Мальчик сидел на батарее, вбирал голову в плечи, дышал себе под свитер.
И уже ни о чем не думал.
Три часа ночи.
Четыре.
Тупо ждет мальчик. Задремывая иногда, просыпаясь в ознобе. Он уже все знает про эту лестницу: про трещину на стене, похожую на быка, и другую, похожую па Марью Степановну, про то, что Минькажук и Валядура, и про эту дверь, его дверь, какие на ней звонки и как отстает в правом углу войлок
Шаги. Голоса. Два голоса. Звякнула щеколда. Это его дверь.
Дверь приоткрылась.
Она!
Мальчик вскочил с батареи. Она взглянула, отпрянула назад. Захлопнулась дверь. Все это как-то слишком быстро: мелькнуло и исчезло. Мальчик недоумевал. Сердце колотилось от неожиданности и оттого, что он так поспешно вскочил, а перед тем долго сидел неподвижно. За дверью голоса. Мальчик силится разобрать.
И ему слышится, что там голоса, мужской и женский, ее голос. Мальчик уже уверен, что это шум, эти два шумаэто их голоса. Как они явно слышны Как громко! Слова ширятся, растут, сползают на мальчика
Замок снова щелкает, и дверь открывается.
Парень, тот самый парень, выходит, пятясь, что-то говоря кому-то. Ей! Мальчик стоит у батареи и смотрит. Парень развернулся кругом. Пошел. Дверь за ним закрылась. Мальчику показалось, что опять мелькнула ее фигура. Щелкнула задвижка. Парень спускался по лестнице. Ближе к мальчику, ближе. Поравнялся. Взглянул на мальчика. Что было в этом взгляде! Мальчик похолодел: чего только в нем не было Парень миновал, ниже, ниже. Мальчик смотрел ему вслед. Когда парень повернул на следующий марш, то взглянул вверх на мальчика. Любопытство во взгляде.
Шаги парня таяли в глубине.
Мальчик снова уселся на батарею. Закусил губу. Те- перь-то уж он дождется. Теперь он знает, что онатам. Он дождется и скажет ей все.
Я убью ее. Убью! Убью! повторял мальчик.
В полшестого хлопнула первая дверь. Кто-то пронесся по лестнице, застегиваясь на ходу. Потом двери хлопали все чаще. Выше и ниже, чем стоял мальчик. Двери хлопали по нескольку раз.
Сначала спешили рабочие. Они проходили мимо мальчика деловито, не меняясь в лице. И он был им благодарен.
Потом служащие. Эти плыли, с сумкамиженщины, с портфелямимужчины. Эти пялились, а некоторые оборачивались. Некоторых мальчик узнавал: вчера вечером они поднимались и разглядывали его с любопытством. Теперь их взгляды сочились любопытством, изнывали вопросом
«Я убью ее!»
Мальчик съеживался. Мучительно делал спокойное и равнодушное лицо. Но стоял мужественно, закусив губу.
Двери хлопали во времени по определенным законам. Волнами. По рубежам получасовым и часовым. Волны нарастали и потом сходили на нет на последних мчащихся, жующих на ходу людях. Потом наступала передышка. Мальчик расслаблялся и сразу чувствовал себя уставшим без меры.
Два раза хлопнула его дверь. Но это были просто жильцы, не она. Мальчик боялся, что они узнают его. В первый раз он отвернулся к окну и пробовал безразлично насвистывать. Во второй раз сделал вид, что спускается вниз, как будто из другой квартиры.
Без десяти девять схлынула последняя волна.
В полдесятого, с сумками, бутылками, бидонами, стали спускаться домохозяйки. Но мальчик уже устал сжиматься при каждом прохожем. И стал действительно равнодушен к ним.
«Когда же она наконец выйдет?»тупо повторял он про себя. Уже не так остро и мучительно ждал он. Простоскорее бы кончилось. Но уйти он уже не мог.
Волна домохозяек тоже схлынула.
Он подумал, что, если еще простоять часа два, начнут подниматься вверх.
И совсем уже неожиданно заговорила его дверь.
Она вышла.
Спокойная, красивая Какая красивая!
Начала спускаться. Увидела мальчика. Узнала. Улыбнулась. Как хорошо она улыбнулась! Но нет, его теперь не обманешь
Ах, это ты, мой мальчик! сказала она. Милый, так ты все время ждал меня?
Да, сказал мальчик. Голос его дрожал, и он глотал спазмы. Да. Ты была там всю ночь. Я ждал тебя под аркойты не пришла. Потом, когда звонил сюда, ты велела сказать, что тебя там нет. Ты знала, что я здесь А ночью, в четыре часа, ты открыла дверь, увидела меня и спряталась. А вышел тот парень. Я знаю все!.. мальчик сорвался.
Хороший мой, сказала она ласково и тихо, все было не так. Не так, как ты говоришь. Я не смогла прийти вовремя к арке: так получилось, и я не могла иначе. Я не знала, как тебя предупредить об этом. Я пришла сюда много позже. Когда ты меня спрашивал, я еще не пришла сюда, меня не было. А потом, когда я поднималась по лестнице, не было тебя. Я думала, ты не дождался.
Я все время был на лестнице!
Нет, милый, не все время! Нет, хороший мой.
Не зови меня так. Ты там пробыла всю ночь. С этим парнем
Глупый Я должна бы на тебя рассердиться. Глупый. Просто было поздно, и я осталась ночевать у подруги, понимаешь? А парень этотее брат. Мы учились вместе. Он уехал этой ночью. Далеко.
Нет, сказал мальчик.
Милый, хороший, славный Все было так, как я говорю. Ну чего же мы стоим тут? Пошли. Ты что, так тут всю ночь и просидел? Что, наверно, у тебя дома творится!..
Чепуха, сказал мальчик.
Она засмеялась.
Они вышли.
Иди, сказала она, иди, мой мальчик. Завтра. Мальчик шел домой. Тут было недалеко. Серый, теплый, туманный день. Все было каким-то неверным от тумана. И дома, и машины, и люди. Все вдруг возникало и вдруг исчезало. Легкое, невесомое. Словно приснившееся.
И само тело было тоже легкое, невесомое. И мысли. Приятно гудело внутри. Где-то там притаился сон. Так, шагал мальчик, так. Так оно и было, как она говорит. А я свинья. Я перед всеми виноват. И дома. И перед ней. Свинья. Все именно так и было.
САД
ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОГО ДЕКАБРЯ
Это было неизвестно, когда она позвонит. Но позвонить она собиралась. Обещала. Она должна была позвонить, и Алексей все шатался по квартире: словно бы листал газеты в прихожей и словно бы шел за ножом в кухню по коридору. Когда звонил телефон, Алексей подскакивал и снимал трубку, но звонила не она, не Ася. Дядьку, тетку, бабкукого только не зовут к телефону! но все не его. Мама тоже ходит по коридору и не разговаривает: что-то затаила. Хуже нет, когда у нее вот такое собранное лицо. Когда смотрит мимо, словно его, сына ее Алексея, и нет вовсе. Алексей устал гадать и обращать на это внимание: в последнее время всегда именно такое обращается к нему мамино лицо. И конечно же, подозрительно ей, что толчется он тут у телефона. Тогда, если мама появляется в коридоре, Алексей подходит, снимает трубкуузнает время. В следующий раз набирает неопределенный номер, причем одну цифру недобирает. «Витю можно?»говорит. Витя Кошеницынхороший, маме нравилась бы такая дружба: сын сослуживицывсе на видуи учится хорошо. Алексей выжидает некоторое время, какое нужно, чтобы позвать человека к телефону, а потом начинает говорить о каком-то соленоиде, для смеха путая его с синусоидой, и городит такое, что ему даже легче становится. Иногда замолчит, словно слушая того, на другом конце, или так себе, хмыкнет неопределенно между молчаниями, или междометие вставит. А сам за это время нечто придумает да и скажет: «Конечно, потенциальная сила константы блока при пересечении магнитоидных искривлений системы равна гидравлической энергии питания электрода, альфа-омега-пси. Именно этого я не понимал», повесит трубку. Маме нравились бы такие разговоры. Но всего этого на самом деле не было. Одно лишь представление, мечта
И тут, конечно же, судьба: вдруг он забыл обо всемо чем же таком он думал глупом-глупом! и когда, обмирая, бросился на звонок, мама уже держала трубку: «Алексей, это тебя», и по поджатым губам, по особенно бесстрастному ее голосу и взгляду совершенно любому ясно, что на этот раз звонит Ася: мама узнала ее голос. Тут уж ничего не остаетсялишь бы не покраснеть, подойти как можно спокойней, безразличней. Впрочем, не к чему и делать хорошую мину: ведь ясно же, недаром он толокся у телефона, все всё знают и принимаютплохая игра, хорошая мина Алексей берет трубку. «Да. Здравствуй» Тут можно было бы и сказать: «Ася». Раз уж проворонил и тебя рассекретили. Если бы подошел сам или хотя бы кто другой, кроме мамы, можно было бы говорить во втором лице настоящего времени, что и не поймешь, с кем ты говоришь. Но ведь и это спасет мало: слишком много получается мычания, чтобы мама не догадалась. Мама очень в этих вещах понимает. Непонятно даже как.