Дайте человеку закончить. Что за базар вы тут устроили. Позорище.
Её, на удивление, послушали, и зал покорно затих. Лена рассказала о том, кого и зачем ждут на стройке. Дыхание постепенно пришло в норму. Ноги больше не тряслись.
Может, у вас есть какие-то вопросы?
У меня есть не вопрос, а обращение к землякам, с места поднялся мужчина в очках, вассермановском жилете с карманами и венцом тёмных волос вокруг лысины.
Андрей Ильич, покороче только, Светлана Гарьевна взяла на себя роль модератора, а потом шепнула Лене: Это наш краевед.
Они же все захватчики, оккупанты, кровавое государство. Как в сорок пятом году пришла сюда армия, на Карафуто. Так и сейчас. Мы всё это проходили уже. А история наказывает за незнание уроков, он не говорил, а, скорее, завывал, как Евгений Евтушенко перед стадионом. Землю нашу заняли под стройку. А там лес, девственный, там мы с детства грибы, ягоды собираем. А теперь что? Вас всех хотят как рабов использовать. Используют и выкинут.
Спасибо, Андрей Ильич, ещё вопросы есть?
Светлана, а ты человека не затыкай, он всё правильно говорит. Я-то сама вот что спросить хотела. Вы нас часом не потравите здесь? У нас и так в каждой семьераковые. А вы ещё тут со своим заводом.
Правильно, правильно. Травитесь там в своей Москве сами. К нам-то что приехали? Радиацию разводите, в дискуссию вступили женщины со средних рядов.
А я вот за то, чтобы был завод. К нам на открытие, может, Путин приедет? Вы что, Путина не хотите? высокая дама в фетровом берете поднялась с места и демонстративно упёрла кулак в бедро.
Путина-то мы хотим. Мы не хотим, чтобы у нас тут как в Чернобылесобаки с двумя головами по дорогам бегали, немолодая блондинка махнула на соседку полной рукой.
Михална, да что ты несёшь? Бред беременной медузы. А Путин как приедет, нам и дороги сделает. А то чтостыдобища. Машины едутдороги объезжают.
Светлана Гарьевна кивнула Лене, что надо это всё заканчивать, а то так и до утра просидеть можно.
Уважаемые крюков крюковчане! Большое спасибо, что пришли. Вон там на столике лежат анкеты и ручки. Все желающие могут их заполнить и приходить с понедельника на собеседование. Будем очень вас ждать.
Камуфляжная река участников собрания потекла из дверей. Все громко разговаривали. Кто-то останавливался возле анкет и буклетов. Со стола с печеньем всё смели, даже лишние стаканчики и салфетки. Лена сошла со сцены и опустилась на стул, сняла туфли. Подошла Юля Михална:
Елена, спасибо вам за встречу. Вы ко мне не зайдёте на той неделе? Обсудим парочку моментов. Организационных.
Зайду, конечно.
Подсел Ванёк.
Ну, видишь, не так страшен чёрт, как его малюют. Я видел, что мужики наши расхватали анкеты.
Угу. Ну, мало ли для каких целей.
Проводить тебя?
Нет, не надо. У меня ещё дела здесь, Лена, конечно, соврала.
Марина и Ирина убежали домой, а Лена продолжала сидеть и смотреть в одну точку. Её как будто выпили через трубочку и с шумом затянулись напоследок.
Ну, чего вы расстроились? Светлана Гарьевна протянула ей кружку чая. Идите домой, всё образуется. Вот увидите, они ещё в очереди к вам стоять будут. А сначала всегда так. Всё новое в штыки.
Ну что ж, остаётся надеяться. Лена спустилась по лестнице ДК и погрузилась в пряную темноту октября. Кричали чайки. В воздухе были намешаны запахи моря, пыли и уже прелой травы. На улице не было ни души. Вдруг она услышала за спиной шорох гравия. Лена свернула на соседнюю улицу. Ошибки быть не могловслед за ней медленно ехала машина. По спине пробежал холодок. Что же делатьбежать, кричать или остановиться?
Машина затормозила, и из неё, судя по всему, вышли двое. Лена ускорила шаг, перешла на бег. Сзади тоже побежали. Ей хотелось обернуться, но это слишком большая роскошь. Кто-то с силой дёрнул её за запястье:
Стой!
Лена начала извиваться и выкручивать руку. Из темноты буркнули:
Мы просто поговорить хотим.
Свет фонаря выхватил длинного жилистого парня, у которого на шее блеснула жирная змейка цепи. Он отпустил её руку, и боль волной докатилась до кончиков пальцев. Она нащупала в кармане ключи.
Побежишьбудет хуже.
Сзади медленно двигалась полная фигура, как будто перекатывалась по ночной дороге:
Ну, что ты бегаешь здесь? Хотели бы что с тобой сделать, у подъезда бы встретили, и всё. А так на центральной улице, в безопасном месте. Пойдём в машину поговорим, колобок оказался мужчиной с гладким широким лицом и редкими еле заметными бровями.
В машину не пойду, Лена проверяла пальцами в кармане, какой ключ из связки острее.
Ладно-ладно. Пару слов тебе скажу. А то ты тут шныряешь, что-то крутишься. И папикам своим передай, колобок перевёл дыхание, вы возить на свой завод кого угодно можете, хоть пингвинов с Антарктиды. Но мужиков местных не трогайте, ясно? Это мои мужики, они на меня работают. И перебежчикам я житья не дам.
Лена поняла, что перед ней стоит сам дядя Паша, директор рыбзавода.
Крепостное право отменили уже. Где хотят, там и будут работать, всё это вырвалось у неё случайно, против собственной воли.
А ты, как я посмотрю, грамотная, историю любишь? А я вот литературу люблю. Знаешь, как у Гоголя в Мёртвых душах? Всё, что ни видишь, всё это моё. И даже весь этот лес, и всё, что за лесом, всё моё, он подошёл вплотную и флегматично произнес: И ты сейчас, шмакодявка, тоже моя. Захочу и задушу тебя своими руками.
В ушах зашумело. Стало страшно даже сделать вдох, не то что ответить.
Ладно, расслабь булки. Шучу. Мы же культурные люди. Разговоры высокие ведём. Я думаю, ты поняла меня. Хозяевам своим передашь, он кивнул дылде с озлобленным лицом, пойдём, Саня.
Они развернулись и зашуршали к машине. Потом объехали Лену и мигнули аварийкойвежливо прощались.
Номинация Поэзия. Первое местоИван КупреяновСборник стихотворений
* * *
Не страшно, скореепротивно
смотреть на пустеющий мир.
Налей, Антонина Крапивна,
в стаканчик, замытый до дыр.
Мы виделись мельком и прежде
четыре ли раза ли, пять
Я вырос до той безнадежды,
когда это можно считать.
Но, впрочем, не надо о тщетном,
давай о посёлке одном,
где пах оглушительным летом
огромный жасмин за окном.
Як-40, як пёсик, задирист,
утробен Ил-76.
Когда самолёты садились,
стекло начинало свистеть.
В каком восхитительном соре
я жил до прошествия лет!
И можно сидеть на заборе,
и это почти интернет
Налей, Антонина Крапивна,
начисли, плесни, нацеди.
Таинственно, конспиративно
налей. А потом уходи.
Руками своими не трогай,
красивую пыль не стирай.
Я жил под небесной дорогой,
я знаю, как выглядит рай.
* * *
Завибрировал мост, и трамвайный звонок
между двух берегов защемило.
Подари мне прозрачный холодный денёк,
чтобы таял во мне до могилы.
Не в коллекцию, нет. На асфальте ничья
нарисована линия мелом.
Я скроил бы денёк из обрезков старья,
только хочется новый и целый.
Деловитый рабочий с шуршащим мешком
копошится. Совместно со всеми,
словно в комнате с падающим потолком,
я упёрся в пространство и время.
Вот старушка, вот голубь колотит крылом,
и старушка к нему благосклонна.
Голубьжадная птица, отрывисто в нём
исчезает обрывок батона.
Потерпи, все мы будем нигде и везде.
Замечательно, тоже мненовость.
Я сейчаспузырёк в бесконечной воде,
осознавший свою пузырьковость.
* * *
Оделся, вышелтам какой-то Фет:
прозрачный день, приятная прохладца,
всеобщий праздник и физкульт-привет,
и звуки множатся, и лучики дробятся.
Не осень, а сплошное ар-нуво.
И я смотрю на это охренело.
Насколько ж трудно, чтоб из ничего
и твердь, и небо!
* * *
От плоского ветра пустыни времён
по горлу, шуршащему сухо,
бредут пилигримы, спуская дары
в Норвегию вольного брюха.
Пыхтит паровозик сквозь арку в скале