Благодарю за воспитание, милый дядюшка.
Мама нахмурила брови, но ничего не сказала. Я одним глотком осушил весь кубок, неразбавленное вино было горьким и сладким, и очень пряным, а еще оно едва не пошло у меня носом.
Марк! сказала мама. Это что такое?
Боялся, что отберут, засмеялся дядя. Молодец, Марк, урвал свое. Я недавно думал о нас с тобой. Такие мы люди, что нашу вечную жажду утолит лишь опимианское вино.
Тогда я его не понял, только годы спустя до меня дошло, что дядя имел в виду.
Опимианское винопрекрасное вино одного единственного года, когда урожай был особенно славным, но этот год прошел, и такого вина не сыщешь. Дядька имел в виду, что утолить нашу с ним жажду может лишь то, что было, но чего уже нет, что-то недостижимо восхитительное, и восхитительное именно этой недостижимостью.
Если хочешь знать, проклятье сродни танталову. Тебе оно тоже знакомо, хоть и в несколько ином виде. И Гаю.
Правда, Юлия? спросил дядька, глядя на нее, глаза его стали темнее, страннее. Но я не понимал, что это плохо. Я думал, что дядька смотрит на нее с теплом и участием. Да, разумеется, с теплом и участием, ноопределенного рода.
Тебе ведь со стороны виднее. Таковы мы, Антонии?
Сложно сказать, Гай, ответила мама быстро. Лучше ответь, что привело тебя в столь поздний час?
Дядька на меня даже не посмотрел, хотя, зная себя, и зная, что мы похожи, думаю: ох как сложно ему было удержаться.
Я представил, сколько горестей ты переживаешь.
Мама посмотрела на него, чуть склонив голову набок, в глазах ее была колкость, которой она не сказала: как же оперативно ты реагируешь на горести своей семьи.
Это не для детских ушей, сказал дядька, жестом велел Эроту подлить мне еще вина. Я тут же выпил: во второй раз оказалось легче и приятнее. По телу разлилось ласковое тепло, но больше всего его стало в голове. Я почувствовал, что еще немного, и я проболтаюсь обо всем маме.
Поэтому я, несмотря на желание выпить еще, решил уйти.
Раз это не для детских ушей, пробормотал я. Пойду устрою свои детские уши где-нибудь в другом месте.
Дядька протянул руку и погладил меня по голове.
Марк, Марк, Марк, ты смешной мальчик, у тебя большое будущее. Но запомни, мало улыбаться смешно и кусаться больно. Необходимо другое.
Что? спросил я. Мама едва заметно скривила губы и велела рабыне разбавить вино в сосуде. Поймав мамин взгляд, я широко улыбнулся и сказал:
Впрочем, время терпит, большое будущее еще впереди, а сейчас пойду я, пожалуй, спать.
Мудрое решение, Марк, сказала мама.
Но мудрых решений, как ты знаешь, милый брат, я никогда не принимал.
Эрот, пойдем, приготовишь мне постель.
Эрот вопросительно взглянул на маму, и она кивнула.
Давай, и иди тоже спать быстро!
Мы вышли из столовой, но спать не пошли, а выскользнули из дома и обошли его. На улице было уже весьма прохладно, и мы дрожали, но любопытство пересиливало любой физический дискомфорт. Я приложил палец к губам, и Эрот кивнул, мы встали по обе стороны от приоткрытого окна и осторожно выглядывали, наблюдая за тем, что происходит в столовой. В темноте и неподвижности мы стали, должно быть, едва заметны.
Мама сказала:
Зачем ты приехал, Гай?
Теперь она выглядела действительно недовольной.
Не понимаю причину столь позднего визита, добавила мама.
Я прекрасно осведомлен о твоих проблемах.
Странно, но с нашего приезда ты не выказывал к ним интереса.
Мне приходится додумывать некоторые их слова, кое-что доносилось до меня невнятно, кроме того, голова была приятно тяжелой, я опьянел. Но общий смысл беседы был примерно таков.
У меня, как ты знаешь, дела идут не слишком хорошо.
Я знаю и ничего у тебя не прошу.
Они смотрели друг на друга, и дядька вдруг подался вперед, мама отшатнуласьон напугал ее.
Ты меня боишься? он громко засмеялся.
Дети проснутся, сказала мама. Она тронула свой локоть, будто у нее болела рука. Жест неуверенности и уязвимости. Я впервые подумал, что сделал нечто неправильное, пригласив сюда дядьку. Настолько же неправильное, как приглашение злым духам, сделанное уже словно бы давным-давно.
Дети не помешают, если ты их хорошо воспитала. Юлия, поверь мне, я могу вам помочь. Разумеется, не так быстро, как вам бы хотелось. У меня большие проблемы политического толка.
Но?
Но они разрешатся.
Свеча стояла прямо между ними, мамино лицо она делала красивым, а в лице дядьки наоборот проявилось что-то до странности уродливое, не свойственное его открытой и яркой геркулесовой красоте. Что-то, скажем так, монструозное.
Может, свет и правда так падал, а, может, я почувствовал материнское волнениене знаю.
Я буду благодарна, Гай, если ты поможешь нам.
Ты злишься?
Не на тебя. На мужа. Но ты ведь обо всем знал?
Дядька некоторое время молчал, потом сказал, задумчиво склонив голову набок:
Он посвящал меня кое во что. Я знал немного.
Больше меня, не правда ли?
Правда, Юлия.
Дядька нетерпеливо постукивал пальцами по столу, во всем нем чувствовалась какая-то беспокойная энергия. Он то улыбался, то хмурился. Много позже я и за собой замечал похожие повадки, злость и радость от сильного желания.
Дальше долгая пауза, они так смотрели друг на друга, что я точно-точно понял: между ними никогда ничего не было, но дядька всегда хотел, чтоб было. А мама его боялась.
И еще я понял, какого дурака свалял, потому что любил дядьку и верил ему.
Мама сказала:
Гай, спасибо, что посетил нас, но лучше делать это днем. Нам нечего таить.
Нечего, повторил дядька, как завороженный. Таить.
А потом он вдруг вскочил и взял ее, сидевшую, за плечи, заставил встать и поцеловал. Поцелуй его сначала был ласковым и нежным, но, когда мама не ответила, стал злым и жестоким.
Мама попыталась оттолкнуть его, но не смогла, он держал ее за плечо и за ворот столы, она дернулась в его руках, как подранок, и ткань затрещала. Я увидел на маминой ключице и шее розоватые полосыеще не совсем сошли следы того, как горевала она по отцу, раздирая себе грудь перед наскоро сложенным погребальным костром. Дядька прикоснулся к царапинам, и она ударила его по руке.
Не знаю, ударил бы ее дядька или нет, но я поднял камень и кинул его в окно, он просвистел мимо дядьки и ударился в кубок, опрокинув его. Вино потекло, красное, как кровь.
Марк! крикнула мама и кинулась к окну.
Я ему сейчас!
Что ты мне сейчас? крикнул дядька со смехом. Я оттолкнул маму и решил залезть в комнату через окно. Ух, надо же, какой злой малыш, да?
Потом я решил, что это все-таки недостаточно эффектный выход, а, вернее, вход и побежал к двери. Я был очень быстрый, поверь. И все же, когда я ее достиг, дядька уже стоял на пороге. Он поймал меня и потрепал по волосам.
Никому ни слова, сказал он, широко и хищно улыбнувшись. Понял меня?
Я молчал. Просто не знал, что сказать. Милый друг, такой казус случился со мной едва ли не впервые.
На случай, если ты больше не захочешь меня видеть, должен сказать тебе то, что и хотел, рассмеялся дядька. Только теперь я понял, какой он пьяный. Просто мертвецки: едва стоял на ногах. Но, как и на меня, это состояние всегда нападало на дядьку внезапно и решительно, без предупреждения.
Мало быть забавным, чтобы нравиться людям. Тебя должны любить. Господин лишь тот, кого любит весь мир. Женщины должны желать тебя, как любовника, а мужчины должны видеть в тебе отца или старшего брата, который защитит их ото всех невзгод. Мужчины должны становиться младше рядом с тобой, а женщины моложе. Вот и все.
Дядька сказал это с какой-то тайной горечью, мы были очень похожи во всем, кроме одногоон не умел нравиться.
Я сказал:
Спасибо за совет, дядя.
И со всей силы наступил ему на ногу. Дядька ударил меня по лицу, и тогда я укусил его за руку, вспомнив, что Антониям полагается улыбаться смешно и кусаться больно. Я вцепился в него так сильно, что почувствовал вкус кровине то своей (он разбил мне нос), не то его. Дядька взвыл, и мама кинулась к нам.
Гай, пожалуйста!
Я вцепился ему в запястье, туда, где билась жилка. Конечно, Луций, я подумал, что он двинет мне еще разок, но дядька вдруг погладил меня по голове так нежно, что я его отпустил.