В 1927 году Илья Ильф и Евгений Петров написали не лишенную яркости сатирическую книгу Двенадцать стульев, а еще через три года в свет вышел их роман Золотой теленок. В обоих произведениях коммуналки описаны довольно точно. Но, верные заказу властей, писатели осмеяли не дикую идею, по которой совершенно чужие люди вынуждены жить в общей квартире, а самих жильцов и те ужасные нравы, что неизбежно возникали между ними из-за тесноты и неудобства.
Вот картина, которая представилась двум героям романа в таком до отказа перенаселенном доме:
Большая комната мезонина была разрезана фанерными перегородками на длинные ломти, в два аршина шириной каждый. Комнаты были похожи на пеналы, с тем только отличием, что кроме карандашей и ручек здесь были люди и примусы.
Ты дома, Коля? тихо спросил Остап, остановившись у центральной двери. В ответ во всех пеналах завозились и загалдели.
Дома, ответили за дверью.
Опять к этому дураку гости спозаранок пришли, зашептал женский голос из крайнего пенала слева.
Да дайте же человеку поспать, буркнул пенал номер два.
В третьем пенале радостно зашипели: К Кольке из милиции пришли. За вчерашнее стекло.
В пятом пенале молчали. Там ржал примус и целовались.
Как живется влюбленным в этой фанерной коробке, где слышен каждый скрип и шорох? Что они чувствуют сами? Что говорят и думают о них соседи? Соседи своего мнения не скрывали. Хозяйка одного из пеналов объяснила гостю: Они нарочно заводят примус, чтобы не было слышно, как они целуются. Но вы поймите, это же глупо. Мы все слышим. Вот они действительно ничего уже не слышат из-за своего примуса. Хотите я вам сейчас покажу? Слушайте! И Колина жена, постигшая все тайны примуса, громко сказала: Зверевы дураки! За стеной послышалось адское пение примуса и звуки поцелуев. Вот видите? Они ничего не слышат. Зверевы дураки, болваны и психопаты. Видите! Да,сказал Ипполит Матвеевич.
Так выглядела любовь в коммунальной квартире в 1927-м. Что же принесло любящим следующее полстолетие советской власти? Обратимся к цифрам. На заданный в моей анкете вопрос ЧТО МЕШАЛО ВАШЕЙ СЕКСУАЛЬНОЙ ЖИЗНИ В СССР? ответили 140 человек. Анкета предлагала 18 вариантов ответа, но большинство отвечавших как на главный источник помех всякого рода указали на проблемы, связанные с жильем. ОТСУТСТВИЕ КВАРТИРЫ, как главный враг любовных отношений, отметили 126 человек из 140, то есть 90 процентов опрошенных. ОТСУТСТВИЕ ОТДЕЛЬНОЙ СПАЛЬНИ отметили 122 человека (87 %) и, наконец, ИЗЛИШНЕЕ ВНИМАНИЕ СОСЕДЕЙ ПО КВАРТИРЕ отметили 93 человека, то есть 66,4 %. Цифры выразительные, но какие реальные человеческие ситуации скрываются за этими процентами? На это отвечают полученные интервью. Хотя среди интервьюируемых бывших советских граждан есть и очень пожилые и очень юные, но в основном разговаривать приходилось с людьми в возрасте между 45 и 55 годами. Из СССР выехали они 34 года назад, так что события, которые они описывают, относятся к 60-м70-м годам. Как же выглядела в эти годы по рассказам свидетелей личная жизнь советского гражданина?
В Одессе по сей день каждая вторая семья живет в коммунальной квартире, утверждает сорокалетний инженер В. Ф. Я тоже жил в коммуналке, где обитало 8 семей, состоящих из 32 человек. В квартире была одна уборная, ванная без горячей воды и водопроводный кран на общей кухне. Из общего коридора все время доносились шаги, слышались телефонные звонки. В собственной постели я чувствовал себя как на городской площади. К тому же, нашему сыну было уже 9 лет, и по ночам его присутствие в комнате стесняло нас с женой. Судьба моей матери была не лучше. Она вышла замуж в конце 30-х годов, и ее кровать стояла за шкафами в той же комнате, где спали дедушка и бабушка. Мама годами скрывала от родителей свою интимную жизнь. Нервное напряжение не прошло бесследно: она заболела мозговой болезнью.
Другой одессит, шофер Илья П., 57 лет, дополняет своего земляка-инженера. У него были подруги, и это делало его особенно уязвимым в коммунальной войне всех против всех. Приглашать к себе в дом женщину было крайне рискованно, вспоминает шофер-одессит Илья П. Я нарочно не выходил встречать ее на улицу, чтобы нас не видели вместе. Когда раздавался звонок у дверей, я мчался по коридору, чтобы открыть входную дверь раньше, чем выскочат любопытствующие соседки. Но мне редко удавалось избавиться от их расспросов: Кто эта дама? Даже если мои соседки не успевали рассмотреть пришелицу, они не терялись: через пятьдесять минут после ее прихода раздавался стук в дверь и одна из соседок всовывала в комнату свою голову: Будьте добрыложечку соли. Соль была тут ни при чем, просто этим бабам не терпелось узнать, кто пришел, как она выглядит, одет ли я или раздет, какое у меня выражение лица. Вся эта информация немедленно становилась предметом обсуждения на общей кухне, во дворе, на улице.
Для надзора над обитателем коммунальной квартиры есть и другая причина. Дворник домапрофессиональный информатор милиции и КГБ. В этих организациях желают знать подноготную каждого гражданина. Илья мог убедиться: им это удается. Когда он подал документы на выезд из страны, чиновник в ОВИРе (отдел КГБ, выдающий разрешения на выезд) выговаривал ему: Мы про тебя все знаем: ты баб к себе водишь. Смотри, за такое поведение мы можем тебя не выпустить. И что это за модатебе 5 2, а женщина к тебе ходит 27 лет Столь точную информацию чиновник мог получить только от дворника или соседей незадачливого шофера. Кстати, такая интимная информация служит властям для любых форм давления, для отказа в выезде (аморальное поведение!) и для других форм административного преследования.
Столкнуться по поводу своей личной жизни с милицией пришлось и тому инженеру-одесситу, чье интервью мы привели выше. В средине 70-х годов он разошелся с женой и до выезда из СССР несколько лет жил один. По доносу соседей его дважды вызывал к себе участковый милиционер. К тебе ходят женщины, грозно начинал страж закона. Почему ты занимаешься развратом? Я не занимаюсь развратом, оборонялся инженер, ко мне ходит одна женщина. Это моя подруга. Но ведь ты с ней не расписан, на каком же основании она к тебе ходит?не унимался милиционер. Мы любим друг друга. Если любишьженись, резюмировал милиционер, а бардак тут устраивать мы тебе не позволим. Была в этих диалогах, происходивших в 1975 году, еще одна деталь, отражающая темноту и элементарную безграмотность массовой советской публики. Милиционер говорил: Вот ты водишь к себе женщину, а в квартире одна уборная и одна ванная, а вдруг она больная и заразит соседей?!
О подобных собеседованиях в милиции и домоуправлении я слышал также от бывших жителей Москвы, Ленинграда, Киева, Харькова. Обвиняемым оставалось только обороняться и лепетать, что больше этого не повторится. Малейшая попытка защитить свою независимость могла закончиться для них плачевно.
Однако наиболее тягостные переживания ожидают обитателей коммунальных квартир даже не в милиции, а у себя дома в собственной комнате. Мне было за 30, когда я полюбила одного человека, рассказывает москвичка Евгения Г. Предыдущая моя личная жизнь складывалась неудачно, и я надеялась, что, наконец, настал мой счастливый час. Я жила с матерью в одной комнате, мой друг тоже жил в единственной комнатке своих родителей. Моя мать не позволяла привести его к нам, поскольку он был русским, а мыевреи. Родители моего друга тоже были против нашего брака. Пять лет мы встречались на лестницах. Наконец, его семья сжалилась над нами и разрешила мне оставаться в их комнате на ночь. Я обрадовалась: наконец-то у нас будут человеческие условия жизни. Но начались страдания другого толка. Нам стелили на полу. От кровати родителей наше ложе отделял только обеденный стол. Мысль о том, что его мать слышит каждый шорох, убивала меня. Я лежала окаменевшая, боясь пробуждения чувства. Выручало нас только одно. Рядом с домом (это был небольшой деревянный домик) проходила линия трамвая. Трамвай в этом месте поворачивал за угол и вагоны на повороте скрежетали и визжали немилосердно. Возможно, другие жильцы проклинали трамвай, но мы с моим другом его благословляли. Те считанные секунды, пока вагоны громыхали под окнами, принадлежали нам и только нам А потом сноватишина, окаменелость, страх