Вовсе нет, горько возразил Фабер. Вовсе нет. Я хотел бы измениться. Однажды я был писателем
Вы все еще писатель.
Уже давно нет, сказал Фабер.
Но почему, в таком случае, вы включили свой диктофон и записываете наш с вами разговор?
О чем вы говорите?
О диктофоне в вашей руке. Вы вынули его из кармана и включили.
Фабер посмотрел на свою правую руку, которая сжимала маленький диктофон с микрокассетой. Красный индикатор записи горел, и пленка вращалась.
Но как начал он. Но как Я целую вечность не Батарейки должны были уже давно прийти в негодность.
Случается, в них остается немного энергии, сказал великан.
Даже если это и так, то я должен был хотя бы помнить, как засунул диктофон в карман, перед тем как прийти к вам.
Не обязательно, сказал Ламберт. Мы многое делаем бессознательно или кто-то делает это вместо нас. Простите, но мне не хотелось бы начинать наш разговор сначала.
Фабер поднялся на ноги и продолжал смотреть на маленький аппарат в своей руке. Он прошел мимо Ламберта, не сказав ни слова на прощание и не взглянув на Горана. Он покинул отделение интенсивной терапии. Словно лунатик он прошел по коридору, зашел в лифт и спустился на первый этаж. Там он столкнулся с Беллом, когда заворачивал за угол, отскочил и посмотрел на доктора так, словно только что проснулся.
Вы
Ваш фартук, сказал Белл. Вы должны его снять.
Вы снова начал Фабер. Он продолжал держать диктофон в руке.
Господин Джордан?
Вы это специально устроили!
Что?
Оставили меня с этим свящ этим дьяконом наедине!
Вполне возможно, сказал Белл.
5
Что с тобой? спросила Мира.
Она лежала в палате все еще одна и выглядела теперь значительно более отдохнувшей. Поддерживаемая подушкой, она сидела на кровати, одетая в свежую белую ночную сорочку, и была даже слегка подкрашена.
Ничего, сказал Фабер, со мной ничего особенного. Просто я слишком быстро шел. Сердце. Я уже принял мои таблетки. Ты чудесно выглядишь, Мира!
Перестань! Я хорошо знаю, как выгляжу. Как дела у Горана?
Немного лучше. Он почти вне опасности, сказал Фабер.
«Белл сказал, без изменений, подумал он. Даже немного лучше, если верить анализу крови. Если нам удастся продержаться с ним два-три дня, то он спасен на какое-то время. Но этого я Мире не скажу».
После разговора с дьяконом он чувствовал себя как пьяный. Уже тридцать четыре года, как он не напивался пьяным, но это выглядело именно так, подумал он, все качается, легко, самую малость нереально, весело и беззаботно.
«Мире лучше, думал он. Я не стану рассказывать ей, что хотел улететь. По крайней мере, не сейчас. Возможно, позднее. Туннель Где туннель?»
Фабер все еще был глубоко потрясен тем необъяснимым фактом, что онспустя столько летснова носил с собой диктофон и записал свой разговор с Ламбертом. Головокружение, которое он испытывал, было сильнее, чем обычно, и не отпускало, хотя он и принял два драже нитроглицерина. Однако в этот раз головокружение не пугало, он чувствовал себя при этом даже хорошо.
В узкой вазе на ночном столике Миры стояла свежая красная гвоздика. Фабер купил цветок у симпатичной Инги в вестибюле больницы.
Я так тебя любила, Роберт, сказала Мира. Не пугайся! Никаких обвинений. Только воспоминание, ничего больше. Она тихонько рассмеялась. Если бы ты только видел себя! Успокойся же, пожалуйста! Мне это просто внезапно пришло в голову. В общем, почему это люди хотят, чтобы любовь длилась вечно?
Он молча смотрел на нее. Аэропорт. Дьякон. Диктофон, который спустя годы снова заработал.
«Слишком много, подумал он. Слишком много для одного раза».
Люди хотят этого, потому что жизнь причиняет боль, сказала Мира. Любовь притупляет боль. Кому же понравится проснуться посредине операции? Он молча смотрел на нее. Это ты написал! сказала она.
Нет, сказал он.
Совершенно точно, ты. Ты что не помнишь, что написано в твоих книгах?
Большую частьнаверняка, сказал он. Я уже старый человек.
Прекрати, наконец, прикрываться этим! сказала она. В самом деле, Роберт! Кроме того, старый мужчина находится в более выигрышных условиях, чем старая женщина.
Ты не
Не прерывай меня! Я хочу рассказать тебе одну историю. Я так сильно тебя любилано стоило тебе уехать, как я тебя обманула. С Златко Дисдаревичем. У него была аптека прямо напротив отеля «Европа». Тип с усами, ты помнишь?
Нет.
Да ладно!
Правда, не помню.
Этот Златко волочился за мной. Об этом ты тоже не помнишь?
Тоже не помню.
Ты, верно, на самом деле старый человек. В общем, когда ты уехал, Златко заметил, как сильно я горюю, он сильно ругался на тебя, говорил, что предупреждал меня с самого начала, что ты уедешь и оставишь меня одну как последний подонок. При этом он понятия не имел, что я беременна. И спрашивал меня, почему я даже ни разу не посмотрела на него, на того, кто так любит меня. Мира засмеялась. Естественно, я сначала была очень сердита на тебя, потому что ты не давал о себе знать, и вот я переспала с этим аптекаремя имею в виду, что более беременной мне тогда было не стать. Я приложила много усилий, чтобы сделать Златко очень счастливым
Из-за злости и разочарования во мне.
Не поэтому, дуралей.
Тогда почему?
Ну, потому что я хотела покончить с собой, сказала Мира развеселившись. Это было идеальным решением вопроса, так я думала тогда. Ни внебрачного ребенка, ни позора, ни муки всеобщего порицания. Ребенок мертв, я мертва, все довольнывсе смеются.
Мира! сказал он. Мира, мой Бог
«Я сказал «Бог», потрясенно подумал он.
Не волнуйся, моя попытка не удалась.
Что значит не удалась?..
Понимаешь, когда Златко влюбился в меня по ушижениться на мне он не мог, он уже был тогда женат на этой длинной, худой, благочестивой Ах да, ты же не можешь припомнить даже его самогов общем, когда он в меня по уши влюбился, я рассказала ему всю правду и попросила дать мне яда.
Яда?
Такого, который действует быстро и безболезненно. У него было все, у этого Златко! Но нет, он не дал мне яд. Он был возмущен и оскорблен в своем тщеславии. Я только разыграла перед ним любовь, спала с ним только для того, чтобы он дал мне яд, я стала самым большим разочарованием в его жизни, и так далее, и тому подобное. Больше он не перемолвился со мной ни единым словом, ни единым словом, можешь себе такое представить! Все усилия, которые я приложила, были напрасны. И вот я родила моего ребенка, мою Надю, и с того самого момента, как она родилась, я ее любила и все, что говорили люди, не волновало меня, совершенно не волновало! Я постоянно думаю об этой истории.
Но почему?
Разве ты не догадываешься, каковы последствия того, что Златко не дал мне яда? Роберт, сказала она. Да пойми же, наконец, что я имею в виду!
Так скажи мне, наконец, черт побери!
Ну хорошо. Медленно и четко. Представь себе, что было бы, если бы Златко дал мне тогда яд.
Но он не дал!
Ты только представь себе, что он дал! Представил?
Да. Итак, он дал тебе яд.
И?
Что «и»?
И я приняла его. И умерла. И моя дочь не была бы рождена. И Горан тоже. И тебе бы никогда не пришлось приезжать в Вену, и Горан, и я не висели бы теперь у тебя на шее. Доктор Белл и все остальные не мучились бы теперь с Гораном. Все давным-давно разрешилось бы, если бы глупый Златко дал мне тогда немного яда! Просто есть такие, которым нет счастья.
После этого в комнате на некоторое время стало тихо. Затем Фабер сказал:
Ты рассказала мне эту историю для того, чтобы показать, что я поступил подло по отношению к тебе.
Нет, не поэтому!
Поэтому!
Послушай, Роберт, речь не идет о нас с тобой! Речь идет о Горане. Поэтому я рассказала тебе эту историю. Я хочу, чтобы ты понял, как сильно я благодарна тебе за то, что ты приехал в Венупочему ты на меня так смотришь?
Я Он опустил голову. Потом снова с трудом заговорил:Прости меня, Мира. Конечно, речь идет о Горане, и только о нем. Но мне тоже надо рассказать тебе одну историю. Я должен ее рассказать. В нашем положении нужна только абсолютная честность. Даже если она может причинить боль.