Будет ли у меня служанка?
На миг она представляет девушку, похожую на нее саму, кареглазую, с волосами мышиного цвета.
Но Пьетюр качает головой.
Дом не так велик, и помощь тебе не понадобится.
Образ девушки блекнет, и Роуса внезапно чувствует острое одиночество.
Пьетюр поднимает голову, и в свете огня его глаза сурово блестят.
И вообще держись подальше от жителей Стиккисхоульмюра. Они только сплетничать и умеют.
Она открывает было рот, но наталкивается на его горящий взгляд и ничего не говорит.
Они пускаются в путь ранним утром. Небо давно уже залито бледным светом, но даже хуторяне еще спят, а коровы и овцы дремлют в полях.
Пьетюр держит стремя, пока Роуса взбирается на спину красивой каурой кобылы, до смешного лохматой из-за густой зимней шерсти. Роуса с детства не ездила верхом; она неуверенно чувствует себя в седле и крепко вцепляется в лошадиную гриву.
Не волнуйся. Пьетюр улыбается, видя, что она побаивается. Это славная и выносливая кобыла. И не из пугливых. Сама увидишь, когда она перейдет на тёльт.
Замешательство Роусы, должно быть, ясно читается на ее лице, потому что Пьетюр оживляется и весело посмеивается:
Вот, погляди.
Он легко взбирается на свою мышастую кобылу и ударяет ее пятками в бока. Лошадь трогается с места, переходит на рысь, а затем на крупный шаг, высоко выбрасывая ноги, и поступь ее столь ровна, что Пьетюр сидит в седле как влитой.
Он описывает круг и, улыбаясь, возвращается к Роусе.
Тёльт. Лошадь может идти быстро и без устали целый день. Попробуй.
Роуса пришпоривает свою кобылу, и та пускается вперед ровным шагом, высоко вскидывая ноги. Вспомнив, как в детстве каталась на лошади торговца и тряслась в седле, словно мешок с мокрым тряпьем, Роуса смеется.
Я будто лечу.
Пьетюр издает громкий кличстранный, нечеловеческий вопльи бьет пятками свою лошадь, чтобы нагнать Роусу, но ее кобыла проворней. Она уже несется вверх по склону, и от ветра у всадницы наворачиваются слезы.
Из высокой травы перед нею вспархивают спугнутые птицы. Два ворона взмывают ввысь и с криками описывают круги в небе. По спине Роусы пробегает холодок: птицы-падальщики напоминают ей Хугина и Мунина, или Мысль и Память, посланцев Одина, которые приносят ему вести от мертвых. Она гонит прочь эту мысль и понукает лошадь.
Только на вершине холма, натянув поводья, Роуса видит, что Скаульхольт раскинулся далеко внизу. Село осталось позади, а она даже не сразу это поняла. Их маленькая лачуга съежилась до размеров ногтя и превратилась в коричневую кляксу на зеленом фоне. Где-то там, в одном из рассыпавшихся по полю домишек, вот-вот проснется Паудль. Почувствует ли он, что она уехала?
Над головой кружат и каркают вороны.
Лошадь Пьетюра останавливается рядом. Ожидая, что он станет насмехаться над ней, Роуса вытирает глаза рукавом и отворачивается.
Можешь воротиться ненадолго, если хочешь, мягко говорит он. Я подожду.
Роуса качает головой.
Я уже попрощалась. Ей представляется Паудль, понуро ссутулившийся, как во время их последней встречи, но она гонит прочь мысли о нем. Едем. И, повернувшись к Скаульхольту спиной, она переводит взгляд на укутанные облаками горы впереди.
Пьетюр пришпоривает свою кобылу.
А ты сильней, чем кажешься, Роуса. Eigi deilir litr kosti.
Внешность бывает обманчива.
Она пропускает мимо ушей этот комплиментили издевку? и не отрываясь смотрит на серые тучи, клубящиеся в отдалении.
Как звать мою лошадь?
Хадльгерд. А моюСкальм.
Славные имена. В них есть сила.
Имя многое говорит о том, кто его носит, Роуса.
Неужто он хочет ей польстить? Она ничуть не похожа на розу. «Пьетюр» означает «камень». Сперва ей показалось, что это имятвердое, шершавое, неподатливоеочень идет к нему. Но ведь он только что смеялся, думает Роуса, он проявил участие к ее горю. Он прав: внешность бывает обманчива.
Она так погружена в свои мысли, что не замечает огромного камня прямо перед собой. Лошадь шарахается в сторону, чтобы не налететь на него, и сбрасывает Роусу на землю. Падать на мягкую траву не больно, но лицо обдает жаром, и Роуса поспешно поднимается на ноги.
Ты не ушиблась? Пьетюр отряхивает ее юбки.
Нет, только Глаза щиплет от слез, и она с трудом сглатывает.
Пьетюр вытягивает запутавшийся в ее волосах стебель вереска.
Здешние края не хотят тебя отпускать. Этот отважный стебелек пожертвовал собой, лишь бы ты не уезжала.
Она не выдерживает, смеется и утирает слезы.
Возьми его с собой, говорит он. Он будет напоминать тебе, что нужно смотреть под ноги. Я всегда держу при себе нож, чтобы не забывать.
Смотреть под ноги?
Нет. Чтобы не забывать, что есть немало способов заткнуть рот болтливой женщине.
Сердце Роусы ухает вниз, и она пятится. Усмехнувшись, Пьетюр протягивает руку и помогает ей снова взобраться на лошадь. У него сильные ладони, и он крепко сжимает ее руку.
Есть поверье, что упавшего ждет добрый путь.
Ты говоришь словами из саг. Я и не Я думала, что такому богобоязненному человеку, как Йоун, это не пришлось бы по вкусу.
Пьетюр устремляет на нее взгляд своих диковинных золотистых глаз.
Йоун не одержим верой.
Стало быть, он не противник обычаев старины?
Разговорыэто одно, а колдовствосовсем другое. За такое полагается костер. Лицо Пьетюра каменеет, он резко дергает поводья, и лошадь срывается в легкий галоп.
Глядя на растрескавшуюся глыбу, ставшую причиной ее падения, Роуса вдруг припоминает, что на этом самом месте после распри, произошедшей почти полтора века назад, были обезглавлены Йоун Арасон и двое его сыновей. Чтобы казнить Арасона, палачу потребовалось семь ударов топором. Роуса всматривается в черную землю под ногами: быть может, там, глубоко внизу, по-прежнему стучит живая кровь убитого.
Она шепчет молитву за упокой его души и сжимает лежащий в кармане камень с гальдраставом.
Через несколько дней после казни сторонники Арасона схватили палача и залили ему в глотку расплавленный свинец. Кровь за кровь.
В небе с криками кружат вороны, без устали рыскающие в поисках мертвецов.
Остаток дня перед глазами Роусы плывут и сливаются воедино травы, клонящиеся от ветра, и горы, которые, ссутулившись под тяжестью снега, упорно цепляются за горизонт и с каждым шагом лошади меняют очертания.
Когда солнце достигает зенита, впереди разворачивается широкая долина. Трава становится гуще и сочнее, горы расступаются. Лошади бредут лениво, низко склонив головы и пощипывая зеленые стебли. Луга пронизаны паутиной ручейков. К небу тянется нагой каменный хребет вдесятеро выше человеческого роста, словно земля в битве сама с собой содрала с него кожу.
Пьетюр замечает завороженный взгляд Роусы.
Древние люди верили, что земля здесь живая. Вздрогнет онаи все вокруг меняется. Это длится и поныне. Скалы то вздыбятся, то обрушатся. В разломах целые холмы исчезают.
Целые холмы? Но как?
Он показывает на иззубренную скалистую челюсть.
Когда земля шевелится, появляются трещины. В открывшейся ране, как кровь, кипит расплавленная порода и бушует огонь. Потом земля засыпает, но шрамы остаются.
Где это мы?
В Тингведлире. Здесь проходят народные собрания.
Роуса выдыхает в восхищении.
Альтинг?
Стало быть, именно здесь оглашают законы; именно здесь мужчин и женщин судят, отправляют на костер и обезглавливают за то, что они ворожили, или читали руны, или насылали на других болезни.
В кармане у нее, как живое сердце, подрагивает камень.
Роуса ищет глазами черную прогалинузнак того, что на этом самом месте сжигали людей, но повсюду до самого горизонта простираются только луга, ручейки да каменистые взгорья, беззастенчиво полные жизни.
Она закрывает глаза: на мгновение ей явственно чудится донесшийся издалека хриплый вопль. Нет, это всего лишь ворон, который умеет передразнивать любые голоса. Вот онхлопает крыльями над головой, пронзительно крича, будто горящий заживо человек, а потом издает сдавленный клекот.
Роуса вдруг понимает, как она продрогла и устала.