лекарства, в том числе и циклоспорин-А. Но чтобы решить, как нам лучше всего поступить, мы должны знать, почему он перестал принимать лекарства в Сараево. И возможно, мы надеемся, он скажет это вам.
10
Суббота, 4 июня 1994
Горан сидел на кровати, когда Мира и Фабер вошли в его палату. У обоих в руках были глянцевые сумки для покупок. После того как они по очереди обняли и поцеловали Горана, что он позволил проделать с собой не произнеся ни единого слова, Мира разложила содержимое сумок на кровати: две пары джинсов «левис», футболки и свитера, кожаную куртку, спортивный костюм, спортивные носки и кроссовки для баскетбола, о которых продавец сказал, что они являются «мечтой всякого мальчишки».
Ничего ботинки, да? сказал Фабер.
Мхм, только и произнес Горан.
А кожаная куртка тебе нравится?
Она классная, сказал Горан.
Теперь тебе все это понадобится. Сперва спортивный костюм, потом джинсы и футболки, а когда ты начнешь выходить, то и ботинки.
Спасибо, сказал Горан. Спасибо, Бака, спасибо, деда.
Мы так рады, что тебе снова стало лучше, сказала Мира.
Горан не ответил.
Что такое? Ты этому не рад?
Молчание.
Горан!
Что?
Ты не рад, что тебе стало намного лучше?
Молчание.
Горан! сказала Мира. Я спросила тебя, рад ли ты тому, что
Не сердитесь, прервал ее мальчик, мне надо прилечь. У меня кружится голова. Пожалуйста, уходите! Уходите! внезапно резко закричал он.
Воскресенье, 5 июня 1994
Послушай, Горан, врачи сказали, что они очень внимательно исследовали твою печень.
Было очень больно.
Это не могло быть очень болезненно. Тебе сделали местный наркоз.
Не во время прокола, а после.
Врачи сказали, что для твоего приступа в Сараево может быть только одно объяснение: ты перестал принимать свои лекарства.
Это неправда! Я их принимал!
Правда? Ты можешь в этом поклясться?
В таких вещах я не клянусь. Ты должна мне поверить на слово, Бака. Разве я тебя когда-нибудь обманывал?
Нет, Горан, никогда. Ты всегда был хорошим мальчиком и смелым. Я я очень тебя люблю, Горан. Очень люблю.
Я тебя тоже, Бака. И тебя, деда.
Но врачи говорят, что другого объяснения не существует. И они действительно сделали для тебя все возможное. Но теперь они ничего не смогут сделать, если ты не будешь им помогать. Ты должен им помочь! Тебе это понятно, да?
Среда, 8 июня 1994
Горан, мы в растерянности. Мы целыми днями задаем тебе один и тот же вопрос, принимал ли ты лекарства. Ты утверждаешь, что принимал. Врачи говорят, что этого не может быть. Врачи знают, о чем говорят. Они смогут тебе помочь, если только ты скажешь, что случилось в Сараево. Пожалуйста, Горан, скажи мне и деда, пожалуйста!