Но теперь вам невозможно будет работать
Все давно обговорено с профессором Альдерманном и другими врачами. Я возьму три недели отпуска, потом Петра на длительное время поступит к нам сюда, и начнется борьба против отторжения новой почки У нас есть две сестры и один врач, у которых дети больны. Они тоже работают И еще, господин Джордан. Мы думаем, было бы хорошо, если бы вы жили как можно ближе к госпиталю. Чтобы вы действительно могли быть всегда рядом с Гораном. «Империал» расположен неудобно. Лучше всего была бы наша гостиница, но в настоящее время там все номера заняты. И если бы даже появился свободный номер, нам нужны номера в первую очередь для родственников, которые менее обеспечены. Вы ведь понимаете это, не так ли? В двух минутах ходьбы отсюда в переулке Ленаугассе есть пансион «Адрия». Там часто живут матери или отцы больных детей. Смеем ли мы попросить вас по возможности быстро туда перебраться? Может быть, уже сегодня в первой половине дня? Вам там понравится. В этом пансионе очень чисто, образцовый порядок. Мы знаем хозяина. Один номер свободен, мы уже навели справки.
«Продолжается!»подумал Фабер.
Сразу после завтрака я перееду, сказал он.
Спасибо, господин Джордан.
7
Он поехал в отель «Империал».
На этот раз дежурил Лео Ланер. Фабер сделал знак рукой, и портье подошел к нему в угол холла. Фабер рассказал Ланеру, по какой причине он находится в Вене.
в настоящее время мальчику так плохо, что я должен быть рядом с ним.
Я понимаю, Ланер кивнул. Все ясно, господин Фабер. Я очень вам сочувствую.
У Горана есть только бабушка, она лежит в Центральной городской больнице после тяжелого приступа. Я знаю ее. Более сорока лет
Все, что вы делаете, правильно, прервал его Ланер. Я надеюсь, что все еще наладится.
Все, что я сказал, это между нами. Ни в коем случае это не должно стать известно общественности
Господин Фабер, ну что вы! От меня никто ничего не узнает, но это хорошо, что я знаю, где вас можно найти, если будет что-то важное. Тогда я позвоню в пансион «Адрия». Больше никто.
Спросите Питера Джордана. Там я под этим именем. Боюсь огласки.
Питер Джордан, хорошо, господин Фабер. Только в особо важных случаях. Я боюсь, вы там надолго задержитесь.
Я тоже этого боюсь.
Послать вам кого-нибудь, кто поможет упаковать вещи?
В этом нет необходимости. Фабер пожал Ланеру руку.
Подошел другой портье.
Извините! Час назад вам звонили, господин Фабер. Он передал Фаберу конверт.
Спасибо, Фабер кивнул ему и Ланеру и вынул из конверта отпечатанное на машинке сообщение: «Позвонить господину Вальтеру Марксу в Мюнхен».
Из своего апартамента он набрал номер конторы. Его сразу соединили.
Алло, Роберт! прозвучал голос Маркса.
Доброе утро, Вальтер!
Как дела у мальчика?
Паршиво. Что случилось?
Факс от «Меркьюри» из Нью-Йорка. Они совершают опцион, пишет Дебора Бренч. Маркс зачитал:«Please let Mr. Faber know, that Gary Moore is very enthusiastic about this project». Итак, ты получишь римейк! Первый фильм по твоей книге режиссер ведь испортил. Теперь у тебя есть шанс, что Джери Мур испортит второй фильм. Тебя это радует?
Конечно, радует, идиот!
Да, звучит. Другая ужасная новость: в факсе указывается, что ночным курьером отправляется чек, половина от всей суммы. Куча денег!
Мне понадобятся.
Ты очень благодарный клиент. Полтора года я должен был бороться, прежде чем они подписали договор. Дебора ведь могла бы прислать и другой факс.
Не сердись, Вальтер! Я тут совершенно заморочен У меня столько забот
Я знаю, старина, знаю. Я просто пошутил. Где я должен предъявить чек? «Мюнхен-банк»?
Да, пожалуйста, сказал Фабер. Нет, подожди! Лучше «Швейцарский Люцерн-банк».
Окей, Роберт. И всего, всего хорошего!
Тебе тоже. Минутку! Я сейчас переезжаю в другой пансион!
Пока не появится что-нибудь получше?
Этот пансион расположен рядом с Детским госпиталем, поэтому. Пансион «Адрия», запиши, Ленаугассе. Теперь ты найдешь меня там.
Телефон?
Я еще не знаю. Узнаешь в справочной службе.
Порядок.
Вальтер я благодарю тебя за все, что ты провернул в «Меркьюри».
Это было сплошное удовольствие, малыш, сказал его друг.
8
18 мая уже с утра было очень тепло. Фабер побрился, принял душ, выпил свои лекарства. Затем положил оба больших самсоновских чемодана на кровать и начал укладывать вещи. В своей жизни он тысячи раз паковал чемоданы. Белье, рубашки, костюмы с пиджаками на вешалках, обувь, книги. Он подошел к встроенному в стену сейфу, набрал цифры 7424, взял из сейфа пистолет и положил его в чемодан. Конверт со снимками Зигфрида Монка, полученный накануне вечером от Ренаты Вагнер, он, немного подумав, положил во внутренний карман дорожной сумки вместе с несессером из темно-синей кожи. При малейшем физическом напряжении он уже много лет сразу начинал потеть. Поэтому он привык заниматься упаковкой в одних трусах. Закончив, он снова принял душ и затем воспользовался лосьоном для тела. Он приготовил серебристо-серый летний костюм, голубую рубашку, светлый галстук и черные открытые туфли.
Примерно в час дня он уже ехал в такси по Рингу в направлении Альзерштрассе к пансиону «Адрия». Водитель открыл все окна. Теплый ветер дул Фаберу в лицо. Пиджак лежал у него на коленях. У Бургтора его внезапно охватила паника.
Мира! Он ведь собирался навещать ее каждый день и сообщать ей о состоянии Горана. Что он скажет ей сегодня? И завтра? Что, если Горан умер? Что станет тогда с Мирой? Ее же все равно сразу бы не выписали и не отправили в Сараево! Сможет ли он бросить ее на произвол судьбы?
Пока Горан будет жив, ее, наверное, оставят здесь. Это состояние между жизнью и смертью может тянуться дни, недели. Значит, я должен неделями сидеть у его кровати и ждать, когда начнутся новые кровотечения с ужасными сценами, какие я наблюдал прошлой ночью. Я не выдержу. Я не выдержу. После того, как я упаковал свои вещи, мне стало смертельно плохо. Конечно, и от страха перед тем, что меня ожидает. Как долго я смогу это переносить? Как долго сможет переносить это Мира?
Такси проехало мимо Парламента. Белое здание сверкало на солнце.
«Нет! подумал Фабер, внезапно приняв решение. Нет, я больше в этом деле не участвую. Я не могу. Я не хочу. Кончено! Все! Немедленно! Лучше сейчас и безжалостно, чем потом. Better with a bang than a whimper. Я не Белл. Я не такой, как онмужественный, не способный никого предать. Я трус. Я сдаюсь. Это должно закончиться, немедленно».
Господин шофер! он наклонился вперед.
Слушаю, господин! Молодой водитель говорил с сильным акцентом. Он был темнокожий, с короткими курчавыми волосами и худыми руками с длинными пальцами. Фабер понял, что он из Марокко и в Вене ориентируется слабо. Услышав адрес пансиона, он должен был посмотреть план города.
Я кое-что вспомнил Фабер кричал, чтобы заглушить шум ветра. Я не могу ехать в пансион. Я должен немедленно ехать в аэропорт! Немедленно! Отвезите меня, пожалуйста, в Швечат!
Швечат. Аэропорт. Хорошо, господин. Молодой марокканец покинул Ринг и поехал по Ластенштрассе в обратном направлении. Его лицо ничего не выражало. Когда они подъехали к Шварценбергплац и там Фабер увидел наконец указатель «АЭРОПОРТ», он, задыхаясь, откинулся назад в кресле. Он старался глубоко дышать. Голова болела, но он чувствовал огромное, неописуемое облегчение.
«Нельзя сказать, что мне безразличны Мира и Горан, думал он, но я хочу только одного: вон из этого города как можно быстрее, как можно дальше, ничего больше не видеть, ничего больше не слышать, ничего не делать, совсем ничего».
Такси двигалось по автостраде в направлении Швечата. Пел ветер. Сразу прошла головная боль. Он почувствовал себя прекрасно. Когда такси остановилось перед залом вылета, подошел мужчина с тележкой.
Носильщик нужен, господин?
Да, пожалуйста.
Фабер и марокканец вышли из машины. Фабер оплатил такси и, как всегда, дал очень большие чаевые. Носильщик укладывал чемоданы на тележку.