Но самым страшным кошмаром был третий. Именно он и не давал Святополку житья. Он всегда начинался в каком-то здании, но что это было: церковь ли, сарай, княжеский чертог, он сказать не мог, потому что там царила тьма. Он тщился найти выход, беспомощно шаря в поисках хотя бы признаков окна или двери в этом пещерном мраке. Но, насколько хватало глаз, казалось, будто это пустынное, с высоким потолком помещение тянется и тянется без конца.
А вскоре он начинал ощущать его приближение.
Его тяжелые шаги гулким рокотом отдавались от железного пола, а эхо их терялось где-то высоко-высоко под неразличимой во тьме крышей. Если он поворачивался и бросался бежать, то понимал, что ужасные шаги внезапно начинали доноситься с той стороны, куда он в ужасе несся.
И он догадывался, что преследующее его чудовищеего долг. Оно придвигалось все ближе и ближе. От него не было спасения.
А потом чудище представало его взору. Оно было вышиной с дом и такое же широкое. Оно было облачено в длинную темную рясу, наподобие монашеской, и потому Святополк не мог разглядеть его ног, явно железных. Но еще больший страх внушало его лицо, ибо лица у этого существа не было. На том месте, где надлежит быть лицу, росла лишь огромная, густая, седая борода; у призрака не было ни глаз, ни рта. Он был глух и незряч. Однако он неизменно, безошибочно, в точности знал, где скрывается его жертва, медленно, не разбирая дороги, сотрясая стены, наступал на нееи Святополк беспомощно падал на железный пол, не в силах двинуться с места, и просыпался в холодном поту с криком ужаса.
«Есть только один способ спастись», решил он.
Его отец Игорь составил весьма простое завещание. По обычаю наследования, принятому в княжеских домах, он не думал о внуках, а передавал все, что имеет, сыновьям.
Нажитое Игорем состояние, под старость его сделавшееся довольно внушительным, предстояло поделить на равные доли между двумя его оставшимися в живых сыновьями, а те, в свою очередь, должны были заботиться о матери на протяжении всей ее жизни. Этим все и ограничивалось. Если один из двоих сыновей умрет, прежде чем вступят в силу условия завещания, то оставшийся унаследует обе доли. Подобное завещание соответствовало духу времени.
Святополк примерно представлял себе, сколько стоит имение Игоря. Половины этих денег не хватит уплатить его долги. А если он получит все, то не только расплатится с долгами, у него даже останется скромный доход.
Щеку было не по себе, он и сам не знал почему.
В этот вечер разведчики вернулись с добрыми вестями. Они обнаружили зимний лагерь половцев. Большая часть половецкой орды перебралась на летние пастбища, где будет жить в шатрах. Постоянный зимний лагерь, обнесенный стенами небольшой городок, находился прямо перед ними. «Он наполовину опустел, донесли разведчики, там остался только малый отряд».
«Мы нападем на них завтра», объявил князь.
Весь русский лагерь возликовал. Большинству казалось, что с тех пор, как их окружила пустая степь, прошла целая вечность, а теперь наконец это однообразие будет прервано, и им предстоит битва за половецкий городок. Если посчастливится, они возьмут немалую добычу. Теплой ночью от каждого походного костра доносилось негромкое пение.
Однако Щеку было не по себе. Возможно, его всего-навсего тревожила предстоящая битва, однако накануне его томили дурные сны, и потому, когда на счастливый лагерь опустилась ночь, он отозвал в сторону молодого хазара.
Не отходи от боярина Ивана, предупредил он, береги его как зеницу ока.
Когда? Сегодня ночью?
Щек нахмурился. Он сам не знал точно, что имел в виду. Поблизости возвышалось несколько деревьев да слегка колыхались под ветром высокие травы. Неужели там затаились половцы?
Да. Сегодня ночью, завтра, каждую ночь.
А что, если этот полупустой городокловушка, западня? Щек не доверял половцам, он ненавидел их. Четыре года тому назад они убили его женушку и одного из четверых детей. Убили для забавы. Это была еще одна причина, по которой он умолил боярина Ивана взять его с собой в поход.
«Так чего ты боишься?»спрашивал он себя. Он и сам не знал. Однако его не покидало всепоглощающее чувство опасности, ощущение измены, разлитое в воздухе.
Битва продолжалась недолго. Город занимал большую прямоугольную площадь, а окружали его невысокие стены из обожженной глины и земли. Войско, которое подошло к его укреплениям, вероятно, внушало его защитникам глубокий страх. Половцы поднялись на стены и храбро встретили врага; однако на них раз за разом, непрерывно, стал обрушиваться град русских стрел, разя всех направо и налево. Ближе к вечеру перед русскими, не потерявшими почти ни одного воина, отворили ворота; навстречу им вышли на переговоры парламентеры, неся приветственные дарывино и рыбу.
В расположенных рядами низких глинобитных домишках русские нашли запасы тонких восточных шелков, золото и драгоценности, вино с побережья Черного моря и с Кавказа. Этим вечером они изрядно попировалии в стенах завоеванного города, и в лагере, который разбили прямо у его стен.
Как раз на закате Иванушка вместе со Щеком и молодым хазаром выехали из лагеря, направившись вдоль русла небольшого ручья, и стали медленно объезжать половецкий город. Боярин ехал на Трояне, хазартоже на недурном вороном коне, а Щек довольствовался лошадкой поскромнее.
Иванушка остановился у половецкого кладбища, на дальнем конце города.
Могилы половецких воинов украшали странные изваяния«каменные бабы»: высотой в четыре-шесть локтей, они имели облик людейкруглолицых, с высокими скулами, короткошеих, широкоротых, с длинными висящими усами, в плоских, приплюснутых шлемах. Их миндалевидные глаза по большей части казались закрытыми. Тела их были широкобедрыми, со слишком короткими ногами; руки же, наоборот, непомерно длинные, были согнуты в локтях, идолы либо держались за каменные пояса, либо прятали ладони в межножье. Эти массивные каменные фигуры, хоть и выглядели странно, были преисполнены удивительной жизненной силысловно на миг замерли, предаваясь мечтам во время бесконечной скачки по степи.
Иванушка обернулся к хазарскому юнцу:
Они умерли. А ты боишься смерти?
Молодой человек явно собрался с духом и промолвил:
Нет, господин.
Иванушка улыбнулся:
А ты, Щек?
Не особенно. В эти дни бояться смерти не след, мрачно ответил вдовец.
Иванушка вздохнул, но промолчал. Однако мысленно признался самому себе: «А я вот боюсь смерти».
Они поскакали дальше.
Это случилось глухой ночью. В небе светил месяц, однако поднялся он в самую высь, и его то и дело заслоняли длинные растрепанные облака, проплывающие мимо. Легкий ветерок покачивал камыши, обрамляющие ручей. В степи царило безмолвие. Весь лагерь, казалось, заснул.
Трое половцев осторожно перешли вброд мелкий ручей, почти не подняв шума. Лишь тихо плеснула вода да упала пара капель с оружия. Однако прибрежные заросли камышей заглушали и эти звуки. Лица лазутчиков были вычернены, малый отряд был вооружен мечами и кинжалами. Их могли бы и вовсе не заметить, если бы один из них, бывалый лазутчик, не подал сигнал остальным, квакнув по-лягушачьи.
Щек замер. Он спал вполглаза. Сердце у него тотчас же бешено забилось. Ни в лесу, ни в степи не было твари, чей голос был бы ему незнаком. Как бы ни был искусен половецкий соглядатай, а все же Щек сразу понял: это квакает человек. Он рывком сел, уставившись в камыши, мучительно вглядываясь в темноту.
Они следили за ним. Один из троих, их предводитель, уже преодолел ползком на животе от ручья по траве локтей двадцать, и от Щека его теперь отделяло всего-то с десяток шагов.
Щек вскочил. Он осторожно потряс за плечо молодого хазара, чтобы разбудить, а потом, взяв в одну руку копье, а в другуюдлинный нож, осторожно пополз по направлению к камышам. Хазарский юнец хотел было двинуться за ним, но Щек нетерпеливо отмахнулся, веля тому оставаться на месте:
Не отходи от господина Ивана! шепнул он.
Этот шепот и прогнал сон боярина.
Иванушка увидел, как смерд ползет в камыши. Он рывком сел, быстро соображая.
Щек, назад! прошипел он и потянулся за мечом. Но Щек отполз уже шагов на десять, решив во что бы то ни стало довершить задуманное.