Эх ты, Мурка, обратились к нему.
Около багажника с метлой в руках стоял Кировский, пожилой дворник, который видел, как рос Мурка. Он отпустил седую бороду, а с ней и руки. Изо рта торчала сигарета. Ветер заставлял его дрожать. Увидев его, Мурка облегченно выдохнул.
День добрый, сказал он.
Добрей видали, Мурка. Добрей видали. Ты это что, опять? Попал ты, попал.
Отвали, злобно прорычал Мурка и оттолкнул дворника от багажника. Макулатура, и все.
Я слышу, как там у тебя макулатура звенит. Побольше тебя различать умею. А мне на что жить, а? Я немолод, ты немолод, где твоя солидарность?
Старик, что тебе от меня надо? Поучить меня жизни?
Ты дурак, с усмешкой сказал Кировский. Тебя чему не учи, ты все сделаешь наоборот. Не назло, а просто потому, что дурак. Жить я хочу хорошо.
Тебе недолго жить осталось-то. Зачем отвыкать?
Много думаешь, старик, Мурка полез к двери, но Кировский преградил ему дорогу. Ты сейчас получишь у меня.
Сейчас Вочика позову, и он тебе задаст! крикнул Кировский.
Хорошо, хорошо. Сколько ты хочешь?
Три бутылки.
Мурка засмеялся. Он схватился за живот руками, чтобы еще сильнее унизить Кировского.
Тебе не много? И так весь красный, расколбасный.
Положу в карманы обе, третью на шею и в реку прыгну, с серьезным лицом сказал Кировский.
Понятно, Мурка достал из кармана кошелек. На, держи, на одну бутылку, и проваливай, иначе до реки не дойдешь, здесь ляжешь.
Кировский никогда не видел Мурку таким злым. Вернее будет сказатьвидел, но забыл об этом. Маленький ребеночек, дворовый внучек стал не кем иным, как чертом. Потому он жалобно взял из его рук протянутые купюры и скрылся в снегу, дабы не мучаться больше. Около входа в торговый центр Кировский сел на лавку и пересчитал деньги. Хватало либо на еду, либо на водку. Выбор был очевиден. Когда село солнце, Кировский был уже пьян. Он тешился воспоминаниями о своем прошлом, об успехах, связанных с ним; проклинал Мурку и себя, за то, что в детстве не дал забрать его цыганам с окрестностей города. Продал быне мучался. Повторив про себя сказанное, Кировский заплакал и стал колоть вилкой руку. Слезы текли рекой, он ненавидел себя. Утром он украл у таджиков несколько кирпичей со стройки, пока те обедали, спрятал их в карманах прокуренной шинели и прыгнул в реку.
Мимо на машине проезжал Мурка. У него болели зубы от сигарет и внезапно ударившего мороза. Спал он плохо, лучше бы вообще не спал. Пустая квартира встретила плохо, бардак так и никуда не делся, у соседей потек унитаз, и в квартире пахло настоявшимся дерьмом. Утром он обжег руку, когда зажигал комфорку, в яблоке наткнулся на несколько червяков. День не задался с самого начала. Веки укрывали глаза спать, руки как мертвые вцепились в руль, машину виляло в стороны. Не выдержав напряжения, Мурка остановился на обочине. Закурил, посмотрел на грязь под ногами и поехал дальше. Мягкое кресло вгоняло в сон.
Он остановился во дворах около дома, недалеко от продуктового в подвале. Около входа уже стояли местные, всем знакомые алкаши и просили у женщин жалости, а у мужчин мелочи. Мурка не стал даже смотреть на них. За прилавком скучала Элла. Увидев Мурку, она выпрямилась и поправила волосы.
Мурка, привет, кокетливо поздоровалась Эла.
Привет, привет. Как дела?
Хорошо? Ты ко мне?
Честно говоря, нет, но посмотрим. Салим тут?
Эх, там сидит, она показала пальцем на скрытое за шторой помещение.
У себя, понял.
Мурка приоткрыл занавеску. За ней распивали пиво портовые рабочие. Несколько мужчин прятало в черные пакеты спиртное. В воздухе стоял запах мочи и курева. Разговоры скрывало радио «Дорожное», телевизоры издавал аплодисменты. За прилавком стоял пухлый кавказец лет сорока в сером свитере. За стойкой Салим выглядел так, будто, кроме туловища, у него больше ничего нет. Для его работы большего и не надо.
День добрый, бодро сказал Мурка.
Добрее видали, ответил Салим. Что будете?
Да что покрепче, знаешь.
Возьмите темного. Оно вас так возьмет, что
Я про другое крепкое, перебил его Мурка. Водку там.
Водку? удивился Салим. У нас такого в помине не было.
Разве? Я сюда не в первый раз прихожу.
Салим присмотрелся. Мурка ничем не отличался от большинства других клиентов.
А ты сюда не впервые приходишь, да?
Обычно я больше по вину, для девушек, соврал Мурка.
Ну да, точно. Не узнал, извиняй. В общем, чего желаешь?
Да у меня предложение есть.
Предложение будешь своим девушкам делать. Ты о чем?
У меня в машине ящик водки нераспакованной. Местная. Отдам за дешман.
Раз отдашьможет, бесплатно, м? Угостишь присутствующих?
Мужики подняли головы и с жаждой в глазах уставились на Мурку.
Все стоит денег, громко произнес Мурка.
Твоя правда, дорогой, Салим улыбнулся. Что за водка-то?
Мурка достал из кожанки бутылку и протянул ее Салиму. Тот несколько минут рассматривал этикетку, делая вид, что хоть немного разбирается в водке. Его познания ограничивались ценой, бутылкой и маркой. Удивительно, но в городе Салим считался сомелье. Знали об этом, парадоксально, немногие. Салим поставил бутылку на полку, посмотрел, как она смотрится среди других, и озвучил свою цену. Мурку она не устроила. Он собрался уже уходить, но в последний момент Салим согласился на озвученную цифру. Они пожали руки, и через несколько минут водка заняла достойное место на прилавке за ширмой, между вином из родной республики и коньяком из соседней. Мурка пересчитал купюры и спрятал их во внутренний карман куртки. Радость за себя, гордость за себя, легкое возбуждениевсе одновременно село ему в горло. Давно такие деньги не были у его груди. Последний разна свадьбе друга, когда ему доверили вручить конверт, он чувствовал сквозь них, как бьется сердце. Жизнь оно стояло, дохало на отвали, а тогда по-настоящему забилось. Сложно представить ту боль, когда Мурке пришлось оторвать конверт от груди и с улыбкой вручить жениху. Машина заполнилась сигаретным дымом. «В последний раз, обещал себе Мурка, в салоне будет пахнуть сеном, дальше только «Парламент» и успех». Зазвенели ключи, раздался недовольный крик. Машина не заводилась.
Сережа терял дыхание. Он бежал так быстро, как только мог. Легкие болели, сожаления о своих вредных привычках были как никогда сильны. На улице давно стемнело, многие фонари не зажглись. Местные жители спешили домой. Их пакеты гремели стеклом. Во дворах собирались компании по пять-шесть человек. Неотъемлемый атрибутпиво и сигареты. Ветер был злой, никого не жалел. Девушки скрывали лица в надежде, что их не заметят. К Салиму выстроилась очередь из уставших мужчин с лицами, похожими на пакеты. Не было ни одного без щетины, мешков под глазами и распухшего носа. После девятипрайм тайм, и все это знали. Многие стояли в очереди за четверых, брали на целую компанию сразу. Эла скучала и с завистью поглядывала в сторону Салима. Иногда к ней подходили и покупали запивку, либо закуски.
Водку посоветуешь?
Вот, отличная. Только сегодня привезли. Но недешевая, сам понимаешь. Зарубежная.
Ну нахуй, переплачивать я буду. Давай русскую.
Держи. Спасибо. Вам что?
Винстон синий и портвейн.
Прикладывайте карту. Дальше.
Салим! раздался голос у телевизора.
Чего тебе? с презрением спросил Салим.
Ты чего? Как разговариваешь? рассердился мужик.
Прости, отвлекся, Салим поправил бутылку на полке и сделал радио потише. Что такое? Не видишь, я занят.
Водки дай попробовать.
А ты мне денег дай и пожалуйста, смеялся Салим. Вам чего?
Вино подешевле.
Триста. Спасибо.
Привет, Салим, Сережа протянул руку через стойку.
Привет, дорогой. Тебе в банке, как всегда?
Так мило, что ты помнишь. Но я на мальчишник. Надо подобающе отметиться.
Ни слова, я тебя понял. Держи, Салим потянулся к витрине за спиной и взял бутылку водки, той самой, что привез утром Мурка. Я ж думаю, шо ты так вырядился, теперь понятно. Кто женится?
Миша. На Светке, помнишь?
Это ты которую сюда приводил тогда?