Не-е-е, мы не хотим в Приморье, мы на Север хотим же. И отличники почтиимеем право выбирать. Правильно я говорю, Эд?
Угумс!
Я повторяю, как Совинформбюро, специально для коматозников! Ещё рази в Приморье! И лично за вами следить буду! Лично! Вот этими вот глазами! Скоты.
И уходит.
А дверь! кричит Жарик ему вслед. Дверь закрыть!
Скоты! доносит эхо уже издалека.
Не, ну чё скоты-то, ну? Скажи, Эд?
Это он от обиды, что мы его не угостили!
Думаешь?
Уверен!
Точно! Вот мы жлобы-то, да? Что там, осталось ещё? Пошли догонимугостим.
Хорошо, что не догнали. А похмелье потом было, да. Не знаю, что там с антифризом, но очень жёсткое.
В следующую пятницу опять не задалось ни с погодой, ни с настроением: бреду с обеда и думаю, чем бы себя занять, как догоняет меня Жарик:
Эд, что сегодня делаешь?
Нет!
Что нет?
Меня только во вторник до конца отпустило с прошлой пятницы, поэтомунет!
Да я не про это! Ну что ты как маленький!
Ну допустим. А про что тогда?
Я вчера у бомжови одного купил сервиз чайный фарфоровый на двенадцать персон за две бутылки водки, представляешь?
Нет, не представляю абсолютно, для каких тебе целей мог понадобиться фарфоровый сервиз на двенадцать персон?
Он так прекрасен, что как только я его увидел, то все вопросы сразу отпали, кроме единственного: отчего у меня до сих пор такого не было?! Там олени, понимаешь, всякие, ну или лани, охотницы с луками. Лес. Вот.
Ну я понял, да, что он прекрасен, но не понял, при чём то, что я сегодня делаю?
А чего он стоит в коробке у меня и пыль на себя аккумулирует? Давай купим торт и сядем пить чай вечером!
Какое неожиданное предложение! Я даже растерялся. Спички тянуть не буду!
Конечно не будешь, а то купишь там неизвестно что Вместе пойдём!
Куда могли отправиться за тортом двое молодых парней, которым, может быть, первый раз в жизни пришло в голову провести вечер, просто распивая чаи? Ну конечно же в универмаг братьев Елисеевых.
Торт выбирали долго, спорили, ругались и чуть не похоронили там же нашу дружбу. От «Наполеона» Жарик отказался сразу же, мотивируя это тем, что торт имени агрессора он есть не станет. Ну ладно, не объяснять же в кондитерском отделе человеку, который учится на перегрузчика, тонкости геополитики начала девятнадцатого века и особенности характеров Наполеона и Александра Первого Остальные торты были или слишком сухими, или слишком кремовыми, или чересчур обсыпанными арахисом. В итоге посмотрели уже именинные и дошли почти до свадебных, когда увидели классический «Киевский торт», изготовленный по оригинальной рецептуре 1956 года (согласно записи на ценнике, но знаете, как в Питере ценники пишут, да?).
О, смотри и розочки кремовые! И розовые, и зелёные! А он без арахиса?
Обижаете! надулась продавщица. Только фундук! Только оригинальные рецептуры!
Ну да, ну да Плавализнаем. Ладно! Заверните нам один!
На сдачу прихватили пакетик развесного чая.
Долго готовилисьнамного дольше, чем к распитию пива. Убрались в каюте, застелили стол самой белой простынёй, которую нашли, красиво расставили сервиз, потом засмущались своего простецкого вида на фоне этого средневекового утончённого излишества с лучницамирешили переодеться, а заодно и побриться. Пока чайник потел боками, нагладили брюки и гюйсы, достали чистые тельняшки, оделись полностью в форму номер три, только без фуражек, пожалели, что курсантам прекратили выдавать палаши, и вот только этого штриха нам и не хватило для полного погружения в атмосферу. Расселись. Не знаю точно, применимо ли слово «расселись» к дуэту, но синонимом его не заменишь, не погрешив против истины. В серединеторт, а вокруг негосервиз с чайником, блюдцами и чашечками, а уже дальше, совсем на периферии перспективымы с Жариком, торжественные, как статуи Будды. Пьём чай, важно надувая щёки, и едим торт. Ложечками! Никого не трогаем. О высоком разговариваем и об искусстве, следим за опусканием покровов тьмы на крыши Адмиралтейства Вдруг дверь в каюту с треском распахивается, ударяется о шкаф и ме-е-едленно начинает закрываться.
Из полутьмы коридора на нас смотрит командир в плаще и со следами дождя на плечах. Ну не совсем смотрит, а скорее изображает жертву горгоны Медузы. И дверь так медленно-медленно закрывает его от наших глаз.
Не обращайте внимания, Эдуард! Это некоторые издержки воспитания в местном обществе. Так что вы там про экспозицию Малевича говорили?
Так, блядь, командир медленно ладонью открывает дверь, что здесь происходит?
А на что похоже? спрашивает Жарик.
Командир заходит внутрь с некоторой опаской. Оглядывается. Заглядывает в шкаф, в тумбочки, под матрасы и под подушки, а также за батареи центрального отопления (они не топили, конечно, но так назывались).
Где? спрашивает.
Что где?
Бабы где?
Какие бабы?
С которыми вы чай с тортом пьёте!
Так мы просто чай с тортом пьём. Но если вы баб хотите, то можем вам привести, конечно.
ТакКомандир садится, снимает фуражку, аккуратно кладёт её на колено, расстёгивает плащ и ослабляет белое кашне. То есть я сюда через весь город ехал абсолютно зря?
Ну отчего же зря? Вот чая попейте из фарфорового сервиза с «Киевским тортом» по оригинальной рецептуре, без арахиса.
Наливаем ему чай, режем кусок торта и дальше сидим втроёмслушаем уже его рассказы про службу на Новой Земле, сушёную картошку, морковку и лук круглый год. И периодически отвечаем: нет, это мы не специально затеяли, чтобы его дураком выставить, а просто захотелось чая с тортом попить, и что такого, что прямо из фарфорового сервиза и на почти белой скатерти?
Сильно удивлялся, конечно, и до конца нам так и не поверил. Хотя если подумать, то что тут удивительного, в самом деле? Ну не все же порывы молодости направлены непременно на саморазрушение организма, верно? Случаются же и прекрасные порывы, как ни старайся их задавить. И без видимых причин в том числетяга к прекрасному.
Писатель-прозаик. Отчасти даже маринист
Тащ капитан-лейтенант, вас к телефону! Срочно!
«Лиственница» хрипит, шипит и не проявляет никакого такта к моим сновидениям. Вахтенный этот тоже упырьнет бы проявить уважение, спуститься, в дверцу ласково постучать. Срочно у него. Ладно, знаю, кто сегодня на отработках вахты в гидрокомбинезоне раздвижной упор ставить будет. Бреду.
Эдуард! Это наш командир. Поднимись наверх. Я сейчас писателя Черкашина привезу. Хочет пофотографироваться на «Акуле».
Писатель Черкашин известен на флоте. Это такой как бы Пикуль, только для подростков. Нормального образования в военно-морском училище получить не смог, окончил какой-то там МГУ, служил замполитом (самая презираемая должность на подводных лодках), пишет книги о военно-морском флоте. В книгах много технических нонсенсов и оксюморонов, которые у моряков вызывают недоумённое поднятие фуражек бровями, но зато там есть много пафоса, прилагательных и деепричастных оборотов. А ещё есть проститутка на подводной лодке, которую отстрелили через торпедный аппарат, и она превратилась в медузу. В общем, детям нравится.
Поднимаюсь. На улице как раз лето сегодня. Солнышко так и шпаритна резине прямо яйца жарить можно (куриные, я имею в виду). Приезжают. Походили по корпусу, пофотографировались на фоне винтов/рубки/ракетной палубывсё, в общем, по стандарту. Я деликатно удаляюсь, чтоб не мешать взрослым дяденькам разговаривать.
На рубке сидит комдив-раз Паша и курит, щурясь на солнце. Сажусь рядомвниз идти неохота, пока лето.
Чё носишься? интересуется Паша.
Да Черкашина с командиром фотографировал.
Какого Черкашина?
Николая, какого ещё.
А Гоголя не было?
Какого Гоголя?
Николая, какого ещё?
Не, не было.
Не спеша докуриваем.
А в чём прикол-то был с Гоголем? уточняю у Паши.
Так он же умер, Гоголь-то.
Ну?
И Черкашин!
Что Черкашин?
Писатель, Николай Черкашин, он же умер уже!!! Давно уже!!! Ты чё?!!