Или сказать себе, что он первый начал?
«Мы оба лжём друг другу. От семьи остаётся только ложь. Убери еёи семьи не будет».
Лариса грустно покачала головой.
Конечно, с иронией ответила она. Ты же директор. Генеральный! Руководитель холдинга
Замолчи! крикнул Николай. Хоть дома можешь мне не напоминать?!
Он придвинулся ближе к ней и это жвижение показалось ей угрожающим. Она оступила на полшага и край подоконника деревянной гранью впился ей в поясницу.
Очередная сцена, с горькой улыбкой заметила Лариса. Хорошо, посторонних в доме нет.
А мне наплевать! запальчиво выкрикнул Николай.
А мне вотнет, возразила Лариса. Спрашиваешь, почему настроение у меня такое? Да потому оно и такое, что мне не всё равно. Совсем не всё равно, что у нас в семье творится.
Ах, вот ты о чём
Николай перевёл дыхание. И неожиданно попытался обнять жену, но она оттолкнула его руки.
Ставицкий отвернулся. И отступил от Ларисы. На пару шагов.
И смотрел на неё так, будто мерял противника взглядом.
У нас всё хорошо было, медленно произнёс Николай. До тех пор, пока ты этот разговор не начала. У нас вообще всё хорошо, когда ты молчишь. Молчишь и сидишь тихо. И будет всё хорошо, если ты поймёшь одну простую вещь: у нас семья, а в кждой нормальной
Лариса подняла руку в умоляющем жесте.
Нет, послушай! продолжал Николай. В каждой нормальной семье есть глава. Понимаешь? Глава семьи. И как-то так жизнь складывается, что глава семьиэто муж. Он отвечает за семью, он защищает семью, он зарабатывает деньги и содержит семью. Он обеспечивает семье нормальные, человеческие условия существования. В нашей семье муж, представь себе, я. И. по моему, со своими обязанностями я справляюсь. У нас двер квартиры в Москве и одну мы на Кипре прикупили. У нас хороший загородный дом. Три машины на семью. Отдыхаем не на бабкином огороде, где ты половину своего детства босоногого провела, а в очень даже экзотических странах, и останавливаемся на отдых в роскошных отелях.
Лариса попыталась что-то ответить, но Николай прервал её.
Нет уж, слушай теперь! Сама начала разговор! Я ведь просто хотел добраться до дома, пожрать спокойно и выспаться. И всё! Что, такие вот у меня невыполнимые желания и невероятные потребности? Трудно было посидеть спокойно? Помолчать?! В офисе меня дёргают каждые две минуты, и дома покоя не дают
Лариса провела ладонью по глазам. Словно вытирая что-то
И, дав мужу выговорится, тихо спросила:
Для чего я тебе, Николай?
Что? удивлённо переспросил муж.
Для чего? повторила Лариса. Тебе и на работе есть на кого кричать, на ком злость скрывать и кому своё превосходство показывать. Весь холдинг к твоим услугам! Давай, показывай свой крутой нрав А я тебе зачем? Тихо сидеть в углу и не мешать тебе? Это даже не мебель Это хуже, Коля! Кресла вон твои и шкафыбесчувственные. Им не больно, когда их задевают или о них ударяются. Им всё равно, если на них не обращают внимания. Им совершенно не важно, любят их или нет. А мне вот
Лариса всхлипнула и присела на стул.
Вытирая слёзы, сказала:
Мне не всё равно. Мне хотелось быть нужной. Мне хотелось, чтобы меня любили. И самой хотелось любить. Я думала как-то иначе будет Думала, что могу что-то изменить к лучшему в твоей жизни А тебе от меня ничего не надо было! Тебе, видно, уже и постель не нужна. Когда мы с тобой вместе в последний раз были? Конечно Только и слышу: «пожрать», «выспаться» А ещё: «уйди!», «замолчи!», «не твоё дело!»
И Лариса, не выдержав, зарыдала.
Некоторое время Николай сидел тихо, в смущении, изредка вздыхая и искоса поглядывая на жену.
Он надеялся, что Лариса, отплакав, успокоится. Так прежде уже бывало, и жена после ссор успокаивалась, становилась прежнейдомашней и тихой.
Но теперь случилось иное.
Лариса неожиданно выбежала из комнаты. Она долго искала что-то в спальне (судя по доносишемуся шуму, перетряхивала какие-то сумки или пакеты, высыпая их содержимое прямо на кровать).
Лариса, позвал жену Ставицкий.
Выждал полминуты, и, не получив ответа, позвал снова:
Лара, может, хватит уже? Что ты мне доказать пытаешься? Что ты несчастная страдалица, а я тиран домашний? Довольно, доказала
«принесу сейчас», услышал он обрывок её ответа.
Что ты принесёшь?
Беспокойство стало нарастать в его душе. Он почувствовал, что это не та, прежняя, дежурная (как казалось ему) и неизбежная в семейной жизни (да ещё и при такой нагрузке на работе) ссора.
Что-то случилось с женой. Она изменилась, стала нетерпимой к его Не слабостям, нет. Нетерпимой к нему самому.
«Какие там слабости? Пусть ещё найдёт такого мужа! Да что она там ищет?»
Кольнуло сердце.
Николаю стало не по себе. Он уже знал, что холодная тонкая игла в грудине к добру. Короткая боль эта, что пришла и ушла в один миг, лишь предвестник другой болидолгой, тянущей, надоедливой, неотвязной боли в груди и под лопаткой.
Левая рука стала тяжёлой. Она словно наливалась тяжким, больным свинцом.
Лара!
«Господи, да что у меня со здоровьем творится? Эскулапы чёртовы! Такие деньги им платим по страховке, диспансеризации понимаете ли техника, аппаратура, кардиограмма А ничего определённого сказать не могут! Что же это?»
Стало трудно дышать. Ком подкатил к горлу. Резиновый непрглатываемый ком.
Николай захрипел и закашлял, выбрасывая капли густой слюны на скатерть.
Дура, в ярости прошептал он. Довела скандалами своими Я помрустанет тебе легче? Из грязи её вытащил, такую жизнь ей устроил Не давлю ведь на психику, не давлю. Веду себя тихо
Он встал. С трудом, покачиваясь, вышел в коридор.
Ему захотелось прямо сейчас, немедленно, в домашнем халате, в тапочках, как есть, как получится, как возможно, как выйдетвыбраться из квартиры, из ловушки бетонных сжимающихся стен, из дома
«Пропади он пропадом со своей элитностью!»
из кондиционированного, но всё-таки душного, мёртвого и мертвящего воздуха, вырватьсяи уйти, убежать. Куда-нибудь, прочь!
«Не могу здесь!»
Николай прислонился спиной к стене. Огненно-красные точки поплыли у него перед глазами.
Он протянул руки вперёд, словно пытался поймать что-то невидимое, проплывшее перед ним в коридоре, или опереться на что-то
Опоры не было.
Николай медленно сполз вниз. Схватился за грудь и побелевшими пальцами сжал в складки кожу, словно пытаясь прихватить и раздавить терзавшую его боль.
И услышал голос подошедшей Ларисы.
Вот, посмотри
Она протянула ему губную помаду.
Дешёвую губную помаду в чёрном платиковом футляре.
Я ведь такой не пользуюсь. Но ведь нахожу, нахожу!..
Лариса, раскрасневшаяся, стояла перед, кричала что-то Она словно не видела, что происходит с ним.
Такую жизнь ты мне устроил? Да, такая вот хорошая семья у нас получилась. И ведь не первый это случай, не первый!
И вдруг она замолчала. Пальцы её разжались и помада с глухим стуком упала на пол.
Коля, ты что?
Ставицкий поманил её, слабо взмахнув рукой.
Что? Что с тобой?
Плохо, прошептал Николай. Опять вот схватило.
Боже мой! воскликнула Лариса.
«Теперь хоть опомнилась»
Мысли стали неровными, мутными; рвались на куски, расползалисьтрудно были собрать их. Сознание уходило прочь.
Помоги
Лариса взяла его под локоть. Помогла встать.
Куда? спросила она.
Николай пробормотал что-то неопределённое в ответ.
Лечь хочешь?
Николай кивнул.
Давай ближе к балкону, сказала Лариса.
И, поддерживая мужа под локоть, повела его в гостиную.
Сюда, на диван. Здесь кондиционер. Или его выключить? Дверь на балконе открыть?
Николай отрицательно помотал головой.
Главное, прошептал он. Ларис «Скорую» пока не вызывай. Не надо. Ни к чему Заберут ещё, а у меня завтра совещание важное. Всех замов собираю. Такая ерунда с отправкой на Украину получилась
Помолчи немного, ответила Лариса. Дошли, всё Ложись.
Она помогла мужу лечь. Подложила подушку ему под голову.
Отпустит, прошептал Николай.
И с неожиданным ожесточением добавил: