Таня встала, подошла ко мне, обняла и демонстративно поцеловала. Потом промурлыкала:
Димыч, мы все тебя любим, твое превосходство признаем и смиренно просим нас простить и вести домой.
Лицемеры! Собачку видели? Всем капут!
Сусанин!
Подурачились и стали дальше карабкаться. Вышли на тропинку, ведущую к морю по холмам. И через два часа были дома. Пришли, сполоснулись в лагерном душе, поели в столовой и только тогда заметили, что погода перемениласьдул свежий ветер, Солнца не было видно из-за быстро бегущих по небу облаков, море волновалось, по нему катились полутораметровые волны, синева его прерывалась то тут, то там белыми барашками.
Сашенька свою программу выполнил на сто процентов. Был у Володи «на ранчо». Купил вино. Пробовал его вместе с Володей. Как гость был допущен до черешневого дерева. Притащил на себе не только полную канистру, но и пластиковое ведро черешни, хотя и был «пьян как обезьяна». Отоспался и был готов для дальнейших подвигов.
А где мегрельский князь? спросил я у Сашеньки. Горгия в разговорах с нами часто намекал на свое княжеское происхождение.
Он арестован и сидит в милиции в Пицунде.
Да ты что? Как это «арестован»? За что?
За изнасилование студентки исторического факультета.
Ты откуда знаешь?
Меня Фантомас (так за глаза называли начальника лагеря) для переговоров вызывал. Возил в Пицунду. Они там все сидят и гонца с деньгами из Тбилиси ждут.
Какого гонца, ты что, Комсорг, перепил чачи?
Иди ты знаешь куда? Горгия скоро приедет и сам расскажет.
Ну, дела.
Горгия действительно скоро появился, «оскорбленный в лучших чувствах».
Аскарбили, аскарбили и апарочили! Я ее даже не патрогал! восклицал он. Я попросил его успокоиться и не вываливать все сейчас, а подождать пока все соберутся.
Собрались. Посовещавшись, решили отойти от лагерного пляжа метров на двести. Так и сделали. Нашли укрытое скалами от ветра место, постелили несколько одеял, развели крохотный костерчик. Топили плавником.
Попросили Горгию рассказать все «с самого начала» и ничего не пропуская.
С ним во время нашего отсутствия произошла типично кавказская история. Привожу его рассказ без грузинского акцента:
Приехали ко мне гости сегодня из Тбилиси. Знакомые отца. На Волге. Только на один день. Трое. Ты тут знаешь все, говорят, найди нам блондинку. Студентку. И чтобы попышнее. И тут чтобы было и там (Горгия показал на грудь и на зад). И чтоб по-настоящему дала. А мы купим груши и чачу. А я тут знаю одну. Студентка истфака. Марина зовут. Блондинка. И вроде на все готова. Поговорил с ней. Показал ей Волгу. Груши показал. Познакомил с гостями. Отъехали по дороге. Недалеко. Нашли тень. Вышли, разложили ковер. Начали пить и веселиться. Марина опьянела. Одному гостю дала. Он доволен. Другому. Он тоже доволен. Третьему. Я тоже хотел. Но тут Тут недалеко от нас, в кустах появился Как его, ну этот, активист. Физкультурник. Алексей Петрович. Стоит и смотрит. А мы все голые. Чего он по горам ходит, людей пугает? Этот Петровичдоцент на истфаке. Он Марину узнал. И она его узнала. И испугалась, что донесет. Схватила свои вещи и закричала:
Меня изнасиловали, меня изнасиловали!
Подбежала к Петровичу. И отправилась вместе с нимк Фантомасу. Фантомас милицию вызвал. Милиция нас тут же нашла. Отбуксировали Волгу в лагерь, а нас всех забрали и к абхазам в Пицунду отвезли. Сидим мы в милиции. Входит завотделением. Что, говорит, попались В тюрьму все сядете. Или как джентльмены дело уладим?
Мы говорим, лучше как джентльмены. Я, продолжает, эту дуру припугнул следствием, она согласна пятьсот взять и все забыть. Только доцент ничего знать не хочет. Доцента сами уговаривать будете. А мне и моим людям за хлопотычетыре тысячи. Сегоднячетыре. А завтра будетдесять. Наличными.
Гости звонили в Тбилиси, деньги будут поздно вечером. Все трое еще там сидят, гонца ждут. А меня отпустили, чтобы я с доцентом поговорил. Доцент долго артачился. Потом сказал, буду молчать, но ты меня на неделю в Тбилиси пригласи. Теперь надо будет этого козла у мамы принимать. Вот как было.
Валерка сказал назидательно:
Не ходите дети в Африку гулять!
Кто-то спросил:
А Марина?
Ее завтра в Москву отправят.
А гости?
Гости пьют в милиции с завотделением. А завтра в Тбилиси уедут. Хватит, погостили!
Я сказал:
Самое время Изабеллы попробовать! Только чурпрямо из канистры.
Мне за инициативу и вручили первому канистру. Сашенька ее поддерживал. А я пил. Терпкое вино обдирало горло. Заглянул внутрь канистры. Там было темно, по поверхности вина ходили темно-красные волны.
На двадцатом глотке я отпрянул от канистры. Вино натекло по подбородку на майку. Закружилась голова. Я полез на скалу, проветриться и посмотреть на море.
Море бушевало. В темноте волны представлялись огромными, увенчанными пеной, поднимающимися и опускающимися буграми.
Через несколько минут все ребята были пьяные (девушки пили не много). Мне захотелось погеройствовать.
Вы как хотите, а я купаться хочу. Кто со мной?
Ты что, сдурел?
Ночью, в шторм! Мы тебя и спасти не сможем.
Один Валерка принял вызов.
Я пойду, но ты должен быть рядом, а то я берег потеряю. Очки тут оставлю.
Досадно. Опять не удастся показать Тане, какой я герой. Ведь Валерка рискует в десять раз больше моего.
Мальчики, вы что, с ума сошли? Валерка, ты что? воскликнула Таня, когда мы встали. Меня резанулокакую она о нем заботу проявляет!
Мы отошли от скал, вышли туда, где был ровный мелкогалечный пляж и вошли в пенящуюся воду. Секрет купания в шторм простнадо умело зайти, отплыть подальше, туда, где волны покатые, наплаваться и выйти в редкую минуту сравнительного затишья. Все это мы обсудили с Валеркой до купания. Дождались слабой волны и быстро, прорубив ее головой поплыли от берега. Я плыл рядом с Валеркой и все время подавал голосом сигнал. Все было бы хорошо, если бы Валерка мог также быстро плавать как и я. Но он плыл медленно. И подныривать под волну просто не успевал. Поэтому попадал прямо в пеклов закручивающийся гребешок. Глотнул соленой воды. Закашлялся. Еще раз глотнул. Захлебнулся. Начал тонуть. Я взял его за локоть и потащил к берегу. По дороге нас два раза било падающими гребешками. Один раз я даже Валерку потерял, но, к счастью, быстро нашел. Выйти тоже удалось сравнительно благополучноя отделался двумя царапинами. У Валерки царапин было больше. Но он не жаловался. Откашлялся. Царапины затер руками.
Пришли, герои! объявила Таня.
А вот вам штрафную из канистрочки, провозгласил Сашенька.
Я шепнул Валерке:
Знаешь, если бы мы не выплыли, они бы этого даже не заметили.
Он ответил тоже тихо:
Это, может быть, и не плохо.
А потом пропел хриплым голосом:
Не ходите дети в Африку гулять!
Костер еще горел. Ниночка и Верочка ушли спать. Комсорг дремал. Мишенька солировал. Он говорил с легким еврейским акцентом:
Я родился в Кишиневе. Ты, Димычмосквич. Ты не знаешь, что значит жить в провинции Мои родители жили как в девятнадцатом веке. Тети, дяди, братья, сестры, кузены, бабушки, дедушкии все аиды. Никто в синагогу не ходит, даже на идише никто не говорит, но все обсуждают, сколько в том и в том еврейской крови. Когда кто уехал и куда. А потом разъехались все. Кто в Израиль, кто в Штаты, кто в Канаду. Папа не поехалон коммунист, отставник. И Сталина и Хрущева и Брежнева любил. Мамабухгалтер. В детстве я все время болел. В школе учился плохо. Потом попал в математическую школу. Открыли тогда в Кишиневе. Получил первое место на олимпиаде. Послали на международную. Там я занял третье место. Поэтому меня, еврея, взяли на мехмат. Без экзаменов. А ты, Димыч не еврей?
Яна половину.
То-то я чувствую Еврей еврея через скалу чует.
В Тане вдруг проснулось чувство гражданской ответственности. Волнуясь и сверкая глазами, она воскликнула:
Что же по-твоему, евреев на мехмат не берут? Специально на экзаменах режут? И это в нашей советской стране?
Мишенька печально ответил:
Да, Танечка, именно так, в нашей советской стране.
Неправда! Это вражеские голоса слухи распускают! Тебя же приняли. Я еще троих знаю. А ты говоришьне берут!