Сейчас мы пойдем в «Бездну».
Что это?
В голове появляются неожиданные мысли. Словно спасительные подсказки шептунов-одноклассников, когда тебя, неготовую, спрашивает учитель.
В «Бездну»? Неужели мне этого хочется?
Хочется.
Хочется, чтобы меня увидели такой, какая я сейчас в отражении, а не только полуневидимой замарашкой.
Да и просто хочется чего-то. Чего-то напоследок. Чего-то унести с собой и чего-то оставить после. Чего-то необычного.
Синее платье. Оно мне идет.
4
Празднующая что-то толпа продолжает весело галдеть, не обращая внимания на мое появление на улице. И в этом для меня нет ничего необычного.
В общем-то, здесь и приземлившегося парашютиста не заметили бы, такое тут вселенское шествие, словно бразильский карнавал. Нашли же подлюги время и место свои гулянки устраиватьпрямо в час икс под окнами самоубийцы.
Надеюсь, хоть к моему возвращению здесь наступит тишина. А иначе, видимо, придется мне вызвать ментов, чтоб эту алкашню отсюда прогнали. И тогда я попаду в полицейские хроники два раза за сутки. Они там, сыщики эти, наверное, потом причинно-следственные связи выстраивать будут между этими событиями. Кто-то, может, еще и диссертацию на этом защитит, и мой случай впишут в категорию, в которой людей до отчаянного шага довел шум за окном. Вот так и делают статистику.
Подняв взор к небу, я снова разглядываю приземляющиеся снежинки.
Беру такси. Устраиваюсь на заднем сиденье.
Клуб «Бездна».
Водитель кивает и увозит меня от шумных гуляк. Выглядит он, правда, жутковато. Небритый такой и в шапке по глаза.
Так вы это?.. бурчит он с ненатуральной усмешкой, поворачивая ко мне голову. И этим нарушает первое правило вежливого таксистане разговаривать.
Нет, я совершенно определенно не «это», о чем бы он ни спрашивал. Я молчупредложение ведь не закончено, как я понимаю.
Вы это, золотая молодежь, что ли?
Теперь предложение закончено, но я всё равно молчу. Я боюсь.
Неприятный он, носом шмыгает постоянно, ручищи огромные, как у лодочника какого-нибудь.
Снова оборачивается, пытаясь наладить визуальный контакт.
Киношники знают: персонажи могут сколь угодно долго разговаривать за рулем, не глядя на дорогу. Это, конечно, неправдоподобно. А когда правдоподобнотак и заканчивается такая поездка в фильме хреново. Смотри вперед, сука. Не для того я целый час красилась, чтоб быть раздавленной в твоей колымаге.
Там, в этом месте, куда вы едете, золотая молодежь просто всё время гуляет, говорит он, смирившись с моим молчанием.
Видимо, он как раз из тех неумолкающих таксистов, успевающих за десять минут рассказать историю знакомства с женой и причину развода.
Гуляют все, пьют и гуляют, а говорят, у людей денег нет. Богачи все, даже вон снег расчищать некому.
Нет, это пока еще не лодочник-переправщик, этот водитель может разве что в лес вывезти и там изнасиловать, периодически слышу про такое в новостях. Вот такой участи я себе точно не желаю, уж лучше смертьну с этим понятно.
Я нащупываю в кармане мой амулет против гопников и сжимаю его крепче. Боюсь я всяких таких опасного вида мужичков. Поэтому давно ношу с собой небольшое шило. Какое было на работе, то теперь с собой и ношу.
Хотя надо было, конечно, серьезней к этому относиться, перцовый баллончик купить, например. Просто руки не доходили, и голова была занята мыслями, как навредить себе, а не другим.
Всю ночь идти будет. А снег ведь, он еще себя не показал-то толком. То разве снег был, то так, стружка одна пока сыпалась. А все ждут, что весна вот-вот начнется. А нет, снег еще жару даст, он еще уважать себя заставит, как у Пушкина, читали?
В этом моменте мне всегда хотелось включить эрудитку и поумничать, что, по одной из версий, фраза из «Онегина» «уважать себя заставил» означает «умер», а не «требовал почтения», но мне не хватало смелости. Это вот как раз я уважать себя заставлю. Лучше выдумать не смогла.
Но я не поправляю водителя, я только крепче сжимаю шило.
Не знаю даже, смогу ли я его применить, если вдруг что. Воткнуть в руку или ногу. Или напугать хотя бы. А может, мне его даже вынуть из кармана не удастся.
Хотя, видимо, всё это излишняя тревога, таксист, кажется, наконец замолк и только разглядывает дорогу под противные скрипы дворников.
За окном проносятся мимо уличные фонари. Я вглядываюсь, как на свету, у самых ламп, сыплет снег Куда я еду? Зачем? Что я придумала?
А может, правильно всё придумала. Должно быть правильно. Еду на последний карнавал в «Бездну». Я ведь в любом случае в нее падаю.
Странные ощущения: некое недоверие к тому, что я могу там увидеть или получить, и детский энтузиазм, словно у Золушки, собравшейся на бал и знающей, что в строгий час она сама навсегда превратится в тыкву. В мокрый, протухший овощ.
Как бы там ни было, сейчас, в преддверии смерти, такси везет меня на праздник, на котором из всех, кроме меня, будет переть неистовое желание жить.
Приехали, говорит водитель, паркуясь у бордюра.
Светящаяся вывеска. Люди на площадке перед входом. Некоторые с интересом поглядывают на мою машину-такси, будто ожидают узреть выходящую на красный ковер кинозвезду. Нет, спрячьте ваши камеры, пернатые жопы на сегодня закончились, осталась моя мечтательная. И она-то вот сейчас не может даже пошевелиться.
Я не решаюсь выйти.
Зря я всё это придумала. Глупо всё
Приехали, повторяет таксист повышенным, выгоняющим тоном.
Нет. Я не выйду. Я никуда не пойду. Надо возвращаться домой и заканчивать со всем этим. Это всё ведь не мое. Эта история не про меня. Никакого счастливого конца у сказки о Золушке не существует. Когда ненавистные сестры-крысы и злая мачеха-свинья уехали на бал, она уже не нашла в себе силы даже отмыться от золы, она просто покончила с собой, и весь этот спектакль про фею-крестную и потерянную туфельку есть лишь предсмертная фантазия, произведенная умирающим мозгом.
Вы выходите?! тоном, изгоняющим дьявола, рычит водитель.
Нет! Ты что, не понимаешь, что я никуда не выхожу! Разворачивай свой гребаный тарантас, мы возвращаемся домой!
Я так и не могу почему-то открыть рот и прокричать всё это ему прямо в торчащее из-под шапки волосатое ухо. Я торопливо достаю деньги, расплачиваюсь с ним и, не дожидаясь сдачи, выхожу из машины.
Вот онвход в «Бездну». Горит адским, неоновым пламенем. Ну, с богом!
Вхожу в большие стеклянные двери.
Добрый вечер, встречает меня короткостриженый мужчина в коричневой жилетке с бейджиком. Он охраняет красные воротца за его спиной, из-за которых пробивается гулкая музыка и отзвуки веселого ора. Чем могу вам помочь?
Я на корпоратив, говорю.
На удостоверение можно взглянуть?
Конечно нет. Я его забыла. Вот дура!
Кажется, я его не взяла, шепчу.
К сожалению, без удостоверения я не могу вас пропустить. Это закрытое мероприятие.
Это провал. Надо же быть такой идиоткой. Чувствую себя невероятно глупо. До того обидно, что хочется прямо здесь и сейчас покончить с собой. Чиркнуть по венам, забрызгав этого сторожевого пса своей кровью.
Меня позывает что-то сказать, как-то оправдаться, как-то убедить
Я вглядываюсь в бейджик на груди этого привратника и не могу рассмотреть его имя. Буквы расплываются. Всё из-за накативших слез. Хотя, даже назови я его по-дружески по имени, вряд ли он сделает для меня исключение лишь потому, что я умею читать.
Плакать мне нельзя, только не с такими накрашенными глазами, а то я буду походить на зареванного клоуна.
Не звонить же мне, в самом деле, сейчас свинье или крысам и умолять их встретить меня, беспутную, чтоб сопроводить в обитель избранных.
Нет, к чертям всё это. На выход! На выход из здания. На выход из жизни.
Я молча разворачиваюсь и топаю к стеклянным дверям.
Вижу за ними какой-то приближающийся силуэт, мужской.
Он открывает дверь и идет прямо ко мне.
Я делаю шаг в сторону, чтобы не столкнуться.
Алиса!
Он хватает меня за руку. Это светловолосый парень в яркой рубашке.
Привет, он скалит довольную улыбку. Куда ты пропала? обнимает меня, не давая опомниться. Уходишь уже, что ли? Ты когда пришла вообще, я и не видел?