Тот появился на улице верхом на чалой лошадке, которая, судя по всему, проделала долгий путь. В руке у него был карабин, на поясе висели два револьвера, один — спереди, другой — сзади, на груди — крест-накрест два патронташа. Его штанины, расширяющиеся в самом низу, имели разрезы по длине сапог, выделанных из коровьей кожи, выказывая обувь во всей ее красе, а заодно и шпоры с зубчатыми колесиками по величине превышающими песо. У мексиканца был шрам на одной щеке и пышные усы.
Он подъехал к салуну «Квартц-Рок» и спешился. Карабин так и оставался в его руке, когда он направился в салун. Несколькими секундами позже Бен увидел, как какой-то мексиканский мальчишка вышел из задней двери заведения. Прислонившись к стене возле двери, Кауэн закурил свежую сигару. Вскоре мальчишка вернулся.
Бен изучил чалую лошадку. Клеймо было незнакомым, походило на мексиканское. Животное проделало долгий путь, это было видно по нему, в отличие от всадника. Этот мексиканский солдат — так определил его Кауэн — был выносливым, привычным ко многому, поездка не отразилась на нем, как на лошади, а может, и на нескольких, если он менял их в пути.
Солдат? Интересно, почему он так решил? Бен даже пальцем не шевельнул бы без причины, однако что-то чуял в этом человеке. Сработала интуиция. Он был не из тех, кто не доверяет своим предчувствиям — слишком уж часто они оправдывались.
Любой мексиканский солдат здесь — скорее всего дезертир. Но откуда, из каких мест?
Вверху на улице показалась лошадь, которая быстрой рысью направлялась к салуну. Бен поглубже спрятался в тень. Всадником оказался Биджа Кэтлоу. Спешившись, он прошел в «Квартц-Рок».
Кэтлоу появился оттуда, откуда недавно вернулся мальчик. Это еще не доказывало наличие прямой связи, но вполне позволяло предположить, что тут не случайное совпадение.
И неожиданно для себя Кауэн услышал голоса.
Дверь, возле которой он прятался, отстояла от дороги на расстоянии двух шагов. Боковое окно постройки, где располагался магазин, находилось сзади, примерно так же близко. Он напряг слух. Говорила девушка:
— Пусть и родственник, но не кровный. Па, если ты не скажешь ему, чтобы он убирался, это сделаю я!
— Постой, постой, Корделия, ты не можешь так поступить! Нельзя же ни за что ни про что вышвырнуть человека из дома.
— Он вор, па, а возможно, и убийца. Ты знаешь это не хуже меня!
Голоса умолкли, но Бен ждал. Он не любил подслушивать, тем более личные разговоры, но сейчас это имело прямое отношение к его служебным обязанностям, поскольку, вне всякого сомнения, речь шла о Миллере.
— Па, он кого-то боится, а может, чего-то. Никогда не выйдет на улицу, прежде чем не выглянет в окно, — вновь заговорила девушка.
Ее отец довольно долго молчал, наконец ответил:
— Знаю, Корделия. — Последовала длинная пауза. — Конечно, могу указать ему на дверь, а что, если он откажется уйти? Я же не был на этой войне, никогда не пользовался оружием, кроме одного, от силы двух раз. Сомневаюсь, что кроме меня в Тусоне этим может еще кто-нибудь похвалиться. Сам себе удивляюсь, учитывая страну, в которой мы живем.
— А я и не хочу, чтобы ты с ним дрался.
— Если он откажется покинуть дом, мне ничего другого не останется. Боюсь, Корделия, женщины иногда требуют от близких им мужчин просто невозможного.
Бен Кауэн на время потерял интерес к Бидже Кэтлоу и мексиканскому солдату. В какой-то момент даже подумывал, не зайти ли ему в магазин, не напроситься ли к этим людям на ужин, затем как-то остаться с Миллером, произвести арест. Но так можно было подвергнуть опасности Бартонов, а он не имел права причинять неприятности невинным людям.
Миллер был мерзким человеком, напрочь лишенным совести, способным наделать любых бед, где бы ни появился.