Нет-нет, на вас никто не жаловался, успокоила врач. Просто ваша семья считает, она кивнула в сторону полуоткрытой двери, и она тотчас захлопнулась, что вам не помешало бы отдохнуть. Поехать в санаторий, например.
С Машенькой? недоверчиво переспросила я.
Врач замялась.
Машенька останется с бабушкой, а вы отдохнете, смените обстановку, это полезно.
Да как вы как вы можете разлучать меня с дочерью? у меня перехватило дыхание от возмущения. На кого я оставлю Машеньку? Кто будет ею заниматься? Нам в школу нужно готовиться!
Машенька, детка, почитай тёте стихи, я поставила дочку на стул и одернула на ней платьице. Какие помнишь. Идет бычок качается, зайку бросила хозяйка, город над вольной Невой.
Врач нахмурилась.
Мы готовы к школе, я не обманываю, тараторила я. И считать, и читать, и стихи наизусть. Машенька все умеет. Немного боится чужих. Но это пройдет.
А у меня документы готовы, врач щелкнула замком портфеля, который лежал у нее на коленях, а я не замечала, поглощенная ребенком. Вот ваша путевка, распишитесь.
Без Машеньки никуда не поеду, отрезала я.
Хорошо, врач вздохнула, разворачивая бланк. С Машенькой так с Машенькой. Поедете обе.
VII
В санатории мне против ожидания понравилось. Как и обещала врач, нам предоставили отдельный номер, правда без дверей и выключателя на стене. Я сначала возмущалась, а потом привыклапроходившие по коридору безучастно поглядывали в мою сторону, а свет включался и выключался по расписанию.
Мы с Машенькой везде ходили вместе, никто не возражал, когда я брала ее в столовую и кормила с ложечки, усадив на колени. Конечно, Машенька уже большая девочка, почти школьница, но мне приходилось увещевать ее, чтобы заставить съесть хоть что-нибудь.
Давай еще ложечку, ворковала я. За мамуза папу за бабушку
Последние двое вскоре стерлись из моего сознания, а тем более из короткой детской памяти, поэтому мы ели ложечку за тетю доктора и повара. Прижимая Машеньку к себе, я возвращалась в сладостные дни беременности, когда она жила у меня в животе, а я насыщала ее, отдавая свое тело по куску, ложку за ложкой, как сейчас.
Однажды я не удержалась: когда столовая опустела, расстегнула халат и приложила Машеньку к груди. Машенька ерзала, чмокала губами, силясь поймать сосок, но он был пустым и тугим, как узелок. Она вертелась, и мне приходилось держать ее, растопыренную, обеими руками.
Только никому не говори, я погрозила ей пальцем, пряча грудь в лифчик. Это будет наша игра.
Теплые осенние дни прошли, зарядили дожди. Я понимала, что наш отдых затянулся, Машеньке давно пора в школу, но за мной никто не приезжал. Я пыталась дозвониться до врача, подать жалобу в горздрав или роно, но каждый раз что-то мешало: то телефон у дежурной не работал, то меня не соединяли. Приняв витамины, которые выдавали после обеда, я клевала носом, забывая, что хотела сделать.
Машенька все равно умнее всех, говорила я себе, настоящий вундеркинд, но ростом не вышла, пожалуй, из-за парты не видно будет. Поэтому я начала сама заниматься с ней, длинными вечерами, когда сумерки заползали в комнату, растекаясь под койками.
Меня, кстати, переселили из отдельного номера, и это было справедливо: желающих отдохнуть много, а санаторий нерезиновый. Новая комната оказалась огромной как вокзал, тесно заставленный койками, нам с Машенькой выделили одну кровать на двоих, хорошо еще, что дочь невелика ростом, умещалась у меня в ногах, как когда-то в ящике комода.
От женщин на соседних койках плохо пахло. Одни весь день лежали, закрывшись одеялом с головой и отвернувшись к стене. Другие ходили, еле волоча ноги, кутаясь в какие-то тряпки, прятали лицо, и было не разобрать, молодые они или старые.
Стульев не было, поэтому я сидела на кровати, с Машенькой на коленях, и читала громко и нараспев, чтобы убить время. Мне стало казаться, что я живу на вокзале, в ожидании поезда, который вот-вот тронется, дрогнут рельсы, мигнут огни семафора.
Я потеряла счет дням, женщины на койках менялись, а я читала все подряд как пономарь, и мой голос отделялся от меня, поднимаясь к потолку словно дым.
Вставать с койки становилось все труднее, но единственное, что заставляло меня встряхнутьсяэто занятия с Машенькой. Она не должна была отстать от других детей, поэтому я читала ей каждый день, брала все, что попадалось на глазаотрывные календари, журналы с рецептами, гороскопыэтого добра было навалом на тумбочках.
Машенька слушала, чудный послушный ребенок. Я всюду носила ее с собой и радовалась, что не одна, как остальные женщины, у меня есть родная душа, спасибо врачихе, что разрешила поехать вдвоем.
Я жила на вокзале, но никуда не уезжалаа просто застряла, как забытый багаж, чемодан без ручки. Когда я поверила, что останусь с Машенькой здесь, в зале ожидания навсегда, ко мне пришел муж.
VIII
Он ждал в комнате для посетителей, среди столов, заваленных настольными играми. Меня он церемонно взял под ручку, усадил за столик, как будто мы в кафе, где вместо чашек и блюдец шахматы и настольный хоккей. На нашем столике лежала детская игра, где нужно бросать кубик и двигать фишки по клеточкам. Я бросила, выпала единица, это значит, первый шаг за мной, но пока я собиралась с мыслями, ход перешел к мужу. Он повесил на спинку стула пальто, которое до этого держал в руках, давая понять, что разговор предстоит серьезный.
Гардероб не работает, сказал он. Живешь помаленьку?
Я кивнула.
Кормят как? Ничего? он сглотнул, и кадык дернулся на жилистой шее.
Кормят нормально, меня обидело, что он ничего не спрашивает про Машеньку, забыл про дочку, с глаз долойиз сердца вон.
Муж барабанил пальцами по столешнице, а другой рукой вцепился в край стола так, что костяшки пальцев побелели.
Машенька все стихи знает наизусть, похвасталась я. Такая молодец. Я ей каждый день читаю. Только не подросла совсем.
Я обеспокоенно заглянула мужу в глаза, а он отвел взгляд, начав расставлять фишки по цвету.
А еще у Машеньки одежда совсем износилась, я жаловалась, глядя как на поле мужа растет гора фишек. Я штопаю, стираю под краном, но платье расползлось, все в дырах.
Я растопырила пальцы, чтобы показать, в чем приходится ходить ребенку.
Хватит болтать, муж схватил меня за запястья. Ты можешь сосредоточиться? Соберись, чтоб тебя. Дело серьезное. Ты слышишь, о чем я тебе толкую?
Муж вскочил и зашагал по комнате. У него длинные ноги, а комната для свиданий маленькая, это специально задумано, чтобы люди сидели смирно на стульчиках, а не роились как мотыльки, стукаясь головами о стены. В нашем санатории везде натянуты невидимые нити, кто давно живет, знает, что к чему, а новички спотыкаются. Поэтому здесь положено ходить по правилам, отмеряя шаги, а не как бог на душу положит.
Умерла твоя тетка или бабка троюродная, не помню, седьмая вода на киселе, и оставила тебе квартиру. Квар-ти-ру! муж потряс меня за плечи. Ты должна пойти со мной к нотариусу. Нужно оформить доверенностьпонимаешь? Он помахал руками, как будто делает подпись с завитушкой, и оскалился.
Я знаю, что нельзя бежать на зов, когда тебе машут с другой стороны тротуара, вон пес побежал, и где он теперь? Только могильный холмик и остался на обочине. Не завлечь меня улыбками.
На кого доверенность? спросила я прищурившись.
На меня. Я твой муж, у тебя больше никого нет.
А зачем доверенность? я заглянула ему в глаза, он перестал судорожно сглатывать, кадык остановился колоколом в горле. Квартира моя, буду жить с Машенькой.
Конечно, глаза у мужа забегали и стали злыми. Проживешь ты одна. Держи карман. На какие средства? Или ты на работу устроишься?
А чем я хуже других? Машенька с утра в школу, а я на работу. И так день за днем, кап-кап. Слышишь, как кран подтекает? У нас в душевой, отсюда не слышно. Капля за каплей, пока лужа не натечет. Я здесь однажды такую огромную наревела. Сначала подумала: Машенька описалась. А потом поняла это же слезы. Наволочку хоть выжимай. Сушила на батарее.
Давай так, муж встал, почему-то отряхнув колени, как будто вывалялся в песке (копал мне могилу?). Будь готова завтра к десяти, я приеду за тобой. У вас здесь часы есть? Или по звонку встаете?