Потом вдруг преображался в кузена Бенедикта и блеял:
Я изучаю энтомологию, великую науку о насекомых! Это безусловно четвероногое позвоночное! Собака из породы австралийских динго.
Потом опять ревел Хвылей:
Вот ваш голубой таракан! Кит! Гарпуны в порядке? Остроги, копья? Четыреста чертей!
Неподражаемо изображал Негоро-Астангова, нашептывал вкрадчиво:
Я служил на лучших пароходах линии Марсель-Гонконг. В совершенстве знаю французскую кухню! Пассажиры будут довольны!
А потом добавлял ядовито:
Не забываете, что это Ангола, а не Пятое авеню! Капитан Сэнд. не угодно ли барашка по-африкански?
Нежно мурлыкал:
Мой мальчик, сможешь ли ты найти дорогу в этом страшном океане?
Становился похожим на архангела, когда проговаривал реплики Дика Сэнда:
Я поведу корабль по компасу! Только бы нам достигнуть Америки! Земля! Я вижу густой лес, зеленые поляны, множество ручьев! Геркулес, немедленно задержать Негоро! Гаррис сбежал, он заодно с Негоро, он подлый предатель!
Задыхался от сарказма, становясь работорговцем Альвецом:
Сеньор Перейра! Рад вас видеть без веревки на шее! Клянусь, этот мальчик вылечит меня от ревматизма! Передайте его величеству, королю Мауни-Лунгу, что я завтра принесу Сэнда в жертву, заменив им старую лошадь.
Из-за его драматического искусства мы и не заметили, как подошли к конусообразной горе. Поблагодарили рассказчика. Оксана его обняла и поцеловала. Затем поднялись по осыпи к нижней, похожей на огромный каменный автобус скале, обогнули ее и начали восхождение по северной, относительно пологой стороне, заросшей леском и кустарниками. Молодые ноги легкимы быстро достигли плато.
Попрыгали, побегали, поглазели на роскошные пейзажи. Шигаров сделал несколько фотографий болтавшимся на его шее стареньким ФЭДом в потертом чехле, девушки сплели небольшие венки из желтых и синих цветов, непонятно как выживших среди камней. Еще часок побродили по пещерам, тогда еще не исписанным безмозглыми туристами. Нашли подземную церковь с колоннами и полуразрушенной крещальней. Я, как всегда в старых постройках, сосредоточился и попытался проникнуть в иной пласт времени, расслышать греческую литургическую музыку тысячелетней давности. Но ничего не услышал кроме радостного смеха нашего юного Капитана, влезшего в одну из могил, сложившего руки крестом на груди и испугавшего своим видом и воем пугливую Оксану.
Ушли из подземелья и устроили пикник. Сели у обрыва, в тени небольшой стены, там, где в старину возвышалась сторожевая башня. На ее месте торчал, как зуб, высокий камень. В скалах рядом с ним то ли природой, то ли человеком были выбиты круглые отверстия. Мы развели в одном из отверстий костер, съели бутерброды и груши, напились невкусной воды из фляжек, поболтали.
Разговор не клеился.
Я хотел было попросить ожесточенно расчесывающего свои непокорные космы Дика Сэнда рассказать нам про капитана Немо и Наутилус, но. подумав, передумал. Тактика мояпослужить обаятельным контрастом ошалелому рассказчику и молчаливому аспирантууспеха не принесла. На мои робкие попытки заговорить с моей зазнобой о истории Тепе-Кермена (в моем арсенале хранились сведения из специально проштудированной в библиотеке книги «Пещерные города Крыма» и мной самим придуманные легендыо черных монахинях, превратившихся в каменных кротих и о пещерной королеве Сигидии, спасшей своей красотой любимый город от гнева хана) Зухра реагировала вяло и смотрела в сторону. А потом шушукалась с Оксаной и смеялась.
Я решил завести с всезнающим Шигаровым умную астрономическую беседу. Потому что мог кое-чем блеснуть. Поговорить мне хотелось тогда о еще гипотетическом, загадочном облаке Оорта, огромном сферическом пространстве вокруг Солнца, радиусом чуть ли не в световой год, из темных и мрачных глубин которого прилетают иногда в нашу, светлую часть Солнечной системы кометы с грязными ледяными ядрами. Эти хвостатые небесные тела, говорят, могут запросто уничтожить жизнь на нашем уютном голубом шарике.
Но беседу начать мне не удалось, потому что как раз в тот момент, когда я открыл рот, и начался ужас.
Трудно передать словами ощущение от произошедшей ни с того, ни с сего метаморфозы. Мир вокруг меня потерял цвет. Ветер затих. Исчезли шумы и запахи. Наступило что-то новое.
И скалы, и небо, и дали, и огонь в костревсе стало вдруг иссиня-серым и как бы двумерным. Превратилось в контрастную, не очень резкую фотографию.
Я чувствовал грозное приближение чего-то катастрофического, фатального. То же самое наверное ощущали обитатели Тепе-Кермена. когда в ожидании появления полчищ Ногая впервые расслышали доносящийся из-за холмов топот тысяч коней. Хруст и стон земли.
И это страшное приблизилось и ударило меня в грудь тошной волной.
Неожиданно послышались какие-то сиплые голоса. Как будто пространство скрутилось в дьявольскую телефонную трубку я услышал переговоры обитателей ада.
Каркающий голос спросил, грубо корежа слова:
Это кто такие? Неудравшие беляки? Буржуйское отродье? Или зеленые? Что будем с ними делать, Палыч?
Ему ответили:
Сразу видно, из какого огорода овощи. Контра. Так, товарищ Прялый, девокв подвал к тете Розе. Оприходовать и в расход. Пацана и очкарика на допрос к товарищу Куну. Хотя Чего тянуть, да балясы точить? Указание сверху имеем ясное. С обрыва их Да не забудь трофеи для Евдокимова!
К нам подошли отделившиеся как тени от скал серосиние люди. Похожие на красноармейцев из фильмов о Гражданской войне. Двоев пыльных шлемах с звездами, один, маленькийтатарин, другой, покрупнеепочему-то со страшно знакомым лицом. Кто это, чёрт возьми?! Третий был опоясан крест-накрест пулеметными лентами. Широкий и крепкий, как старый дуб, революционный матрос в тельняшке и бушлате. Четвертыйурод с провалившимся носом, вроде как солдат, в рваной шинели и в опорках. Спрашивал, по-видимому урод, а отвечал матрос.
Мы застыли в шоке. Я так и не успел закрыть рот. Был парализован.
Сколько длился шокне помню. Помню только, что вдруг отчетливо расслышал какие-то щелчки. Это Шигаров щелкал своим ФЭДом!
Тут все быстро завертелось. Как будто включился и затрещал кинопроектор!
Понеслось черно-белое кино.
Урод как-то боком подскочил к Шигарову, вырвал из его рук камеру, швырнул ее на камни и ударил аспиранта в висок прикладом винтовки. Тот повалился как мешок (обычно пишуткак сноп, но я никогда не видел валящихся снопов). Очки его отлетели в сторону, сверкнув стеклами. Солдат достал широкий штык и отрезал у лежащего уши. Выколол ему глаза, потом приподнял аспиранта одной рукой за шкирку и бросил, как котенка, в пропасть. И довольно закрякал.
Шкаф-матрос поймал вскочившего и попытавшегося удрать Пятнадцатилетнего Капитана, сгреб и обнял его медвежьим объятием, укусил его губы так, что кровь потекла по небритому подбородку, и тут же задушил несчастного огромными руками с вздувшимися хищной волной ногтями. Отрезал Дику Сэнду уши и нос и кинул обезображенный труп в пропасть.
Те. двое, в пыльных шлемах, вцепились, как клещи, в вопящих и отчаянно отбивающихся от них девушек. Повалили. ТатаринОксану, а другой, с знакомым до боли лицомЗухру. Грубо раздвинули им бедра, сорвали нижнюю одежду. После изнасилования татарин отрезал Оксане груди, а тот, другой, вспорол полумертвой Зухре живот. Трупы тоже побросали в пропасть.
Меня злодеи как будто и не видели.
Убийцы собрались в группу глухо заговорили о чем-то слились со скалой, пропали.
Я остался у камня один, в жутком черно-белом мире.
Ужас, однако, и не собирался прекращаться. И вот мои друзья опять сидят вокруг костра. Появляются серые. Сцена насилия повторяется. Кто-то упрямо еще и еще раз прокручивал страшное кино.
Только когда кошмар повторился раз тридцать, я понял, что надо делать, и прыгнул в пропасть.
Мне показалось, что я лечу, а упругий воздух держит меня, как птицу, но через мгновение я увидел стремительно приближающиеся скалы и зажмурил глаза. Я слышал, как трещал мой ломающийся хребет, почувствовал, как из горла хлынула кровь и проткнутое ребром сердце перестало биться.
Во мне и вокруг меня разлилась, как молоко, белая тишина смерти.