Ей хочется спросить, не кажется ли ему тоже, что за ним следят, но, присмотревшись к его лицу, она замечает, что игра медленно плывущих теней и желтоватого света меняет его черты: скулы заостряются, глаза западают. Он красив мрачной красотой, и слова замирают у нее на губах.
С наступлением сумерек угасающее небо приобретает оттенок потускнелой стали. Редкие березы тянутся к нему когтистыми ветвями. Если верить легенде, в корнях берез живет huldufólk, который обращает пожелтевшую листву в золото и соблазняет им алчных путешественников. Перед смертью несчастный только и успевает увидеть, как драгоценный металл снова становится ворохом листьев, а аульв тем временем, усевшись у него на груди, лакомится его душой.
Это назидание тем, кто жаден до денег. Почувствует ли она что-нибудь, думает Роуса, если существо из потустороннего мира начнет пожирать ее душу? Нет, выйти замуж за богачаэто вовсе не то же самое, что продаться из жадности.
Чем больше миль пролегает между нею и Скаульхольтом, тем зыбче становится все кругом, как будто в здешних мрачных землях даже разум ее подергивается пеленой.
К вечеру она вдруг замечает, что они едут в другую сторону, на северо-восток, к укрытому снегом горному хребту.
Ущелье смыкается вокруг них, словно кулак.
Разве Стиккисхоульмюр не на западе?
Мы ищем ночлег.
Спасибо.
Я это не ради тебя делаю, а ради себя. Сил больше нет выслушивать твои жалобы на стужу. Пьетюр подмигивает, и Роуса заливается краской. И потом, продолжает он, мы прибудем в Стиккисхоульмюр уже назавтра, и ты должна выспаться. Негоже тебе усталой выглядеть. Йоуна лучше не сердить. Твоя заботаугождать ему.
Роуса отводит взгляд и смотрит на горы, а затем дотрагивается до шеи в том самом месте, где стеклянная фигурка холодит кожу. Иногда ей кажется, что кожаный шнурок душит ее.
Это место зовется Мунодарнес. Мы будем проезжать четыре дома. Пьетюр показывает на каменистую тропку, стелющуюся перед ними.
Было бы Спасибо.
Помолчав немного, он продолжает, настороженно глядя на нее:
Лучше зови меня Тоумасом, покуда мы не доберемся до Стиккисхоульмюра. Люди здесь большие охотники до сплетен.
Будет ли у нее сегодня ночью крыша над головой или нетзависит от ее ответа.
Хорошо, сухо говорит она.
Когда солнце уже готово вот-вот нырнуть за горизонт, они добираются до крохотного селениячетыре дома, притиснутые друг к дружке, будто сжатые в кулак пальцы.
Пьетюр стучится в дверь ближайшего дома. Когда им открывают, Пьетюр кланяется и спрашивает, не будет ли хозяин так любезен пустить их с молодой женой переночевать. Они направляются на запад. Никак не думали, что путь окажется настолько далек, поясняет он с улыбкой.
Ложь, словно вода, так и льется с его губ. Внутри у Роусы все сжимается от нехорошего предчувствия. Однако хозяин, молодой паренек с плоским и бесхитростным крестьянским лицом, молчит и согласно кивает. Похоже, он простофиля.
Вдруг он спрашивает:
Как твое имя?
Тоумас Агнарссон, без запинки отвечает Пьетюр.
Ой ли? Хозяин сощуривает глаза. А выглядишь ты совсем как Пьетюр, работник Йоуна Эйрихссона. О нем тут постоянно судачат.
У Роусы кровь стынет в жилах. Этот человек уж точно не простофиля. В уголках его рта таится жестокая улыбка.
Пьетюр и бровью не поводит.
Мало ли на свете похожих людей.
На плоском лице парня расплывается улыбка.
Уж на тебя-то никто не похож. Ты не такой, как мы, и даже для датчанина чересчур смугл. Huldufólk, вот чьего ты роду-племени.
Губы Пьетюра кривятся в жесткой усмешке.
Поосторожней. Суеверия приведут тебя на костер.
Ты найденыш. Пускай prestur и взял тебя к себе как сына, но своего настоящего пабби ты не знаешь. С Эйидлем вы вовсе не родня. На вид ты чужеземец, как есть дикарь. Все здесь о тебе наслышаны, Пьетюр, и легко узнают тебя при встрече. С чего это ты чужим именем назвался?
Поумерь свое любопытство, с угрозой в голосе отрезает Пьетюр.
Хозяин потирает ладони.
Стало быть, тут замешана Анна Олавсдоуттир? Я слыхал, нехорошо с ней дело кончилось. Скверная история. Его широкое лицо ожесточается, и ухмылка обнажает мелкие и острые, словно у крысы, зубы. Скажешь, это болезнь ее унесла? Он издевательски гогочет, и по окрестным холмам прокатывается эхо.
У Роусы сжимается горло.
Заночуем в другом месте. Пьетюр разворачивается и идет прочь.
Однако плосколицый с развязным видом следует за ним.
Так это его новая жена? Только поглядиглазищи перепуганные, что твоя овечка. Она еще не знает, за кого замуж вышла. И, хохотнув, он кричит Роусе: Уноси ноги, пока не поздно!
Пьетюр хватает его за горло и швыряет спиной о стену. Парень пытается высвободиться, но Пьетюр выхватывает из-за пояса нож и неторопливо приставляет острие к прыгающему кадыку.
Сдается мне, твое лицо не мешало бы перекроить, рычит он. Рот у тебя великоват, уши маловаты, а нос чересчур длинен. Немудрено, что ты суешь его не в свое дело. Ну так я тебе помогу.
Хозяин часто сглатывает, дергая кадыком.
Не укоротить ли тебе нос? шипит Пьетюр, поднося нож к его лицу. А глаза тебе не мешают? Нож застывает на волосок от его левого зрачка. А может, тебя беспокоит горло? Острие упирается в бьющуюся на тощей шее жилку. Меня вот беспокоит. Слишком уж ты горласт.
Я Я не хотел Парень бросает отчаянный взгляд на остолбеневшую от ужаса Роусу. Извините меня, госпожа. Вы, без сомнения, будете счастливы в браке. Я
Тихо! стальным голосом обрывает его Пьетюр. И заруби себе на носу: engi er allheimskr ef þegja má.
Тот еще не совсем дурак, кто умеет молчать.
Плосколицый нечленораздельно повторяет свои извинения. Пьетюр выпускает его, и он, спотыкаясь, кашляя и потирая шею, исчезает за дверью.
Пьетюр убирает нож обратно за пояс и хватает Роусу за руку.
Идем. А ну как у него братья есть? И соседи, поди, все слышали.
Но ведь темно
К черту! Уходим. Он тащит ее за руку прочь от селения и силком усаживает в седло.
Лошади берут в галоп, и Роуса, оглянувшись через плечо на отблески огня в окнах домов, переводит глаза на Пьетюра, чье лицо теперь переменилось: подбородок выдается вперед, как суровые скалы Тингведлира.
Роуса вцепляется в гриву своей лошади и, щурясь, всматривается в бесконечную черную пустоту впереди. У нее такое чувство, будто она вот-вот сорвется с обрыва.
Часть вторая
Правду говорят, что никто сам себе не творец.
Роуса
Стиккисхоульмюр, сентябрь 1686 года
На следующее утро Роуса и Пьетюр добираются до Стиккисхоульмюра.
Пьетюр настоял на том, чтобы ехать всю ночь напролет, и Роуса вконец обессилела. Он отказался останавливаться на привал и не стал объяснять, что имел в виду плосколицый хозяин. Этот издевательский смех никак не шел у Роусы из головы. Анна умерла не от болезни? А Пьетюрсын Эйидля?
В конце концов Роуса прижалась щекой к шее Хадльгерд и, убаюканная ее мерным шагом, забылась беспокойным сном. Ей снился безглазый человек с перерезанным кровоточащим горлом и овцы, которые, вытянув тонкие белые шеи, кладут головы на колоды для рубки мяса.
Ее будит дразнящий ноздри едкий запах соли.
Где мы?
Дома.
Они поднялись на холм, и теперь их глазам предстает крошечный далекий мир у его подножия, будто они, как древние боги, взирают на землю с небес. Позади простирается лавовое поле. Некогда раскаленные докрасна потоки застыли пузырями, почернели и густо обросли мхом, но создается впечатление, что они продолжают бурлить и зыбиться, словно земля потонула в кипящем зеленом море. Возвышающийся над полем заснеженный череп горы обращает к небу раскрытый зев, царапая зубами донышки облаков и дыша на них студеным воздухом. Из разверстых челюстей лениво струится тонкий дымок.
Пьетюр кивает в сторону горы.
Драупюхлидарфьядль. Не бойся. Он только грозится. Иногда он дымит больше, иногда меньше, но тем все и кончается. А мы сейчас стоим на склоне Хельгафедля. О нем говорится в