Они побрели у кромки моря, перешагивая через булыжники, похожие на яйца древних птиц, с розовыми и салатовыми пятнами мха. Через сто метров Лена почувствовала тошнотворный запах гниливолна трепала края плотно набитого холщового мешка, который наполовину утопал в воде. Возле берега, все в пене и склизких водорослях, вперемешку с алюминиевыми банками, на боку болтались семь-восемь дохлых рыб.
О, да тут рыбокопы, похоже, прошвырнулись.
Рыбокопы?
Ну, рыбнадзор. Так-то дядя Паша с ними обычно договаривается, что они в наши края без его просьбы не суются. Но, видимо, им скучно стало. Решили прокатиться. Вон мужики улов побросали.
А дядя Пашаэто кто?
Да владелец рыбзавода нашего. Двоюродный брат Юли Михалны, кстати.
А зачем рыбнадзор мужиков ловил? Они чтобраконьеры?
Конечно. У нас здесь каждый с детства в море ходит. А квоты эти на уловпросто смех, даже на уху не хватит.
А дядя Паша зачем с рыбнадзором договаривается?
Так завод наш и есть главный браконьер. Да и мужики местные все на него пашут. Он у них всю рыбу скупает за копьё, но и не обижает. Разрешает себе оставлять немного, на семью. Мужики не жалуются, какая-никакая стабильность.
И что, все довольны? Никто не хотел там свое дело открыть?
Кинуть дядю Пашу? К тебе в лучшем случае на следующий день рыбокопы ручные пришвартуются, а в худшем вон как Семёнов. Коптильню свою решил сделать. Через неделю ушёл за ягодой и не вернулся. Третий год даже костей найти не могут.
Лене стало не по себе.
Может, вернёмся, а?
Так почти дошли уже. Вон и маяк.
На пригорке Лена увидела чёрно-белую полосатую трубу. Рядом с нейржавый ангар, деревянный сарай и покосившийся забор. Вовсе не так романтично, как можно было представить. За забором увядшая трава доходила до пояса, под ногами валялись обрезки труб, бутылки, рельсы, погнутые рыболовные садки. По широким бетонным ступенькам они поднялись до комнаты, где раньше работал пульт управления маяком. Здесь ещё сохранились металлические щитки с тумблерами, вывернутыми стрелками, на полузатоптанные листки, выписки, обложки журналов по учёту горюче-смазочных материалов. Воняло мочой.
Маяк давно не работает?
Лет семь уже.
Странно, что ничего не растащили.
Слишком далеко, в Крюкове и своего говна хватает.
Дальше нужно было подниматься по шаткой винтовой лестнице, которая старчески дребезжала от каждого шага. В центре смотровой площадки за сеткой-рабицей пряталась огромная лампа, разбитая сверху как яйцо, которое собираются съесть всмятку. Низкие перила перекосило, доски скрипели под ногами. Лена захотела поскорее вернуться на твёрдую землю. Вдалеке виднелся Крюков, зажатый с одной стороны языком залива, а с другоймелкими сопками. Прямо перед ней раскинулось море. Оно не шумело, не разгоняло волны, а безвольно лежало, едва шевелясь. Тревога начала вытеснять спокойствие.
Красиво, правда? Ванёк как будто невзначай положил руку ей на плечи.
Красиво, Лена сделала от него шаг в сторону, только я волны больше люблю, чем штиль.
Да кто ж их не любит? У нас полгорода ходит смотреть на волны с пятиэтажный дом. В ноябре бывают, знаешь какие. Каждый год кого-нибудь смывает.
И что, всё равно продолжают ходить?
Ну конечно. На что тут ещё смотреть. Скучно, кинотеатра же нету.
Где-то вдалеке Лена заметила фонтанчик. Потом ещё один. А вслед за ним над водой показалось бревно.
Ого, да это же кит! Ванёк указывал рукой туда, где только что шевелилось бревно, они вообще редко так близко подплывают.
Ещё через секунду раздвоенный хвост вырвался на поверхность и тут же скрылся из виду. С ума сойти, она только что увидела настоящего кита. Это была не бродячая собака, не кошка, даже не ёж, а самое большое млекопитающее на планете. Пусть не такое, как в детских книжках, вовсе не синее, с белоснежной улыбкой, а тёмное, бесформенное, едва заметное. Но от этого ощущение чуда только нарасталоона разглядела, ухватила, ей повезло. Лена надеялась, что кит опять подаст ей сигнал, но фонтанчиков больше не было. На обратном пути она снова и снова прокручивала в голове эти несколько секунд. Обязательно нужно будет вернуться сюда.
Может, пивка попьём?
Не, Вань. Лучшее враг хорошего. Давай-ка лучше делом займёмся.
Они заехали в офис, и Лена отдала ему пачку объявлений о работе на стройке и встрече в ДК. Дома ей безумно захотелось позвонить Лёше и рассказать про кита. Просто рассказать про кита, конечно же, ничего кроме. Пару минут она колебалась, а потом рука сама потянулась и набрала одиннадцать цифр, которые Лена вспомнила бы и в глубокой старости. С каждым гудком она всё больше нервничала, но никто не брал трубку. Тогда она набрала ещё разопять ничего. За час позвонила четыре раза. Потом разрыдалась от жалости к себе и швырнула телефон о стену. Какая же дура.
Глава 14
Понимаешь, архитектураэто текст. Это коммуникация. Вот смотридва дома, какой тебе больше нравится?
Уже порядком опьянев, Лена стояла посреди Садовнической улицы и рассеянно смотрела не на застройку, а на своего нового парня. В одной руке он держал термос, а второй размахивал, указывая то на терракотовую сталинку, то на серую хрущёвку. Ей нравилась эта страсть. В термосе был не чай, а белое вино. Нехитрым приёмом с ними поделился гид Серёга. Переливаешь из бутылки и спокойно гуляешь по городуво-первых, не нагревается, а во-вторыхникаких проблем с ментами.
Глупый вопрос. Конечно, мне больше нравится сталинка. Там потолки высокие и вообще. Кому может нравиться хрущёвка?
Мне! Не появилась бы хрущёвка, и не было бы никаких шестидесятников.
Пфф. С трудом верится, что эта клетушка вообще строилась для человека.
Вот именно, что для человека, а не для чекистов! Раньше люди жили в коммуналках. Всё время под колпаком. Все за всеми следят. Не понравилось соседке, что ты молодая и красивая, она взяла и кляузу написалаворует общественное имущество. Лампочки выкручивает в туалете. И всё, привет, чёрный воронок, Лёша слегка покачивался, но его глаза сверкали и брови выгибались, как бумеранги, а теперь у семьи появилось своё, вот это вот жильё. Крошечное, но своё. Сиди себе на кухне, приглашай кого хочешь, твори. И никакая бабка со скипидаром не придёт.
Да уж! Хрущёвкамать свободы. А что не так со сталинкой?
Как что? Неужели ты не видишь? Пышные арки, колонны. Они ведь на что намекают? Что советская власть была не тридцать лет, она была всегда. От начала веков. Буквально из античности выросла.
Ну и что. Зато это красиво! Величественно!
Лена, за любой архитектурой стоит человек. Идея человека. Люди, для которых строили этот дом, мне противны, ветер трепал его чёлку из стороны в сторону, все эти генералы, стахановцы, партийцы и прочие лизоблюды.
Ах, как он был хорош. Как вспыхивал в разговоре, как ловко пинал по тротуару скрюченную банку из-под пива. Лёша любил футбол. С восьмого класса он болел за московский Локомотив. Болел стоически, неся свой крест, как монах-схимник.
Наши дровосеки опять продули.
Кому на этот раз?
Арсеналу.
Продуть чемпиону Англии почётно.
Лена, мы продули тульскому Арсеналу.
Она чувствовала, как боль в его голосе плещется через край.
Слушай, Локомотив приносит тебе столько страданий. Почему бы не болеть, скажем, за Баварию?
Лёша посмотрел так, как будто ему предложили устроиться в немецкую разведку.
Потому что в этом смысл настоящей любви, женщина.
Но главной Лёшиной любовью всё-таки была работа.
Это же преступление против города! первое, что он сказал в прихожей, вернувшись из командировки. Они построили Набережную Брюгге!
Угу. Ты голодный?
На фоне панельных девятиэтажек! Ещё поставили памятник Грейс Келли. В Йошкар-Оле!
Эй, ты куда в обуви?
Он прошёл в ботинках на кухню, продолжая спорить с невидимым оппонентом.
Ну возьмите вы марийский орнамент, ну создайте уникальный стиль!
Поначалу Лёшина рассеянность казалась Лене милой, этаким естественным багажом его таланта. Он появлялся в её ипотечной квартире и устраивал последний день Помпеиизвергал грязные носки, футболки, журналы, какие-то бейджи. Лена физически не выносила бардак, расставляла тарелки на кухне от большой к маленькой, а книги на полках по цвету и высоте обложек. Выправляла каждую складку на покрывале. Он смеялсяв армии ты бы сделала карьеру, там культ заправленной кровати.