* * *
Генрих открыл глаза Белоснежно сиял за окном зимний день, и солнце веселым золотом разливалось по комнате. Он зажмурился. Солнечный луч щекотно тронул веки, Генрих слабо улыбнулся и снова чуть приоткрыл глаза. Что с ним? Возле постели, уронив на колени начатое вязание, дремала на стуле незнакомая старушка, а впрочем Смутно показалось, что это лицо он где-то видел. Но почему он среди дня лежит, да еще в чужой комнате? Неуверенно попытался пошевелиться Ох, как же больно в голове! И словно услышав его стихий стон, старушка вдруг встрепенулась, удивленно всплеснула руками и радостно зачастила:
Очнулся! Очнулся, вот радость-то! Лежите, лежите, Ваша светлость, Вам нельзя еще двигаться. Но теперь уж точно скоро подниметесь, непременно!
Кто ты? Вроде видел я тебя
Так как же! ЯХанна, тетушка госпожи Розалинды.
Скажи, что со мной случилось?
С лошади на охоте упали. Да месяц, почитай, без памяти были Я уж и не чаяла Вас выходить, но Господь милостив, уберег свет-наш герцога! А вот и матушка ваша сюда идет, то-то обрадуется! Очнулся, очнулся он, Ваша светлость! А ведь мы все глаза проплакали, ночей не спавши, каждый вздох ловили-оберегали да молились непрестанно Но теперь-то быстро на поправку пойдете, к Рождеству на ногах уж будете! А там и голова совсем подживетсможете без опаски корону надеть!
Генрих недоумевающе взглянул на подошедшую мать. Кивнув, она сдержанно сказала: "Да, герцог Конрад безвременно покинул нас." Но в растерянных глазах Генриха все еще стоял вопрос Мать улыбнулась ему: "Потом, потом" И под неумолчное приговаривание счастливой сиделки, Брунгильда обняла сына за исхудавшие плечи, и нежными поцелуями покрывая бледное лицо с юношеским пушком на подбородке, горячо шептала: "Мальчик мой родной! Слава Богу, жив!"
А что ж я сижу тут? Рози, Рози-то надо сказать! спохватилась старушкаОх, извелась голубка наша, а тревожиться ей никак нельзя. Скорей побегу к ней!"
И Генрих постепенно начал вспоминать
* * *
После смерти герцога Конрада в собор к воскресной мессе стала приезжать мать покойной герцогини Агнессы. И когда хрупкая седая женщина медленно шла по проходу к своему месту, многие кланялись ей, почтительно отступая. Однажды, на праздничном молебне по случаю крестин новорожденного герцога, она появилась в сопровождении монаха в чужестранном облачении. Еще не старого, но с измученным лицом и неожиданно кроткими темными глазами, которые он опускал, встречая чей-то любопытствующий взгляд. Проводив мать Агнес на ее обычное место, он тихо отошел и неподвижно встал в тень у боковой стены, почти слившись с ней и склонив голову, медленно перебирал затертые кипарисовые четки
Но вот радостными переливами взметнулись под высокие гулкие своды, сразу заполнив весь собор, звуки органа. Перед алтарем появился епископ в окружении причта, и началась торжественная служба. Взоры прихожан обратились на счастливую герцогскую четусегодня утром был крещен столь долгожданный наследник! А когда герцог Генрих с супругой после благословения епископа повернулись к присутствующим в храме, и неизвестный монах внезапно увидел фиалковые глаза Розалиндысловно чудом воскресшей Агнес! по телу его пробежал заметный трепет, и нервные худые пальцы судорожно стиснули четки. Он еще ниже надвинул свой монашеский капюшон, закрывая лицо и неудержимо катившиеся по нему слезы
Уронив на грудь голову, монах опустился на колени в изножии надгробной плиты, и благоговейно поцеловав простой темно-серый камень, молитвенно сложил худые руки. Потом раскинув их, он крестом припал к земле и надолго замер в полной недвижности, лишь плечи временами чуть вздрагивали. А над ним, над благоухающим шиповником, густо разросшимся в ограде усыпальницы, на крыльях майского ветерка летел, приветствуя новорожденного герцога, звонкий церковный благовест и волнами разливался вокруг, радостно подхваченный всеми городскими колоколами
Лилии
Приютившись в тихом заливе, раскинула на берегу озера свои нехитрые пожитки рыбацкая деревушка. Низкие белёные домики, развешенные для просушки сети, перевернутые вверх днищем лодки, да с полдюжины коз, пасущихся на ближнем взгорке. Озеро было бескрайним, как море, по временам ветер поднимал на нем настоящую волну, и никто из рыбаков за всю жизнь ни разу не видел противоположного берега. Рассказывали, что в давние времена трое смельчаков отважились переплыть его под парусом, но обратно не вернулись, так и сгинули. Возможно, своей дерзостью они нанесли обиду Духу Озера, и он погубил их? Исстари рыбаки с великим почтением относились к Духу своего озера и очень боялись его прогневать. Из каждого, даже скудного улова, часть рыбы всегда отпускали обратнов благодарность за удачу.
Радовало ли это Духа Озера, никто доподлинно не знал, но уже многие поколения деревушки озеро исправно кормило, и дедовский обычай рыбаками соблюдался свято. А уж в последний год были такие богатые уловы, что все только диву давались и строили разные догадки: отчего произошла сия благодать и долго ли еще продлится? Но если б рыбаки узнали тому причину, то изумились еще больше или вовсе даже не поверили.
И немудрено! Их таинственный и могущественный Дух Озера потому покровительствовал деревне, что безнадежно влюбился в дочку самого неудачливого рыбака. Вернее, непутевого, с чудинкой. И отец, и дед его были такими же, всёне как у людей. Даже домик их стоял на отшибе, будто показывая, что не хочет иметь с остальными ничего общего. А вид у него был такой, что невозможно было пройти мимо, не остановившись и глядя во все глаза. Все дома просто белили мелом, и в лучшем случае, хозяйки окаймляли окошки голубой синькой. А незадачливый рыбак, той же синькой навел рисунки каких-то сказочных, диковинных птиц, да как искусно сделал! С тех пор каждый год, когда приходило время обновлять стены, вся деревня собиралась поглазетькакая еще затея придет ему в голову? Его суровая жена досадливо кривилась и уходила в дом, затворив дверь, а сын и младшая дочка охотно помогали отцу.
Особенно дочка в него пошла, тоже с чудинкой. Больше всего она любила в погожие вечера сидеть на низком крылечке и подолгу мечтать, глядя на закаты Ее бесконечно завораживало это ежевечернее чудо, когда солнце расплавленным золотом медленно опускалось в серебристую прохладу озера, и мерцающая дорожка по воде бежала прямо к их дому. Она все пыталась представитьчто же там, дальше, за неведомой таинственной гранью, где сходятся озеро и небо? Когда огненное полукружье солнца, остывая, исчезало в озере, и на небо можно было смотреть, не отрываясь, начиналось самое интересное. И ей казалосьнет, она точно знала! что в целом мире не бывает двух одинаковых закатов. Каждый удивительно неповторим в своей переменчивости, в бесконечной игре лучей, облаков, солнечных отсветов, бликов на воде.
А какие цвета! Ласковый, золотистыйсловно тончайшая вуаль, улетевшая от небесной красавицы, и мятежный пурпурныйкак пылающий вдали пожар. Сумрачный, темно-синий, будто раскинувшая крылья величавая птица. И сладко-малиновый, как варенье, в нежной туманной дымке. И фиолетовый с неожиданным зеленым отблеском, будто выглянувший в просвет загадочный глаз. А в вечерних облаках ей виделись сказочные горы, воздвигшиеся прямо из озера, или песчаные волны, как в пустынебез конца и края Или пушистые овечьи отары, бредущие по холмам А то казалось, будто второенебесное озеро, в окружении сказочного леса островерхих елей воспарило над настоящим.
Обо всех чудесах, которые есть в далеких землях, она с детства слышала от отца. А им, еще мальчишкам, о них часто рассказывал старый хромой рыбактот, что еще в молодости убежал из деревни, нанялся матросом на корабль и долго странствовал по свету. И девочка страстно мечтала увидеть все эти удивительные страны, она ведь нигде не была, кроме торговой площади соседнего городка.
И еще о многом ей мечталось, а по совести сказатьлишь об одном И как ни гнала она от себя грешные мысли, каждый вечер, после отвлекающих дневных забот, они неизменно подкарауливали ее на закате. И она была рада, когда отец выходил на крыльцо покурить трубку и садился рядом. То шутливо прижавшись плечом, и тогда смешил ее чем-нибудь забавным, увиденным или услышанным за день, а он был замечательный рассказчик и когда-то с удовольствием сочинял детям сказки на ночь. То бывал не весел, и едва коснувшись дочкиной руки, молча дымил рядом своей трубочкой и задумчиво провожал взглядом медленно гаснущий в озере закат. И лицо его постепенно светлело, он, вздохнув, поднимался, ласково гладил дочку по голове и шел спать. И она каждый раз удивлялась, какие у отца не огрубевшие, чуткие рукиведь рыбаки ходили на промысел в основном на веслах.