– А оплата дополнительных слуг, номеров, корма для лошадей, а расходы на жилье и стол для клерков и слуг?..» Счет возрастал скачкообразно и в округленном виде подошел к полутысяче крон. Если верить Кессиасу, уоринфордский эдил вполне способен еще раз округлить эту сумму и преспокойно положить разницу в свой карман.
«Герцог сам виноват, не ограничивая подобных расходов…» – подумал снисходительно Лайам и, оставив эти мысли, вернулся к вину.
Слуги все сновали туда-сюда, убирая со стола съеденное и заменяя его новыми деликатесами, от их быстрых перемещений Лайама порой овевали благодатные дуновения ветерка. По лицу Проуна струился пот, стекая на жесткий воротник крупными каплями, матушка Хэл украдкой дергала свой саван, пытаясь ослабить ворот. Даже вдова Саффиан беспокойно поерзала в кресле и вопрошающе посмотрела на Куспиниана, который все наслаждался опорто, любуясь сквозь хрустальные стенки кубка его рубиновым цветом. Но вскоре и до него дошло беспокойство гостей.
– Тут и впрямь сделалось душновато – слишком много свечей. Еще один тост – и все мы, пожалуй, удалимся на отдых.
Он встал, и все поднялись вместе с ним, с затаенным облегчением отодвигая кресла и поднимая кубки.
– Еще раз – за ареопаг!
Кубки, один за другим, опустели, вдова Саффиан поблагодарила эдила за трапезу, и все потянулись к выходу из банкетного помещения. Лайам приостановился, ожидая огибавшего стол Проуна.
– Я хочу прогуляться, – сказал он мокрому от пота чиновнику.
– А ваша тварь все еще в комнате?
– Да.
– Мне будет там с ней неуютно. Заберите ее с собой.
– Неуютно? – с нажимом спросил Лайам, но успел взять себя в руки и заговорил более вежливым тоном. – Уверяю вас – мой дракончик совершенно безвреден. Но если вы откроете дверь, он уйдет.
Проун недоверчиво фыркнул, словно такой вариант чем-то его не устраивал, затем молча перевалился через порог. Лайам – уже посвободней – вздохнул и покачал головой.
«Фануил, – мысленно приказал он, – когда квестор Проун войдет в комнату, выйди и разыщи меня».
Он представил себе, как дракончик спускается в общий зал и какой шум там поднимается.
«Постарайся, чтобы тебя не заметили».
Из-за боковой двери, ведущей в кухню, послышался визгливый голос владельца гостиницы, который, судя по тону, говорил со слугой:
– И не вздумай выбрасывать свечи, они по медяку штука, и в каждом огарке еще порядочно воска!
Лайам быстро прикинул количество свеч и включил их общую стоимость в свой мысленный счет.
Прохладный ночной воздух выгнал хмель из головы Лайама и вялость из его расслабленного духотой тела. Он стоял в одиночестве на ступеньках крыльца, глубоко дыша и поглаживая набитый живот.
«Надо было заботиться не о том, как бы не перепить, а о том, как бы не переесть».
Он спустился на улицу, поднял голову и посмотрел на звезды, еле мерцающие над крышами зданий.
«Мастер, ты не мог бы открыть мне дверь?»
«Уоринсфорд вряд ли сделается моим любимым местечком, – подумал Лайам, возвращаясь к дверям гостиницы. – Слишком уж многие тут меня достают».
«Если бы этот Проун открыл окно, я бы мог просто вылететь, никого не обеспокоив», – заявил дракончик, сбегая на мостовую. Его коготки звучно клацнули по камню ступеней.
«Ты же знаешь, он ночью окон не открывает».
В первый же вечер их совместного проживания Проун недвусмысленно дал понять, что считает ночной воздух слишком вредным для человека. «Пагубные испарения, миазмы и все такое».
«Может быть, в отношении этого города он и прав», – ответствовал Фануил, деловито обнюхивая брусчатку. Что-то в непроглядной темноте переулка его привлекло. Дракончик напрягся, затем стрелой метнулся во мрак. Мгновением позже оттуда послышался сдавленный визг.