На Каденберге есть часовня Черной Мадонны из Ченстоховы! Я узнала об этом от моей дочери, сказала Мира.
О, да, сказал он. Мила брала меня пару раз с собой, когда шла к ней, чтобы мы могли помолиться о Томми и о нас, чтобы мы благополучно пережили времена нацистов и увиделись снова, когда добро победит, потому что зло никогда не побеждает, она всегда это повторяла, наша Мила.
И вы шли к Мадонне пешком? спросила Мира. Каленберг находится далеко от вашего дома в Нойштифте.
Мила уже была не совсем здорова и уже не молода, но она была из деревни, как и ты, и могла преодолевать большие расстояния пешком. До Мадонны мы добирались добрых два часа.
И два часа назад?
Нет, мы просто спускались в Гринцинг, там сначала садились на трамвай, а потом на автобус, шедший по Кроттенбахштрассе. Когда у нас совсем не было денег, то трамвай и автобус становились большой проблемой. Тогда Мила была вынуждена запускать руку в свои сбережения на черный день. То же самое касалось кино. Время от времени мне можно было ходить туда. В Деблинге, на Хауптштрассе, был кинотеатр «Рокси». Его давно уже не существует. Самые дешевые места в «Рокси» с первого по третий ряд стоили пятьдесят грошей. Мне приходилось откидывать голову далеко назад, потому что экран был расположен высоко надо мной. Я еще помню, под каким впечатлением я возвращался домой после «Мадам Кюри», я был потрясен. Я хотел быть непременно химиком или физиком. Мне кажется, я немного сбился с темы о Черной Богоматери.
С тобой это постоянно случается, сказала Мира. Расскажи-ка, что тебе известно о Черной Богоматери!
Она помогает при болезнях и при всякого рода несчастьях, так говорила Мила.
А что еще?
Что «что еще»?
Что еще тебе известно о Черной Мадонне из Ченстоховы?
Ну
Так я и знала, сказала Мира. Внимай же мне, исполнившись стыда и смирения! Ченстохова находится севернее Катовице на реке Варта. Уже в тысяча триста восемьдесят второмя сказала, уже в тысяча триста восемьдесят втором году
Я отлично слышал, сказал Фабер.
на «Ясной горе» недалеко от города свой монастырь основали монахи-паулинцы, получившие из Византии икону Божьей Матери, которая стала национальной святыней Польши. Копии Черной Богоматери имеются сейчас во многих местах, но к той самой из Ченстоховы теперь, когда это снова стало возможным, каждый год приезжает полтора миллиона человек из многих стран со своими болезнями, горестями и заботами и просят ее о помощи. Может быть, она действительно иногда делает это.
Фабер посмотрел на нее со стороны.
Не смотри на меня так! Не всегда, конечно, я же сказалаиногда. Почему бы нет? Можешь ты мне сказать, почему бы нет? Ты на самом деле веришь, что на свете существует только та малость, о которой мы знаем, и ничего больше? Это было бы, наверное, жалкое творение!
Я никогда не предполагал, что ты веришь в Бога! сказал он.
Я и не верю, сказала она. Я не верю в Бога. Но в таком чрезвычайном случае, как болезнь Горана, нужно черпать помощь из любого источника!
Не волнуйся! сказал он. Я тоже верю, что Мадонна поможет. Наша Мила была благочестивой. Благочестивой коммунисткой! Да еще какой! Еще более радикальной, чем мой отец. Тогда я часто молился, тайно, у себя в кровати перед сном, с Милой на Каленберге, дважды в неделю перед штаб-квартирой гестапоБоже милостивый, сделай так, чтобы маму отпустили! часто, когда был солдатом, когда сильно чего-то боялся, и все, потом наступил конец. Был еще один только раз: я сидел в самолете на высоте десять тысяч метров над уровнем океана, когда через полчаса после вылета из Токио отключился автоматический пилот и машина рухнула почти на восемь тысяч метров вниз, пока капитану не удалось принять управление на себятогда-то со мной и случился этот рецидив. Тогда молились наверняка все двести пассажиров в салоне сразу трем-четырем разным богам.
Я, сказала Мира, хочу помолиться Черной Мадонне из Ченстоховы, потому что моя дочь Надя делала это тогда, в восемьдесят втором году, когда Горану сделали пересадку печени здесь, в Вене. Тогда она приехала сюда и молилась Черной Богоматери, чтобы Горан остался в живых и поправился. И это помогло, по крайней мере на двенадцать лет. Когда нас с Гораном эвакуировали из Сараево самолетами ООН, я решила, что поеду на Каленберг и помолюсь Черной Мадонне.
Они добрались до Кобенцля. Слева в стороне от дороги находился большой ресторан, еще дальше впереди, за поворотом, находился стеклянный бар, который Фабер знал с давних пор.
«Если я приезжал в Вену, потому что мне нужно было здесь работать и я не мог больше выносить города, вспоминалось ему, то я всегда приезжал сюда на гору и писал в этом баре, и каждый год к списку мертвецов, о которых я должен был вспоминать, прибавлялись все новые, так как я был еще молод, когда начал писать и большинство моих друзейиздателей, журналистов, режиссеров, актеровбыли значительно старше меня. Тогда я заказывал отсюда телефонные переговоры с далекими городами, чтобы сказать одной женщине, что я люблю ее, хотя был уверен, что больше никогда не увижу ее вновь. И я бросал шиллинги в музыкальный автомат и каждый раз выбирал одну и ту же пластинку с песней «Stormy weather». И эта женщина издалека слышала эту песню и голос Лены Хорне. И тогда я снова увидел ее в Монте-Карло. Это была Ивонна, и все закончилось катастрофой. Когда я наконец вернулся к Натали, я почти все свои деньги потерял при разводе, но благодаря книгам, которые я тогда писал, я снова заработал эти деньги. Всю мою жизнь мне везло. По крайней мере, долгое время».
Он посмотрел направо и увидел раскинувшееся море виноградников, которые в этом месте подступали прямо к Хоэнштрассе, а внизу, у подножия, лежал город и могучая река. Солнце стояло теперь так высоко и свет его был таким сильным, что можно было подумать, что город покрыт языками пламени.
Ты, конечно, не знаешь, почему Черная Богоматерь черная? спросила Мира.
О, нет, знаю!
Ты знаешь? спросила она.
Мила мне рассказывала. К Мадонне приходило и просило о помощи очень много людей. И все они зажигали свечи перед ее ликом. Они проехали небольшой участок ровной дороги, затем Хоэнштрассе снова пошла в гору и разделилась на несколько улиц. Фабер свернул в сторону Каленберга. Свечи чадили, когда горели. Целые тысячелетия они дымились перед иконой, именно поэтому лик Богоматери из Ченстоховы почернел. А все художники, которые делали с нее копии, в свою очередь, рисовали ее почерневшей.
Они подъехали к большой автостоянке, на которой стояло множество автобусов. В сувенирных магазинчиках продавались почтовые открытки, карты Вены, фотографии Мадонны и много всякого китча, экскурсоводы на разных языках рассказывали туристам историю церкви на Каленберге.
Так называемая часовня Собесского, в этот момент начал говорить экскурсовод по-немецки, призвана напоминать о той исторической мессе, которую прочитал папский легат Марко дАвиано в тысяча шестьсот восемьдесят третьем году, Мира, чуть приоткрыв рот, прислушивалась к его словам, Фабер был глубоко тронут всем ее видом, наутро перед битвой с турками польских войск под предводительством Яна Третьего Собесского и его солдат, тех самых, которые предположительно участвовали в победе кайзера Леопольда Первого. Копия Черной Мадонны из Ченстоховы напоминает о покровительстве польских священников над этой церковью.
Туристов пропускали в здание группами. Дело продвигалось медленно из-за большого скопления людей, но Фаберу и Мире повезло, и один из экскурсоводов, кивком подозвав их, провел вместе со следующей партией. После уличной жары прохлада внутри часовни показалась Фаберу очень приятной, так как он уже некоторое время мучился головной болью и головокружением. Туристы покупали толстые красные короткие свечи, зажигали их и ставили на длинную доску перед главным алтарем.
В боковом приделе часовни Собесского висела Черная Богоматерь из Ченстоховы на заднике, обтянутом карминно-красной тканью. Вверху на золотой раме сидели два маленьких серых орла с маленькими коронами, на груди у каждого был изображен герб, предположительно польского короля, они гневно смотрели один на другого.