Нина Матвеевна, откройте. Это Полина.
Старушка только хотела открыть, но тут вспомнила о предостережении сотрудницы больницы.
Поля, ты чего здесь? Вениамин Яковлевич умер от коронавируса, мне нельзя ни с кем контактировать, дрожащим голосом закончила она фразу.
Я всё знаю. Откройте. Мы не хотим оставлять вас одну.
В другой бы ситуации Нина спорила и непременно бы настояла на своём. Но не в этот разсил не было ни на малейшее сопротивление. Нина открыла дверь. Невестка вошла и крепко обняла старушку, которая еле держалась, стоя на ватных ногах.
Поленька, ты можешь поверить, что его больше нет с нами? Вот вчера был, кашлял, правда, много, но мы думалибронхит. И врач так сказала, что пройдёт Вотпрошло.
Я всё знаю, только понять не могу, почему так поздно его забрали. Витя же ещё в три часа скорую вызвал.
Они быстро приехали, только взглянули на него, вернее, услышали его кашель, даже не осматривали, сказали, что в больницу срочно надо. Тогда начали звонить в один госпиталь, но там мест не оказалось, затем во второй, там тоже, только в четвёртой больнице последнее место нашлось. Так она находится возле кольцевой дороги, пока туда доехали от нас, да ещё в некоторых местах машины не пускали из-за репетиции парада Победы.
Да уж, пир во время чумы! мрачно ответила невестка.
Главное свойство, которое отмечали родные и близкие в Полине, было умение поддерживать. Это касалось не только эмпатии и сочувствия в трудные минуты, но и приободрения в моменты страха и неуверенности. В своё время именно она оказалась тем человеком, который поддержал решение подающего надежды секретаря райкома комсомола Виктора на закате СССР уйти из партии и начать строить бизнес, хотя все кругом называли эту инициативу не иначе как «податься в спекулянты» и оценивали крайне скептически. Полина же не побоялась перемен и поддержала решение мужа, несмотря на то, что в тот момент у супругов был годовалый ребёнок, а сама она не работала. Не стала женщина упрекать дочь, когда та решила выйти замуж за человека, не входившего в общепринятый круг интеллигенции, но в итоге всё-таки сумевшая построить с ним крепкую семью. Также Полина не уговаривала сына одуматься, когда он, будучи студентом БГУИР, решил бросить не любимую им учебу и стать фотокорреспондентом. Причём женщина всегда делала это от души, убеждённая в положительном исходе дела. Поистине, она обладала удивительным даром, за это её любили и ею восхищались. С особым пиететом к ней относился Вениамин, который считал Полину даром, посланным его семье свыше, чтобы хоть как-то залечить душевные раны после гибели Степана.
Приход невестки обрадовал Нинув её окружении та была самым светлым человеком. Даже родной сын или внуки не смогли бы поддержать её лучше Полины. А им всё-таки предстояло провести вместе целых две недели, наполненных неизвестностью, печалью и тревогой.
У Полины, потерявшей родителей более двадцати лет назад, в Беларуси не было больше родственников. Была тётка по отцу, проживавшая в Красноярске, откуда оба родителя и были родом, но виделись они последний раз ещё при жизни отца, в последнее же время связь в основном поддерживалась при помощи соцсетей, где посты от родственницы были главным источником информации о её жизни. Нину и Вениамина Полина искренне любила и считала своей семьёй. Разумеется, они не были ей дороги и близки как родители, но осознание того, что вот ониживые члены семьи, согревало ей душу. Когда Виктор попросил жену присмотреть за овдовевшей матерью, она сразу же откликнулась на просьбу, написала заявление об отпуске за свой счёт и спешно пришла к свекрови. Так две женщины стали коротать вместе вынужденный карантин.
Вечером того же дня приехал лаборант и взял мазки на коронавирус. Результата нужно было ждать два долгих дня, хотя даже при отрицательном показателе карантин не отменялся. Затем заезжал Илья, сын Виктора и Полины, чтобы привезти матери необходимые вещи и продукты, которые он, как и полагается по мерам предосторожности, передал бесконтактно, оставив возле двери. Уговорив старушку пойти спать, дав ей перед этим успокоительного, уставшая Полина еле добралась до старого дивана в комнате, переделанной под кабинет, и, даже не обратив внимание на сбитые подушки потрёпанной мебели, быстро уснула.
Проснулась она поздно, на часах было 9:30. Огорчённая этим фактом, она быстро вскочила с дивана, чтобы найти Нину. «Как бы я чего страшного не проспала!» мелькнуло у неё в голове. Старушку она застала в залета тихо сидела в кресле, обвив руками маленькую подушку, которую положила себе на живот, и смотрела в окно. Услышав Полинины шаги, Нина повернула к ней голову и слегка улыбнулась:
Доброе утро, милая! Тебя самолёты разбудили?
Доброе утро. Какие самолёты?
Да вот, летают с самого утра так, что аж не по себе становится, в этот момент послышался гул проносящегося совсем близко воздушного судна, и в окне показались два истребителя.
Боже, как низко они летают, с тревогой в голосе заметила Полина.
Как будто не празднование Победы, а война началась. Я же, милая, хоть и была совсем мала, а какие-то воспоминания о той страшной войне сохранила. Мы тогда с моей матерью и бабушкой в эвакуации в Алма-Ате жили. Помню, как сводки по радио передавали о продвижении наших войск, помню, как о победе объявилимама и бабушка со слезами на глазах кинулись обниматься. Отец мой на той войне погиб. Я его совсем не помню. В армию его призвали вскоре после моего рождения, а потом мы много переезжали: ЕнакиевоНиколаевМарганецДнепродзержинск. Даже фотокарточки отца у меня не осталось. Так я и не знаю, как он выглядел. Наверное, я на него похожа. С матерью у меня ничего общего во внешности нет.
Полина в общих чертах знала историю жизни Нины, тут же ей как раз выпала возможность расспросить её подробнее и отвлечь тем самым от грустных реалий.
Нина Матвеевна, а как так получилось, что вы в Алма-Ате оказались?
Мой дедушка по маминой линии, в своё время с большим воодушевлением встретивший приход большевиков к власти, в тридцатые годы самим министром промышленности СССР Серго Орджоникидзе был назначен директором Керченского металлургического комбината, но, как и многих руководителей, в тридцать седьмом году его арестовали за контрреволюционную деятельность, а вскоре и расстреляли, объявив перед этим врагом народа. Не помогли ему ни влиятельные друзья, ни знакомство со Светланой Аллилуевой (с ней вместе он учился в Промакадемии в Москве). При этом позорным статусом жены и дочери врага народа были «удостоены» мои бабушка и мама. Конечно же, этого можно было избежатьнаписать заявление о том, что отказываешься от любых родственных связей с опозоренным лицом, но они ни на секунду не сомневались в его невиновности, всё думали, что недоразумение какое-то произошло, что вот-вот всё решится и деда Василия выпустят. Всё это время бабушка носила ему в тюрьму передачи и забирала одежду стирать. Свидания не разрешали, но был верный способ узнать, живой ещё человек или уже расстреляли: пока брали передачи и выдавали грязную одежду, был ещё жив. Как только прáва передач лишаливерно, расстреляли. Надо сказать, опасно было и вещи туда носитьтогда уже взялись за жён тех самых врагов, прямо там на месте их хватали. Бывало, арестовывают женщину, а она только адрес успеет прокричать, по которому у неё малолетние дети остались, чтобы добрые люди о них позаботились. Однажды бабушка вернулась из тюрьмы домой, обнадёженная тем, что грязное белье отдали, бросила его в таз с водой и уже было принялась за стирку, как в манжете рубашки нащупала какой-то комок. Пока вытащила из намокшей рубашки записку, почти весь текст, написанный кровью, размыло, только два слова удалось прочесть: «Уезжай немедленно». Так она поняла, что его смертный приговор уже подписан. Из вещей собрала маленький чемодан и швейную машинку, которая впоследствии её кормила. В то время моя мать уже была замужем за моим отцом, сыном директора Енакиевского металлургического завода. Но тридцать седьмой год его тоже не пощадилоднажды ночью к деду приехали из НКВД на чёрном воронке и забрали. Таким образом оба моих деда были репрессированы. Отец, став сыном врага народа, был сразу же отчислен из института, где учился, и призван в армию. Когда началась война, его солдатом-срочником отправили на фронт. Моя мать тогда со мной на руках и бабушка, боясь колеса репрессий, всё время переезжали из города в город: приедут они на новое место, заполнят анкету по месту жительства, а там, пока по старому адресу запрос сделают и узнают о том, что они жена и дочь врага народа, несколько месяцев пройдёт. Как только время ответа подходило, они паковали вещи в маленький чемодан, брали швейную машинку и перебирались в следующий город. Неизвестно, сколько бы они ещё так мыкались, если бы в Днепродзержинске мама не встретила друга своего отца, который был каким-то начальником на заводе. Он взял её на работу в планово-экономический отдел, а в анкете сказал не указывать позорный факт, мол, пока все проверки пройдут и это установится, понадобится много времени, а там кто знает, что будет. Его словам суждено было стать пророческиминачалась война. Фашисты быстро дошли до Днепра, и стал вопрос о том, что нужно эвакуировать завод. Мама со мной и бабушкой были включены в списки на эвакуацию. Мы сели в поезд, следовавший в далёкий Нижний Тагил, но до места назначения не доехалипересели в состав, следовавший в Алма-Ату, так как там у бабушки были хорошие знакомые, которые нас приютили на первое время. Проверка документов на новом месте уже не вызывала столько тревогипока сведения дойдут из Днепродзержинска до Алма-Аты, да ещё во время войны, пройдут многие месяцы, если вообще ответ будет. Вот так, милая, великую Победу я с мамой и бабушкой встретила в Казахстане.