Лореда тяжело вздохнула.
Мама вообще когда-нибудь была веселой? Если да, то Лореда этого не запомнила, как и многое другое. Иногда, засыпая, она думала, что помнит смех матери, ее прикосновения, даже слова «Будь смелой», которые та шептала, перед тем как поцеловать ее на ночь.
Но все больше и больше эти воспоминания казались придуманными, ложными. Она не могла вспомнить, когда мать в последний раз смеялась.
Мама только и делала, что работала.
Работа, работа, работа. Как будто бы эта работа их спасет.
Лореда не могла бы сказать, когда именно она начала сердиться на мамино исчезновение. По-другому это назвать было нельзя. Мать вставала задолго до рассвета и работала. День за днем. Час за часом. Она постоянно твердила, что нужно беречь еду, не пачкать одежду и не тратить попусту воду.
Лореда и представить себе не могла, почему ее красивый, обаятельный, веселый отец когда-то влюбился в маму. Однажды Лореда сказала отцу, что мама как будто боится смеха. Он ответил: «Нет, Лоло», ответил в своей привычной манере, наклонив голову набок и улыбаясь, что значило: он не хочет об этом говорить. Он никогда не жаловался на жену, но Лореда знала, как он себя чувствует, поэтому жаловалась за него. Это сближало их, показывало, как они похожи, она и папа.
Похожи как две капли воды. Все так говорили.
Как папа, Лореда видела, насколько ограничена жизнь на пшеничной ферме в Техасском выступе, и не имела ни малейшего намерения становиться такой, как мама. Она не собиралась всю жизнь просидеть на умирающей ферме, блекнуть и покрываться морщинами под солнцем настолько жарким, что плавилась даже резина. И тщетно молиться о дожде тоже не собиралась. Ни за что.
Она собиралась объездить весь мир и писать о своих приключениях. Когда-нибудь она станет такой же знаменитой, как Нелли Блай.
Когда-нибудь.
Коричневая полевая мышка выползла из-под плинтуса у окна. Остановилась возле учительского стола, попила из чернильной лужицы. Мышь повернула голову, и Лореда увидела, что носик у нее стал синим.
Лореда пихнула локтем Стеллу Деверо, которая сидела за партой рядом с ней. Стелла подняла на нее осоловевшие от жары глаза.
Лореда показала на мышку.
Стелла почти улыбнулась.
Прозвенел звонок, и мышка юркнула в норку в углу.
Лореда встала. Ее платье было липким от пота. Она подхватила сумку с учебниками и вышла из класса вместе со Стеллой. Обычно по дороге они без конца болтали о мальчиках, или книгах, или местах, которые хотели увидеть, или о фильмах, которые будут показывать в кинотеатре «Риальто», но сегодня было слишком жарко, чтобы разговаривать.
Младший брат Лореды, Энтони, как обычно, первым выбежал из школы. Семилетний Энт бегал, как необъезженный жеребенок, выбрасывая в стороны нескладные конечности. Самый бойкий в школе, Энт всегда как будто подпрыгивал. Его выцветшему, заплатанному комбинезону не хватало нескольких дюймов в длину, из потрепанных манжет торчали щиколотки, тонкие, как ручка метлы, носки ботинок прохудились. Веснушчатое угловатое лицо от загара приобрело цвет кожаного седла, а на щеках солнце оставило большие красные пятна. Кепка скрывала грязные черные волосы. Увидев фургон родителей, он замахал и кинулся им навстречу. В своей жизни он и не знал ничего, кроме засухи, поэтому играл и смеялся, как самый обычный мальчик. Младшая сестра Стеллы, София, попыталась его догнать.
Как это твоя мама всегда сидит на жаре с такой прямой спиной? спросила Стелла.
У нее, единственной в классе, новые туфли и платья из настоящей хлопчатобумажной ткани в клеточку. Семья Деверо жила неплохо, хотя дедушка Лореды говорил, что для всех банков настали трудные времена.
Как бы жарко ни было, она никогда не жалуется.
Моя мама тоже особо не жалуется, но послушала бы ты мою сестру. С тех пор как она вышла замуж, она все время орет как недорезанная свинья, возмущается, сколько всего приходится делать жене.
Я замуж не собираюсь, ответила Лореда. Мы с папой когда-нибудь вместе поедем в Голливуд.
А мама не будет против?
Лореда пожала плечами. Кто знает, что не понравится маме? И кому какое дело?
Стелла и София повернули налево и направились к своему дому на другом конце городка.
Энт подбежал к фургону.
Привет, мама, привет, папа! Он широко улыбался, показывая дыру на месте выпавшего зуба.
Здорово, сынок, сказал папа. Залезай назад.
Хочешь посмотреть, что я сегодня нарисовал в классе? Миссис Баслик говорит
Залезай в фургон, Энтони, повторил Раф. Посмотрю твой рисунок дома, когда солнце сядет и эта проклятая жара спадет.
Энт притих.
Лореде неприятно было видеть отца таким грустным, словно побитым. Засуха высасывала из него все силы. Они обаяркие звезды, им нужно сиять. Папа всегда так говорил.
Хочешь завтра пойти в кино, папочка? спросила она, с обожанием глядя на него. Снова показывают «Маленькую мисс Маркер».
У нас нет денег на билеты, Лореда, сказала мама. Садись сзади рядом с братом.
А как насчет
Залезай в фургон, Лореда.
Лореда забросила в фургон сумку с книгами и залезла сама. Они с Энтом сидели рядышком на пыльном старом одеяле, которое всегда лежало сзади.
Мама щелкнула вожжами, и повозка тронулась.
Покачиваясь вместе с движущимся фургоном, Лореда смотрела на сухую землю. В воздухе висело дрожащее марево. Они проехали мимо гниющего трупа быка с торчащими ребрами, из-под песка торчали рога. Вокруг вились мухи. Ворона приземлилась на труп, властно каркнула и принялась клевать кости. Рядом стоял брошенный «форд-Т» с распахнутыми дверцами, колеса по ось ушли в сухую землю.
Слева, окруженная бурыми полями, виднелась маленькая фермаи ни единого дерева, которое бы дало хоть подобие тени. К двери приколотили две таблички: «Аукцион» и «Конфисковано за долги». Во дворе стояла старая колымага, забитая скарбом. Сзади к колымаге привязали несколько ведер, огромную чугунную сковороду и деревянный короб, набитый консервными банками и мешками пшеницы. Работающий мотор изрыгал в воздух клубы черного дыма, корпус машины подрагивал. Кастрюли и сковородки пристроили везде, где только можно было. Двое детей стояли на ржавых подножках, а на пассажирском сиденье расположилась женщина с грустными лицом и грязными распущенными волосами, державшая на руках младенца.
ФермерУилл Бантингстоял у водительской дверцы. Грязный комбинезон, рубашка с одним рукавом, на лоб низко надвинута потрепанная ковбойская шляпа.
Тпру сказала мама и сдвинула на затылок соломенную шляпу.
Здорово, Раф, Элса, хрипло сказал Уилл, сплюнув табак в пыль.
Он медленно преодолел расстояние от перегруженного автомобиля до фургона.
Куда собрались? спросил папа.
Сматываемся отсюда. Ты знаешь, что мой сынок, Кэллсон, умер этим летом? Уилл оглянулся на жену. А теперь новый родился. Мы тут больше не можем. Уезжаем.
Лореда выпрямилась. Они уезжают?
Мама нахмурилась:
А как же ваша земля
Теперь это земля банка. Мы не смогли вносить платежи.
И куда вы поедете? спросил папа.
Уилл достал из заднего кармана помятую листовку.
В Калифорнию. Говорят, это края молока и меда. Мед мне не нужен. Только работа.
Откуда ты знаешь, что это правда? спросил папа, взяв у него листовку.
Работа для всех! Земля возможностей! Отправляйтесь на Запад, в Калифорнию!
Я и не знаю.
Нельзя же просто так уехать, сказала мама.
Для нас уже слишком поздно. Наша семья дошла до предела. Скажите своим, что я передал им привет.
Уилл повернулся, подошел к пыльной машине и сел на водительское место. Металлическая дверь захлопнулась.
Мама прищелкнула языком, взмахнула вожжами, и Мило снова поплелся вперед. Лореда смотрела, как колымага скрылась в облаке пыли, больше она ни о чем другом думать не могла. Уехать. Они могли бы отправиться в одно из тех мест, о которых они говорили с папой, Сан-Франциско, или Голливуд, или Нью-Йорк.
Гленн и Мэри-Линн Маунгер уехали на прошлой неделе, сказал папа. В Калифорнию. Просто собрались и уехали на своем старом «паккарде».