5
Миллер летал, словно имел крылья. Фигурально, разумеется. Написалось неплохое стихотворение, учитывая то, что не рифмовал он ничего больше десяти лет. Вдохновила его Алиса. Встреча с девушкой, само ее существование, осмысление того, что он отец, перевернули целиком его отношение к жизни. Прежние ценности и принципы Миллер уже подвергал сомнению. У него такая красивая и умная дочка!
Посидев в «Любавушке», он проводил Алису до общежития, точнее, довез на такси, где девушка, видимо, устав, положила голову ему на плечо, и он боялся пошевелиться всю дорогу. В фойе общежития 7, что на Октябрьской, девушка медлила прощаться с Миллером. Она даже приглашала его зайти к ней в гости, чтобы он посмотрел, как живет дочка и вспомнил молодость, но он отказался. Не потому, что не хотел. Хотел и еще как! Однако было неудобно. Они договорились, что проведут вместе выходные. Прощаясь, Миллер попросил разрешения сфотографировать девушку. Алиса тут же согласилась, расстегнула куртку и с большим удовольствием поработала на камеру Миллерова телефона. Она пообещала еще, что пришлет другие свои фото ему на электронную почту.
Я вас очень-очень-очень люблю, Дмитрий Михайлович! сказала Алиса, прижимаясь всем телом к Миллеру, обнимая его. Скорей бы выходные, правда?
Она последний раз взглянула на него, улыбнулась и побежала к лифту. Миллер смотрел ей вслед, после вышел на улицу, закурил, воодушевленный и радостный поспешил к метро.
Ночью вскочил как ужаленный. Строчки выстраивались в рифмованные строфы.
Миллер позвонил Быковскому, чтобы рассказать о новом произведении. Именно Быковский не однажды повторял, что дружбапонятие круглосуточное. Однако тот не поднял трубки, что не удивительно в три часа ночи. Тогда Миллер набрал номер Алисы. Это же она виновна в том, что родилось стихотворение, с нею и следует поделиться новостью. Он не отвечал за себя в тот момент, был неадекватный, но ему хотелось, чтобы его радость вместе с ним разделил кто-нибудь еще.
Алиса подняла трубку.
Дмитрий Михайлович, что-то случилась? зевая, спросила она.
Случилось! таинственно ответил Миллер.
И что? шепотом продолжила Алиса, невольно втягиваясь в игру Миллера.
Тыволшебница, Алиса!
Очень приятно, Дмитрий Михайлович, слышать это от вас, и я целиком с вами согласна. Но
Никаких но! Благодаря тебе я написал стихотворение!
Правда?! Алисе понравилось признание Миллера.
Еще какая! Я стихов не писал сто лет!
Поздравляю вас!
Я пришлю его тебе смс-кой.
Буду с нетерпением ждать.
Прости, что разбудил, словно опомнившись, проговорил Миллер.
Ничего, Дмитрий Михайлович, вы же мой папа, тем более папа-писатель, нежно проворковала Алиса, и я горжусь вами и собой. Жду стихотворение! Мне хочется поскорее его прочитать. Не каждый день из-за тебя рождается литературное произведение.
Но Миллер не спешил отправлять стихотворение Алисе. Решил чуть подождать. Пусть оно какое-то время отлежится, до обеда хотя бы.
Работа не работалась. Мысли, связанные со стихотворением и Алисой, сверлили душу. Миллер не сводил взгляда с фото дочери в телефоне, ничего и никого не слышал. Его «отсутствие» бросалось в глаза. Вчерашний «побег» с работы не прошел даром. Миллера вызвали к главному редактору, хорошо, что не к директору, кабинеты которых находились рядом и их разделяла приемная.
Секретарша попросила его подождать, мотивируя просьбу тем, что главный редактор пока занят, точнее, занятаэту должность занимала женщина. Весьма, кстати, симпатичная и не глупая брюнетка лет сорока. Как раз донесся ее голос из кабинета. Татьяна Александровна Медникова, так звали главного редактора, чему-то или кому-то возмущалась, что случалось нечасто. Надо было очень постараться, чтобы она повысила голос. Потом из кабинета выкатился какой-то человек и послышалось: «Проходите, Дима!»
Нет, ну вы это видели! не могла успокоиться Татьяна Александровна. Какова наглость! Он мне угрожает еще! Гений, твою маковку! А двух слов связать не может!
Это вы о ком? решил тактично уточнить у начальницы Миллер.
Не о вас, не волнуйтесь так, ответила Татьяна Александровна, успокаиваясь постепенно. Но к вам у меня также вопросы. Садитесь!
Она села за свой стол, Миллер присел на стул напротив.
Я вас слушаю, произнесла Татьяна Александровна, пристально вглядываясь в глаза подчиненного.
Не понял, пожал тот плечами.
Не хватало еще, чтобы и вы мне нервы поднимали! не сдержалась женщина. Не понял он! А мозги вам на что? Дотумкать не можете?..
Татьяна Александровна вышла из-за стола, прошлась туда-сюда по кабинету, стрясая с рук и плеч невидимый сор, во всяком случае, такое складывалось впечатление. Миллер в очередной раз отметил для себя, следя за передвижениями Медниковой, что его начальница очень интересная и красивая женщина. Среднего роста, фигуристая, с шикарным бюстом и не менее шикарным умом, с густыми вьющимися волосами до плеч и голубыми глазами, под которыми хотя и появлялись гусиные лапки, но нисколько не портили общей картины. Их даже можно было не заметить, если не присматриваться.
Ну, Димочка, дорогой, вдруг остановилась она возле него, выдвинула стул из-за стола и села рядом. А «Димочкой» называла Миллера, когда волновалась за него или хвалила за что-то, вы же взрослый человек, не студент и даже не школьник, а ведете себя как ребенок.
Они смотрели друг другу в глаза. Миллер терялся в небесной синеве глаз Татьяны Александровны. Ему вдруг так захотелось обнять женщину, поцеловать в пухлые по-детски губы в розовой помаде. Может, от близости, может, еще от чего, он не знал.
Не нравятся мне ваши глаза, Дима, словно догадавшись о желании Миллера, произнесла Татьяна Александровна. Момент был упущен. Она пересела на свое место. Так куда вас вчера как корова языком слизала? спросила в лоб. Я его ищу по всему издательству, опрашиваю всех, как дура, а он, никому ничего не сказав, уходит с работы посреди рабочего дня с концами.
Так получилось, Татьяна Александровна, проговорил Миллер, понимая, однако, что это не ответ.
Это не ответ, подтвердила его мысль Медникова. И он не принимается.
Я пока не могу вам сказать
Вы могли, перебила Татьяна Александровна, зайти ко мне и предупредить, что уходите, язык не отвалился бы. Я отпустила бы вас без всяких объяснений с вашей стороны.
Я знаю, согласился с ее словами Миллер.
Так спешили?
Не очень.
Что тогда?
Послушайте, Татьяна Александровна, внезапно придумал план Миллер, как все исправить, а приходите сегодня вечером к «Любавушке».
Неожиданно, улыбнулась та. Она на секунду задумалась, с интересом взглянув на Миллера, и после сказала: А знаете, Димочка, я приду.
И подругу захватите тогда на всякий случай, понесло Миллера.
Вы мне все больше и больше нравитесь, Дима! продолжала улыбаться Медникова. Наконец проявили инициативу. Хорошо, я подожду объяснений до вечера. А пока вы свободны. В смысле, идите, работайте!
Татьяна Александровна демонстративно раскрыла ежедневник и потянулась к рабочему телефону. Миллер понял, что время валить, и покинул кабинет начальницы.
Он верил и не верил в то, что произошло. Да и как было поверить Хотя, если подумать, Медникова часто вызывала Миллера к себе в кабинет: редактировать вместе текст уже им отредактированный. Татьяна Александровна всегда читала после него, то ли не доверяя ему, то ли себе. В последнее время засиживались допоздна. Читали и правили вдвоем, точнее, она читала вслух, а там, где ей что-то не нравилось, останавливалась и говорила, что надо переделывать. И они искали замену слов, фраз, предложений, даже целые абзацы заменяли на более четкие и выразительные. Медникова и Миллер сидели рядом, чуть ли не впритирку. Рука женщины нет-нет, да и падала Миллеру на колено и надолго оставалась там или накрывала его руку с компьютерной мышкой. Иногда Татьяна Александровна озадачивала его каким-нибудь вопросом, непосредственно касающегося текста, над которым работали в тот момент, и пристально смотрела ему в глаза, придвинувшись вплотную. Может быть, она ждала ответа, а может быть, чего-то другого, обольщая шикарным бюстом под расстегнутой на три верхних пуговицы блузкой и опьяняя горячим дыханием. Миллер тогда морщил лоб, задумывался над вопросом и, хотя и поглядывал в ложбинку между белых грудей Медниковой, никаких попыток к близости с ней не предпринимал. Вполне возможно, что зря. Как он мог знать, что начальница к нему не ровно дышит. А она, видимо, разочарованная тем, что Миллер, точно слепец, никак не мог догадаться, чего хочет женщина, оставаясь с ней наедине, когда на работе, кроме охранника на первом этаже, никого нет, демонстративно зевала и отворачивалась от него. Спрашивала потом, придумал ли он ответ на заданный вопрос, он что-то отвечал невпопад, но она уже не слушала его, поскольку всегда имела свой вариант ответа на любой вопрос.