Тасе было скучно. Она пыталась его разговорить, Павел слушал и молчал. На Тасины вопросы отвечал односложно и снова молчалдо тех пор, пока Тася его о чём-нибудь не спрашивала. Чтобы получить короткий ответ.
Тася надулась и замолчала, а Павел даже не понял, что она обиделась. Лежал на спине и смотрел в высокое июльское небо, по которому плыли сливочно-белые облака. Потом переворачивался на живот и смотрел на синюю гладь водохранилища, по которой скользили белоснежные яхты, похожие на бабочек, на секунду опустившихся на водувот сейчас улетят. Иулетали, скользя по воде, растворяясь в солнечных бликах
Павел робко извещал Тасю: «Пойду окунусь, а то я зажарился» словно спрашивал у неё разрешения. А мог бы сказатьпойдём окунёмся, но никогда не говорил.
В тот день она приехала домой обиженная и злая, и едва вошла в квартиру, как затрезвонил телефон и мама крикнула с кухни: «Тася, тебя! Павел твой».
Звонил, конечно, Павел. «В дом войти не даст! Вот привязался, не мычит не телится. Что, интересно, ему от меня надо? Подружку нашёл!» зло подумала Тася.
Слушай, я тут подумал А здорово мы сегодня с тобой съездили Отдохнули классно! Давай в воскресенье опять поедем? Ты как?
Тася пожала плечами. Ну как на него обижаться, он всё равно не заметит. Он просто любит еёкак умеет. Вот и всё. Вот и всё
Первое облачко на безоблачном горизонте Тасиного счастья появилось в конце июля, когда выяснилось, что у них с Павлом совпадают отпуска. Тася собиралась поехать на озеро Селигер в лодочную кругосветку, и предложила поехать вместе. Павел «бекал и мекал», рассуждая о плюсах и минусах такого отдыха и мучительно трудно пытаясь сформулировать какую-то мысль, Тася так и не поняла, какую. И в конце концов замолчал, не сказав ни «да», ни «нет». Тася дала ему неделю на размышления, а через неделю сообщила, что в субботу поедет в турбюро за путёвкой, потом на вокзал за билетами.
В субботу? А я на Клязьму хотел Ну, раз ты занята, значит, в другой раз поедем, только и сказал Павел. Ехать с Тасей на Селигер он не собирался.
Ну и не надо! И Тася, скрепя сердце, позвонила Маше, школьной подруге. Маша от поездки не откажется, в этом Тася была уверена. Отпуск у Маши длинный, всё лето: Маша работала учителем в средней школе, преподавала алгебру и геометрию, за что Тася, у которой с алгеброй были немалые проблемы, её безмерно уважала.
Но Павел-то каков! Молчал, молчал и отказался тоже молча. Об отпуске Павел тоже молчал, а Тася не спрашивала.
Глава 9. Экипаж «Тридцать седьмой»
За путёвками на Селигер Тася ездила одна (Маша работала и не могла составить ей компанию). В турбюро ей рассказали о маршруте, предупредили, что лодочная кругосветка не фунт изюма, и если ты никогда не занимался греблей и не умеешь плавать, путёвку покупать не стоит. «Возьмите лучше стационарные, с проживанием в каменных корпусах, на турбазе. Столовая, пляж, водные велосипеды в прокате, и лес рядом, за грибами ходить можно» предложили Тасе. От «стационарных» путёвок она отказалась наотрез, и оказалась обладательницей волшебных билетов в селигерскую кругосветку, на которых поверх зачеркнутых чьих-то фамилий фиолетовыми чернилами были вписаныих с Машей.
Тася мимолётно пожалела бывших владельцев путёвокможет, заболели, или испугались «активного отдыха» и теперь жарятся где-нибудь на пляже, подставив солнцу загорелые бока. Тася не любила загорать, а отдыхать предпочитала взахлёб. До упаду. Если хотите, до изнеможения. Такой вот бзик. У всех же бываютбзики.
И не утерпелапоказала путёвки Павлу. Он рассеянно повертел в руках два картонных квадратика с фиолетовыми штампами и вернул их Тасе со словами: «Уезжаешь, значит? Всё-таки решилась А я хотел в театр с тобой, в августе Мариинка на гастроли приезжает, слышала?»
О гастролях Тася не слышала, иначе не стала бы покупать путёвки на август. Мариинский балет был для неё чудом, вроде явления Христа, которого никто не видел воочию, только на иконах. Вот и онатолько по телевизору, а «живыми» ни разу
Говорят, классно танцуют, я сам-то не видел, думал с тобой пойти, монотонно бубнил Павел.
Но билеты по три тысячи, наверное, а на хорошие места по пять, зачем-то возразила Тася. Она была удивлена, что Павел помнит о её пристрастиях и готов заплатить за билеты, а цена-то сумасшедшая (желание увидетьтоже сумасшедшее). Жаль, что она не сможет пойти. Но ещё больше удивило Тасю, что Павел даже не спрашивает, с кем она поедет на Селигер. Получается, ему всё равно? кольнула в сердце обида. Так они и рассталисьТася улыбалась, стараясь казаться беспечной, Павел хмуро пожелал ей хорошей погоды и хорошо отдохнуть. И не скучать.
Последнее пожелание было напрасным: с Машей скучать не придется. Как и сама Тася, Маша была легка на подъём, обожала путешествия и приключения и с завидным постоянством влипала в истории, по прихоти судьбы всякий раз оказываясь в эпицентре событий. Так что скучать им придётся вряд ли, с удовольствием думала Тася. И оказалась права.
Селигер ошеломил их обеих сказочно-волшебной красотой и необозримым простором. Первые два дня группа провела на турбазе: получали продукты, палатки, костровые принадлежности, походные разборные кровати и спальные мешки. И целый день учились грести. Как выяснилось, большинство из их группы не имело представления о том, как обращаться с веслами. Лодки были тяжёлыми, четырёхвёсельными, и грести полагалось парами. Народ бестолково махал вёслами, не попадая в ритм и загребая слишком глубоко. Рулевые не могли справиться с рулём, направляя лодку куда угодно, только не туда, куда надо.
К речным проблемам добавились сухопутные: палатки видели только в кино и не знали, что делать с колышками и зачем они вообще; костёр разводили полчаса; макароны переварили, и они превратились в жидкую кашу из теста и воды, которую, добавив сливочного масла, хлебали ложками вместо супа (суп жестоко пересолили, и его пришлось вылить), а вместо чая получился чифирь (бухнули в котёл пачку заварки и забыли снять с огня), который глотали, морщась от горечи и на все лады ругая дежурных.
Дежурные злились, потому что старались изо всех сил, и их можно было понять: обед на двадцать восемь человек они варили впервые в жизни и не знали, чего и сколько класть. К тому же, макарон на всех не хватило, и дежурным пришлось ужинать кабачковой икрой в стеклянных банках, которую их группе всучили в турбазовском магазине и которую при других обстоятельствах они не стали бы есть даже на необитаемом острове.
Альберт Николаевич (инструктор и руководитель группы, которого они дружно невзлюбилиза то, что разговаривал приказным тоном, требовал соблюдения дисциплины, а за неподчинение грозился снять с маршрута и отправить в Москву) был вынужден отложить отплытие, ругаясь сквозь сцепленные зубы. На общем собрании группы, которое состоялось в Москве незадолго до отъезда, Альберта уверяли, что умеют плавать, ставить палатки, разжигать костёр и держать в руках вёсла (умение грести и хорошо плавать было непременным условием участия в лодочной кругосветкеи народ беззастенчиво врал).
Грести учились до поздней ночи. В каждой лодке было две пары вёселзагребные в задних уключинах, подгребные в передних. Сидеть полагалось спиной вперед, новичкам это казалось неправильным, но они не торопились озвучивать свои выводы, боясь рассердить и без того сердитого Альберта Николаевича.
Гребец, работающий с главными вёслами, сидел в середине лодки, подгребнойпозади него, на носу. Сидящему сзади приходилось грести в ритме, задаваемом загребным: то есть наклоняться и выпрямляться одновременно. Стоило на секунду ослабить внимание и посмотреть в сторонуи толстые рукояти вёсел больно втыкались в спину сидящему впереди, оставляя кровоточащие ссадины. Загребным это, как вы сами понимаете, не нравилось, и экипажи лодок переругивались и выясняли отношения на весь Селигерпо словам Альберта Николаевича, которого Альбертом никто не называлего почётно именовали адмиралом их довольно большой (семь лодок, по четыре человека в каждой) флотилии. Альберт был польщён и против «адмирала» не возражал.
Тася с Машей оказались способными ученицами и слаженно работали вёслами, в такт с сидящими впереди загребными. Их лодка была под номером 37, остальные имели номера: 5, 21, 36, 76, 92 и 138. С пятой под девяносто вторуюдеревянные, крутобокие, с острым килем (такая конструкция придаёт лодкам особую остойчивость: шторма на озере нешуточные, волна крутая, и лодки здесь мастерили особенные, с высокими бортами и глубоким килем). Сто тридцать восьмаяплоскодонная лёгкая дюралькапринадлежала «адмиралу».