Мария ГламаздаРазговор со смертью. Ч1
Страх смерти. Всегда был со мной. С самого раннего детства. А может и раньше, ведь откуда ему взяться в детстве? Я впадала в ступор при виде этой картиныцветы, венки и красные гробы.
Если я шла со школы и по дороге лежали гвоздИки (раньше людей провожали до места захоронения именно так), то еще пару часов, придя домой, я просто сидела в ступоре.
Мама не пускала меня даже к окну, когда во дворе с кем-то прощались.
Я не принимала смерть. Вообще. Помню утром, на даче, проснувшись и выйдя из дома, я увидела воробушка. Возможно, он выпал, или разбился о стекло, не знаю. Я схватила его и побежала в дом. В доме была интересная старая книга о целебных травах. Я почему-то запомнила (может из-за названия), что тысячелетник обязательно должен помощь малышу. Укутав пернатого в платочек, я побежала за калиткуя знала, как выглядит эта трава и где она растет. Заварив в чашке, взяв пипетку, я стала в клювик капать ему этот отвар. Переживала. И капала. И плакала. Воробушек не оживал. Он был как тряпочкамягкий. Зашла мама. Она была в шоке, постаралась мне объяснить, что его не спасти и его нужно закопать. Я закопала, прям в платочке. Оставшийся день и ночь были ужасными. В мыслях о нем. Под утро я решила, что я не все сделала для его спасения и его нужно откапать.
Вот тогда я впервые своими глазами увидела, что происходит с физическим существом после смерти. Это был шок.
Я стала еще больше бояться смерти. Любая новость о чей-то кончине была для меня, как удар обухом по голове, в голове возникала картина плоти, поедаемой червями.
Однажды мама зимой упала и ударилась головой затылком. Очень сильно. Очень. Она долго лежала и мы боялись. Мы очень боялись. Когда мама лежала, бледная, я просто умирала от внутренней боли. Я не могла себе представить, как я вообще могу жить без мамы. Я знала, что я сделаю, если что-то страшное случится с мамой. Это ужасно, правда, но это так. Из телевизора я знала, что воздух в вену решит этот вопрос. Точка.
Это был страх, который я закопала. Закрыла тысячью темными одеялами, закрыла в самый дальний из всех возможных погребов сознания.
Но он постучался. 9 февраля 2003 года он зашел ко мне в комнату, влепил мне ледяную пощечину и с вызовом смотрел мне в глаза.
Маша, а Эля у тебя? дрожащим голосом спросила младшая сестренка моей лучшей подруги. Что уж там, мы называли друг друга сестрами и чествовали небывалое единение душ. Тогда, 9 февраля, в воскресенье, мы должны были провести весь день вместе. Она звонила накануне и предлагала пойти гулять. А я уже пообещала знакомому, что поеду к нему в гости. Там приехала вся семья, какие-то дети, племянники и почему-то все очень хотели меня видеть. Хотя, положа руку на сердце, не были мне они настолько близки, и ехать нужно было на другой конец города, но как говорится «судьба».
Последующие лет двенадцать я винила себя в том, что не бросила всю эту затею и не пошла с ней. Не спасла. Ведь если бы она была со мной, она бы не села в ту машину, не встречалась бы с той компанией. А возможно, встреча с этой семьей увела меня от той роковой аварии. Теперь я знаю, что все случается не случайно и все, что случилось именно такнеспроста.
Знаете, есть такие люди, с природной харизмой и невероятной энергетикой. Они заходят в помещение и все оборачиваются, даже когда человек не произнес ни единого слова. Такой была Элька. Красивая, как ангел, с огромными грустными голубыми глазами, закрученными ресницами. С ней всегда было легко и весело. И даже когда было грустно, с ней было легко. Она умела разрядить самый ужасный накал, успокоить любого и договориться с кем угодно. Потому что у нее была идеальная харизма! Зуб даю, в нее были влюблены половина парней в школе и в Универе!
Маруська, надевай короткую юбку, сегодня будем гулять!
У нас же тестирование на курсах, когда гулять?
Ха, да мы сдадим его за 10 минут и уйдет!
Мы заходили на тестирование на курсах подготовки в институт, она на входе говорила: «спорим, мы сдадим за 10 минут!», мы сдавали за 10 минут (потому что учились на углубленной математике и курсы подготовки были для нас, как программа первого класса) и шли гулять в разлетающихся коротких юбках. Мы очень много учились и эти субботние курсы были единственным шансом погулять в центре, почувствовать весну и помечтать
Мне еще нет восемнадцати и я впервые смотрю смерти в глаза Вернее, я еще не смотрю, но знаю, что она уже здесь, рядом со мной и мне не удастся просто отсидеться дома и не подходить к окну.
Маша, девочек хоронят в свадебных платьях. Мы будем в ее красивом, выпускном хоронить, но ты купи фату.
Фату мне нужно купить фату. Я знаю только один магазин свадебных платьев. Мы ходили туда, вдвоем. Ну, мы же девочки, принцессы. Элька щебетала, что мы выйдем замуж чуть ли ни в один день. Платья купим здесь. Самые красивые. Мне вон тоя длинная и худаясамый раз, а ей другое, которое на манекенепышное, как облако из сладкой ваты. Она любила наряжаться. Любила быть девочкой, любила укладывать волосы, любила попсу и любила любить.
Курить умеешь?
Конечноя не могла сказать, что не умею, потому что я делала это два раза в своей жизни: впервые в двенадцать лет дал попробовать папа. Показал, как затягиваться. Понятное дело, я была в шоке вообще от того, что очень строгий папа дает мне курить, да и вообще мне не хотелось, но потом все встало на свои места. Папа добавил после первой затяжки: «ну что, накурилась? Смотри, узнаю, что ты куришьпорву!». Второй раз мы пробовали это с сестрой. Тоже не понравилось. Но с Элькой я не могла «ударить в грязь лицом» и с видом знатока закурила.
Так ты ж не затягиваешься! Умеет она! Давай научу!
Мне было с ней классно. Я росла в семье с кучей запретов, я должна была быть всегда хорошей, всегда отличницей, всегда с чистыми мыслями и вообще! А с ней я могла быть собой и могла говорить то, что больше никому не могла.
За фатой на похороны я попросила Мишку, нашего друга, поехать со мной. Надо сказать, он очень сильно мне тогда морально помог, я бы просто не выдержала. Да что уж тамя говорить-то не могла. Когда заказывала венки в похоронном бюро, я просто сидела и рыдала. Женщина дала листочек, чтобы я написала надписи, потому что сказать голосом я их не могла, начинала говорить и падала на стол, захлебываясь и задыхаясь в слезах. И, кстати, да. Я впервые тогда встретилась с Элькиным отцом. Пока я рыдала, он зашел выбирать гроб. Хотелось кинуться на него и, вцепившись ногтями в шею, орать, что это они, они виноваты: родители, которым было плевать, которые жили своей жизнью, а она с сестрой жила с бабушкой, ее непонятные подруги, которые потащили ее в ту компанию, ее окружение, которое тянуло ее вниз Они все были для меня виноваты, все они и я в их числе. Я смотрела на него со всей ненавистью, которая только может быть у человека семнадцати лет. Но он не знал меня, прошел мимо, выбирая: «мне не сильно дорогой, но и не самый уж дешевый, вот этот давайте, ага, скромный». Сволочь! Этодочь твоя! Дочь! Я так и не смогла сказать ему ни слова
Так вот фатафата была испытанием. Я сделала усилие и зашла в магазин. Свадебный салонэто место праздника. Сюда приходят юные влюбленные барышни, уверенные в то, что встретили любовь всей своей жизни и счастливые до безумия.
Мне фату, вот эту
Фату и все? А под какое платье? Давайте примерим, вот еще есть, смотрите какие, длинные, кружевные.
И меня опять накрывает. Мы сидим минут тридцать в коридоре, я опять задыхаюсь в слезах, а Мишка сидит рядом и просто держит меня за руку. Мне кажется, тогда он увидел женских слез больше, чем за всю прошедшую и будущую жизнь.
Я не смогла подойти к НЕЙ, когда прощались у подъезда. Я не могла и шагу сделать в ЕЁ сторону. Мама вручила мне пузырек корвалола, который я выпила наполовину, как алкоголик, не запивая. Три дня до похорон прошли для меня, как месяц. Я постоянно что-то делала, ездила, выполняла просьбы Элиной бабушки, но так и не принимала до конца происходящее. Этого просто не могло быть. Все, кто знал Эльвиру, даже те, кто был очень шапочно с ней знаком, зналиэто настоящее Солнышко. Она заходила в помещение и освещала собой даже самую нагнетенную обстановку. Она не умела ненавидеть. Правда. Она вся была из любви и заботы. Я не помню ни единого плохого слова о ком-то от нее. У меня сохранились письма. Она писала мне. Когда я болела и не ходила в школуона передавала мне письмо. Она писала мне, когда уезжала в область летом к родственникам. И знаете, в этих письмах только любовь, только поддержка, только теплота У нас был блокнот в универе, где мы переписывались. На зачетах она писала мне, когда я отвечала преподавателю: «26.12.02. 11:10 Сейчас у нас зачет по матану. Моя зайка отвечает Сергеенко. Маруська, я с тобой! Ты все сдашь! У тебя такой серьезный вид, как всегда ты только не волнуйся». Она первый человек, который сказал моему папе в лицо, что он слишком строг ко мне. Вот же папа удивился! Она всегда была за меня, всегда «горой», всегда от всего сердца.