Ах, хорошопричмокнув от наслаждения, прошептал Даший.
Судя по всему, мы уже собираемся в путь? спросил Ешей.
Чэшой говорит, пора, возвращая посуду Цыбикову, ответил Даший. Иначе к ночи рискуем не добраться.
От Цыбикова не укрылось, как Ешей презрительно скривился: несмотря на весь опыт спутника Гомбожаба, предводителем был избран именно Чэшой, поскольку был казначеем перерожденного, дожидавшегося его в Лхасе.
Что ж, тогда будем собираться, сказал востоковед, желая хоть немного разрядить обстановку.
Путники промолчали, и Цыбиков отправился тушить костер и собирать вещи: задерживать караван не хотелось. Даший по настоянию Чэшоя кругом объехал лагерь и вскоре вернулся с благостными вестями: горизонт был чист, и их отряду ничто не мешало продолжить путь в направлении монастыря Гумбум.
«О, снова ты, мой непокорный верблюд!.. думал Гомбожаб, навьючивая животное. Не взбрыкивай уж»
К счастью, все обошлось. Верблюд вел себя вполне пристойно, и до самого Гумбума Цыбиков мог преспокойно обдумывать план дальнейших действий и ворошить прошлое, вспоминая, что же побудило его согласиться на подобную авантюрупоездку под видом бурятского паломника в Тибет.
«Сейчас оглядываешься назад и думаешьзачем, почему? Чего бы и в Петербурге не остаться?»
Поднявшись по реке Гуй, караван паломников свернул направо и взошел на небольшой холм. С его вершины открывался вид на монастырь Гумбум, и Гомбожаб остановил верблюда, дабы полюбоваться этим чудесным местом.
Цыбиков немало читал про него. Говорят, что все началось с великого реформатора ламаизма Цзонхавы и его матери. По легенде, однажды он пролил здесь свою кровь, и через три года после этого на том месте, где багряные капли упали в почву, выросло сандальное дерево цан-дан, на листьях которого можно было разглядеть изображения божеств. Возмужав, Цзонхава покинул отчий дом ради будущих великих свершений. Престарелая же мать осталась дома; она быстро заскучала по сыну и стала в своих письмах к нему просить свидания. Цзонхава не смог приехать, однако поручил матери построить под сенью дерева цан-дан
субурган1 со ста тысячами изображений «Львиноголосого». По словам реформатора, это принесет всем живым немалую пользу, а родительнице сможет заменить их свидание. Мать исполнила волю сына, и вскорости ступа была готова. Со временем к субургану начал стекаться народ со всего Тибета. Сначала лама Ринчэн-цзондуй-чжямцо построил около него келью для тридцати своих учеников, после, в 1577 году, здесь построили храм со статуей двенадцатилетнего «спасителя Майтреи» из «лекарственной глины». Наконец, еще шесть лет спустя, по настоянию третьего Далай-ламы Соднам-чжямцо был построен монастырь, который и получил название Гумбумиз-за тех самых ста тысяч портретов «Львиноголосого».
«Так сложно свыкнуться с мыслью, что весь Тибет есть замысловатое переплетение реальности и вымысла», подумал Цыбиков, с интересом рассматривая множественные здания, расположенные в обращенном на север глубоком овраге.
Самое главное здание монастырято, где находился субурган, стояло на фундаменте из серого гранита. Стены его были облицованы зеленым кирпичом, а крыша покрыта двойной позолотой. Другие здания несколько меркли на фоне основного, имея при этом весьма благородный вид.
Ха! рявкнули сзади.
Голос принадлежал их предводителю, Чэшою, и Гомбожаб, мигом его узнав, даже не стал оглядываться.
Где остановимся на ночлег? спросил он, когда верблюд командира остановился рядом с его животным.
В доме досточтимого Лон-бо-чойчжона, помедлив, ответил предводитель. Он мой старый знакомец и прорицатель.
Заслышав о ремесле названного Лон-бо-чойчжона, Гомбожаб заметно напрягся. Он не очень-то верил в волшебство и все, что с ним связано, но, учитывая нынешнее положение «лазутчика», Цыбиков опасался любой ситуации, способной обернуться его разоблачением.
«Но не могу же я просить Чэшоя выбрать другое место для ночлега? Он наверняка захочет узнать, чем мне не нравится это, и что тогда я отвечу?»
Решив, что лучшее, на что он сейчас способен, это бездействие, Цыбиков сказал лишь:
Надеюсь, мы не доставим многоуважаемому Лон-бо-чойчжону хлопот.
О, нет, он очень гостеприимен и, поскольку живет затворником, всегда рад послушать истории, происходящие снаружи его скромной обители.
В радушии Лон-бо-чойчжона Цыбиков вскорости убедился личнокогда они приехали к его дому, хозяин следил за плывущими по небу облаками, сидя на лавке слева от входа. Одет прорицатель был небогато, но опрятно, как и надлежит любому смиренному мещанину. Лицо хозяина украшала длинная седая борода, седые же волосы спадали на плечи, словно обледеневшие ветви ивы.
Доброго здравия, досточтимый Лон-бо-чойчжон! радостно поприветствовал старого знакомца предводитель каравана.
И тебе не хворать, досточтимый Чэшой, ответил прорицатель.
Он не выглядел удивленным, лишь обрадованным.
«Неужто действительно заранее знал, что мы приедем?» удивился про себя Цыбиков, однако тут же вспомнил, что Чэшой был родом из здешних краев, а значит, никакого резона удивляться его очередному приезду у Лон-бо-чойчжона не было.
Чэшой представил каждого из спутников хозяину, и тот отчего-то дольше всех задержался подле Цыбиковас минуту, не меньше, он смотрел ему в глаза, едва заметно улыбаясь самым уголком рта, и лишь после этого перешел к следующему путешественнику.
Ты ему явно чем-то запал в душу, прошипел стоящий рядом с Гомбожабом проныра Даший. Интересно, чем?
Цыбиков промолчал. Он не знал, чего ждать от Лон-бо-чойчжона, но по взгляду его понял, что прорицатель и вправду видит больше, чем другие.
«Интересно, насколько?»
Лон-бо-чойчжон ответил на этот вопрос довольно скоро: в один из последних январских вечеров прорицатель постучался в дверь к Гомбожабу, чем немало удивил последнего.
Позволишь войти?
Да, разумеетсяответил Цыбиков.
Прорицатель прошел внутрь и присел на скамейку, что стояла у стены. Возле противоположной находилась койка Гомбожаба, на которую, следуя примеру хозяина, медленно опустился востоковед. При этом он неотрывно глядел на Лон-бо-чойчжона, а тотна него: глаза прорицателя смеялись.
Чем обязан вашему визиту? осторожно осведомился востоковед.
Я с самого начала хотел с тобой поговорить, Гомбожаб Цыбиков, сказал хозяин. Просто ждал подходящего момента.
Сейчас он настал?
Как знать, повел плечом прорицатель. Можетда, можетнет В будущем станет ясно. Как бы то ни было, мироздание хотело, чтобы я поговорил с тобой, Гомбожаб, и вот я здесь.
«Мироздание?»
У Цыбикова возникло нехорошее предчувствие. Он все еще не слишком верил в провидческий дар их хозяина и в волшебство вообще, но уверенный тон Лон-бо-чойчжона вызывал у востоковеда беспокойство.
«Что, если он смотрит на меня и видит насквозь, кто я, откуда и что меня ждет? Может, он уже рассказал о моей тайне Чэшою, и тот сейчас
Должен сказать, я впечатлен, прерывая ход его мыслей, сказал Лон-бо-чойчжон.
Чем?
Тем, что ждет тебя, Гомбожаб Цыбиков Славная, славная судьба и не менее славная кончина: из твоего черепа будет изготовлена габала!
Цыбиков вздрогнул. Он знал, что подобная честь выпадает не каждому, но все же не хотел сейчас думать о смерти и последующих почестях.
Что с тобой? удивился Лон-бо-чойчжон. Или ты не рад этим вестям?
Рад, просто
Просто не очень веришь в мой дар, верно? расплылся в улыбке хозяин.
Цыбиков не нашел что ответить.
Не переживай об этом, отмахнулся Лон-бо-чойчжон. Даже здесь, в Гумбуме, хватает проходимцев и шарлатанов всех мастей.
Да нет, что вы я бы никогда не позволил
Оставь, поморщился хозяин. Верить или нетсокровенное дело каждого. В любом случаесам увидишь!
С загадочной улыбкой на устах Лон-бо-чойчжон поднялся со скамьи и пошел к двери. Постоялец провожал его слегка отрешенным взглядом.
Доброй ночи, Гомбожаб Цыбиков, задержавшись у порога, сказал прорицатель.
Доброй но неужели неужели вы вправду ничего больше не скажете? не удержавшись, спросил востоковед.