Небо лопнуло как раз над озером. В нем получилась дыра, и сквозь нее било солнце. А тучи по-прежнему занимали небо, и дождь хлестал, и тяжело шуршали сосны. Но все преобразилось необычайно. Дождь блестел и рыл песок, а солнце, словно прожектор, освещало мокрые сосны, и лоснились плиты, и, испещренное, сверкало озеро. Грохотало уже где-то подальше. Ин- фантьев даже сказал:
Здорово.
Да, сказала женщина, мы с Мишей очень любим это место.
«ОсобенноМиша»подумал Инфантьев и вдруг мучительно покраснел.
Ах, я вам не объяснила! так же не заговорилапобежала женщина. Миша рассказывал, еще когда мы познакомились, туман был кромешный, нос к носу с белым мишкой столкнулся, полз, полз, вдруг чувствует: что это такое мокрое и теплое? А это мишкин нос, а мишка ничего с ним не сделал и ушел, вот я и поставила мишку на плиту, носом к портрету
Да, сказал Инфантьев, вот ведь как
А вы угощайтесь, сказала женщина, вы берите конфеты, берите.
Ну что вы сказал Инфантьев.
Они сидели на скамеечке около плиты. Инфантьев жевал конфету. Дыра в небе разросласьи вот уже чистых полнеба, и все сверкает умытое. И Инфантьеву стало совсем не по себе. Потому что раньше был дождь, и тогда было понятно, почему он находится в этой клетке и слушает эту женщину, а теперь дождя не было и понятно не было. И многое было непонятно в рассказе женщины. Судя по всему, она ездит сюда чуть не каждый день, вот и велосипед купила специально для этого. Хотела мотороллер, побояласьограбят, да еще на кладбище. Вот ведь понимает, что могут ограбить. И понимает ведь, что все-таки кладбище. Памятник такой отгрохала, конфеты носит, а сама сказала, что они много лет жили врозь. Он как-то не уловил, как она это сказала. Может, в экспедиции? Нет, она не так сказала. Женщина все бежала по тонким, слитным словам, а Инфантьев чувствовал себя не в своей тарелке: тут целая жизнь, история, а он при чем?., да и нормальная ли она?., и дождь перестал. Он жевал конфеты, и это ему тоже было неловко. Но не жевать и только слушатьэто было еще хуже. Конфеты какие вкусные! И ему вдруг показалось: сколько лет он не ел их? Он и не мог вспомнить, когда в последний. Только конфеты из детства вспоминались ему. А он мог бы хоть каждый день И эта женщина При всем том, что ему было неловко и не удавалось следить за ее речью, почему-то ему было очень нужно слушать эту речь, сбивчивую и слитную, и то, о чем она говорила, тоже было очень важным и даже близким. С точки зрения последовательности все было непонятным в ее речи. И в то же время что-то самое главное, суть впервые дошла до Инфантьева. И он подумал, что, может, всю жизнь слушал многое, что можно было бы понять, и не понимал. Потому что за понимание считал только ясную последовательность, только вытекание одного из другого. А именно этот бегущий непоследовательный рассказ был нужен ему сейчас, потому что, отбрасывая последовательность, он выражал суть. Инфантьев даже заерзал на скамейке, слишком сложным и невыразимым было то, что он в ту минуту думал и понимал. И может, именно сейчас не надо было стремиться сформулировать, что же это такое, и тогда будет точнее "
Женщина посмотрела в сторону могилы Натальи Владимировны
Жена носила вашу фамилию? спросила она задумчиво.
Мою посомневавшись, подтвердил Инфантьев.
Так у вас отец священник? обрадовалась женщина.
Почему?.. опешил Инфантьев.
А как же!.. опять заспешила женщина своим семенящим говорком. Сами посудите Вы русский, ведь вы русский?
Русский, надулся Инфантьев.
А корень фамилии, бежала дальше женщина, не услышав его, более чем французский Даже испанский. Инфантцарственное дитя, наследник. А вы уж, наверное, родом не из Испании
Это уж точно, обрадовался Инфантьев хоть чему-то понятному. Я здесь родился.
А ваш отец?
На Волге сказал Инфантьев. Под Астраханью Постойте, обрадовался он, он ведь и действительно, кажется, немножко в семинарии учился!.. Но потом, потом, спохватился Инфантьев, совсем не то. Слесарь он, рассердился Инфантьев.
Ну вот видите, вот видите! ликовала женщина. Значит, ваш дед был священник.
Не был, окончательно захлопнулся Инфантьев. Откуда вы взяли?
А как же, а как же! Это так интересно!.. восклицала женщина. Это как раз провинциальные священники такие странные фамилии на Руси напридумы- вали. Когда основные церковные фамилии были уже все разобраныПреображенский, Воскресенский, Успенский, Богоявленский то и стали выдумывать понепонятней, лишь бы красиво: я, например, дружу с батюшкой по фамилии Феноменов вот и выИнфантьев.
М-да, ничего не сказал Инфантьев. Потом все- таки нашелся:Как в цирке.
Именно, именно! Артистические фамилии тоже обрадовалась женщина. Какое тонкое наблюдение! В цирке чаще итальянские, но и Алмазовы, Изумрудовы. Очень. Я никогда так не думала. Вот интересно: Монаховтакая актерская фамилия, а ведь из священников. Наверное, тожеотец священник, сынактер. Представляете, драма, конфликт!..
Да, но мой дед не был священником. Инфантьев стал похож на сейф.
Был, был! Уверяю вас! Вот на Волге где-нибудь и был деревенским батюшкой. И ваш прадед и прапрадед Вот и ваш отец был в семинарию определен, хоть и не кончил, как вы говорите. Иначе такой фамилии никак быть не могло. Или вы настаиваете, что вы из борцов?
То есть как? Ну да. Что вы, впрочем, имеете в виду? запутался Инфантьев.
Цирк! рассмеялась женщина.
Инфантьев сам засунул себе в рот конфету, заткнул.
А женщина все бежала по тонким и слитным словам, и было в них, как она мчалась на такси через весь Союз, узнав о смерти мужа, как у нее не было денег и к тому же разграбили ее квартиру, и как они все ушли на памятник, и как у нее был сын, школьник, и как трудно, трудно, трудно, и сколько счастья, счастья, и что-то настолько уже непонятное и самое ясное было в конце, но этого было не задержать, не запомнитьтолько почувствовать, и, может, память о своем чувстве
Да, вздохнул Инфантьев. Вот ведь как
А сын у меня теперь взрослый сказала она.
Инфантьев вдруг понял, как много лет прошло с тех пор, как давно было все то, о чем говорила женщина, и как это было сейчас, удивительно сейчас.
Женщина словно поняла, о чем подумал Инфантьев.
Мне кажется: я с ним общаюсь, сказала она. Да и не кажетсяточно.
Да, сказал Инфантьев и, все-таки не понимая, взглянул на нее.
Я знаю, сказала женщина, у вас горе больше. У вас недавно
Да, сказал Инфантьев просто. Пусто так
А я вот, если мне плохо, всегда приеду и с ним разговариваю. Он мне помолчити мне легче.
Вы, наверное, в бога верите?.. шепотом спросил Инфантьев и осторожно взглянул на голубой купол.
Женщина заметила его взгляд и непонятно улыбнулась.
Да нет, сказала она. Я там и не была никогда. И тоже взглянула на купол.
Я был. Инфантьев вздохнул. Случайно Странно как-то Что поделаешь?.. забормотал он уж вовсе бессмысленно. Так вы с ним разговариваете?
Вы не удивляйтесь, сказала женщина. Я ведь ученый человек. Только что же это, если не общение?
Ну да, сказал Инфантьев, я просто так не думал еще.
Тем более что его там и нет, сказала она и показала на плиту.
Как?..
Так ведь и у вас нет? Это ведь памятник, память И место красивое.
И у меня нет, согласился Инфантьев.
Они живые, конечно, сказала женщина. Иначе как бы мы с ними разговаривали?
Я как-то так не догадался рассудить, пораженный, протянул Инфантьев.
Он даже приходит ко мне
И к вам?! воскликнул Инфантьев.
* * *
Он ехал домой, трамвай полз под гору. Небо побледнело и потемнело, сосны по обрыву, и сквозь сосны мелькало красное солнце.
«Да, так я не думал, повторял Инфантьев. Я думал, что это такое? А это, оказывается, вот что».
1961, 1965
ДАЧНАЯ МЕСТНОСТЬ(Дубль)
ЖИЗНЬ В ВЕТРЕНУЮ ПОГОДУ
Александру Кушнеру
Наконец они переехали.