Лист? переспросила Амелия. Почему лист? При чем тут дерево?
Джонс терпеливо объяснил.
Лист способен поведать о дереве много важного. Можно идти лесом и не замечать деревьев. А можно рассмотреть один-единственный палый лист и извлечь из него уйму сведений о дереве, с которого он спорхнул. И не только о дереве. По листу можно узнать, какое сейчас время года, под каким ты деревомбольшим или маленьким, ядовитое оно или, напротив, у него съедобные плоды да уж, лист может много чего рассказать о дереве, будьте уверены!
Что такое поступки человека, как не «листья», которые он сбрасывает? Необязательно знать о человеке все, необязательно наблюдать за ним круглые сутки, достаточно обратить внимание на его красноречивые поступки и сделать из них своевременные выводы.
Ух ты! восхитилась Амелия. Если все это правдаа я не сомневаюсь, что правда, выходит, мне надо срочно порвать со своим нынешним дружком.
Лучше раньше, чем позже, да, Джонс? спросил Ричи.
Джонс молчал.
Твой дружок из университета? уточнила Кэролайн.
Амелия невесело кивнула.
А твоим друзьям он по душе?
Не в этом зерно, напомнил Ричи. Или ты уже забыла?
Помню, отозвалась Кэролайн. Это я так по привычке.
Вообще-то я толком не знаю, что о нем думают мои друзья, высказалась Амелия.
Имейте в виду, что друзья не всегда откровенны на такие деликатные темы, подал голос Джонс. Зачастую они опасаются ранить наши чувства. А бывает, что и мы сами пропускаем мимо ушей любую критику и любые замечания, просто из слепой любви к предмету своих чувств. Однако подлинный друг всегда будет с вами честен, конечно, только когда вы спросите его мнения и совета. Просто будьте готовы выслушать. Иногда мы не обращаем внимания на палые листья, даже если они уже ковром шуршат у нас под ногами. А зоркий друг способен вовремя обратить наше внимание на самые яркие из этих листьев.
Ох, как все сложно! печально сказала Кэролайн.
Нет, барышня, на самом делевовсе нет, участливо откликнулся Джонс. Просто все не так, как ты привыкла думать. Ты попробуй мыслить по-новому, и увидишьвскоре у тебя начнет получаться само по себе, словно ты и всегда смотрела на мир именно так. Ну-ка, вспомни наше определение мудрости? Это способность проникать взором в будущее и видеть последствия своих решений в настоящем. Друзья и родные посланы в вашу жизнь не просто так, неслучайным образом. Они способны помочь вам посмотреть на ситуацию свежим и зорким взглядом. С новой, мудрой точки зрения. Ониисточник вашей мудрости. Дорожите же этим источником! Внемлите ему!
Джонс протянул руку и помог Кэролайн, сидевшей на полу, подняться. Амелия тоже встала. Ричи покинул кресло. Время беседы истекло.
Еще один вопрос, пожимая на прощанье руку старику, сказал Ричи. Вы ведь знаете Эмилио, да? Младшего садовника? Он один из бригады, которая ровняет траву на полях для гольфа.
Да, конечно, отозвался Джонс.
Почему он называет вас «Гарсия»?
Джонс широко улыбнулся.
А почему бы и нет? Что ж я, по-твоему, на латиноамериканца не тяну?
Честно говоря, я всегда полагал, будто вы афроамериканец, смутился Ричи.
А какая разница? спросил Джонс, обводя молодых друзей взглядом.
Ну никакой.
Без разницы.
Все равно, конечно!
Джонс улыбнулся еще шире.
Тогда пока, ребятки, ответил он, спустился с террасы и неторопливо зашагал в сторону парковки.
Глава шестая
Розовые и лиловые азалии цвели так пышно, что заслонили даже кизил и багряник, цветы образовали сплошную стену, из-под которой не разглядеть было даже клочка зеленой листвы. Вот уже семьдесят шесть лет как Ивонна Каллауэй встречала цветение азалий. Она медленно спустилась с крыльца своего дома, пересекла палисадник, остановилась на краю улицыподождать, пока поредеет поток машин. Ивонна жила на Канал-роуд, примерно в миле к западу от большой развязки. Вообще-то официально Канал-роуд именуется шоссе номер 180, но так улицу называют лишь туристы, а местныеникогда.
Провожая глазами поток транспорта, пожилая женщина вспоминала те времена, когда Канал-роуд была никаким не шоссе, а обыкновенной грунтовой дорогой. А теперь вот изволь стоять и терпеть выхлопы, ждать, пока прокатят все те люди, которых она, Ивонна, сюда не приглашаласами явились и поселились. Чужие люди, пришлые, шумные, старых порядков не знают и знать не желают.
Ивонна живо помнила, как она, а затем и ее дети, по вечерам беспрепятственно выбегали из дома, тогда такого потока машин и в помине не было, и играли на берегах канала. Они, бывало, махали людям на баржах, плывших мимо, и гадали, в какие края пойдут эти баржи. А теперь все суда, которые идут по каналу, оснащены кондиционерами, и никто не выходит на палубу помахать местным жителям. И все-таки Ивонна сиживала на берегу канала и провожала взглядом суда.
Старушка быстро пересекла улицу и направилась к единственной паре скамеек, какие были поблизости. Скамьи стояли на берегу канала, не под зеленой сенью парка, и фонаря около них не было, и мусорной урны рядом не имелось. Не было ни павильона, где вам почистят рыбу, ни пожарного гидранта, ни уличных табличек про какое-нибудь «строго запрещается». Просто две обыкновенных скамейки друг напротив друга, и неподалеку виднеется маленький пирс, не больше пятнадцати квадратных футов. Много-много лет назад этот пирс и эти скамейки соорудил муж Ивонны, Бобби Грей.
К тому времени как Бобби торжественно закончил постройку этих скромных сооружений на берегу канала, их с Ивонной дети уже выросли и разъехались кто куда, и дом опустелв нем теперь остались только Ивонна и ее муж, за которого она вышла, когда ей исполнилось шестнадцать. Много вечеров супруги проводили на скамье у пирса, попивая холодный сладкий чай, любуясь приливом, разговаривая о пустяках. Они просто наслаждались покоем, взаимной любовью и ощущением, что Господь любит их. И так было, пока Бобби не умер.
Старший сын Ивонны, Томми, теперь жил в Далласе. Он уже успел обзавестись не только детьми, но и внуками. Близнецы Рэй и Марта жили в Саратоге, и у каждого была своя семья. А Брэдфорд, младшенький сын Ивонны, уже покинул этот мир. Ей с трудом верилось, что она пережила свое родное дитя, но так оно и было. Брэдфорд умер всего сорока семи лет, и Ивонна до сих пор думала о нем как о малыше. Пусть для кого-то он был взрослым мужчиной, а для нее сын всегда оставался маленьким мальчиком, который босиком бегал по двору, перелезал через плети жимолости, охотно смеялся над дурацкими анекдотами, но как-то в Сочельник расплакался, пожалев младенца Иисуса, ведь тому пришлось появиться на свет в хлеву.
Ивонна гордилась тем, чего достигла в жизни, и считала, что прожила свой век хорошо, достойно, но она понималаее земной срок истек, пора уходить. Так она решила уже несколько месяцев назад, решила наверняка, но все же вот она до сих пор тут, болтается ни к селу ни к городу, словно новогоднее уличное украшение, которое забыли снять до марта месяца. Однако Ивонна не хотела сама решать свою участь и выжидала.
О, простите! воскликнула она, подойдя вплотную к скамейке, ибо только сейчас заметила, что место уже занято: у пирса сидел какой-то старик. У ее пирса! Даже мэр городка однажды, давным-давно, написал в газете, что это пирс Ивонны и Бобби. Весь город знал, что пирс построил ее муж, и что пирс стоит аккурат напротив их дома. Никто никогда не ставил тут машину, не причаливал, не занимал место. Ивонна всегда ощущала, что Город обтекал ее личный пирс, ее персональную тихую гавань, неприкосновенное убежище.
Ивонну настолько поглотило созерцание азалий, что старика она не заметила. Ей и в голову не пришло, что ее законное место может занять посторонний. Поэтому, увидев незнакомца, она ахнула и отступила. Седовласый незнакомец встал и улыбнулся.
Чудесный вечер, любезно сказал он, а уж местоудачнее не придумаешь! Какой отсюда вид! Несравненный!
Он слегка поклонился и сказал:
Прошу вас, миссис Каллауэй, присаживайтесь. Если вам желательно побыть в одиночестве, так я уйду, только скажите. Но, признаюсь, мне бы хотелось на некоторое время составить вам компаниюесли позволите.
Сэр, ответила Ивонна, мы беседуем не на равных: вы, совершенно очевидно, меня знаете, а я, кажется, не имею счастья быть с вами знакомой, и вы не представились.