Угу, не очень весело буркнул я в ответ. «Пищат». У меня их писк до сих пор в голове звенит.
Ланка осторожно провела ладошки по моей густо забинтованной голове:
И тем не менее, тебе можно позавидовать: и девки по тебе сохнут и сам втюрился аж до сотрясения мозга.
Чем собираешься заниматься? поинтересовался Филя.
Чем? Не знаю. Нет, знаю! У меня теперь в голове столько идей! Я хочу творить
«Творить»? перебил меня Феликс. Тебе не кажется, что ты уже достаточно натворил? Сам в больнице с гипсом вместо мозгов. Ребята остались без работы
Ланка больно стукнула его локтем в живот и демонстративно улыбнулась мне.
Ты чего? не понял спутник жизни. Больно же.
А ты? Зачем ты его оскорбляешь? Не видишь, у него голова перевязана?
Я улыбнулсяв голове вертелся каламбур, который никак не мог приобрести законченную форму:
Творил, натравил, тьфу, натворил, травец Э-э-э! Творец! Зараза! На траве дрова, на дворе дрова.
Выходило плохо: видимо и на самом деле мои мозги стали работать хуже. Фигово
Феликс, выслушав мой сумбур, ответил подруге:
Ничего, переживёт как-нибудь. У него теперь мозгов нетзначит, не обидится, и тут же продолжил, обращаясь уже ко мне: Натворил творец, а точнеетварь!
Он демонстративно осклабился, довольный тем, что нашёл логическое завершение каламбура.
Наболтавшись вволю, ребята ушли. Но через пару минут Клепалов прибежал назад с загадочно возбуждённым выражением лица.
Что-то забыл? Или меня беззащитного хотца попинать? я пошевелил пальцами загипсованной руки.
Заткнись, а, умник! Там твоя по коридору сюда тащится.
Кто? не понял я.
Да, здорово тебе по башке долбанули, придурок. Королевишна сюда со своей свитой прётся.
Псевдожанна заявилась с двумя телохранителями, главврачом, его замами и заведующим хирургического отделения. Консилиум в основном облизывал Королевишну, не особо уделяя внимание мне, убогому. Моя ненавистная «любовь», величаво, словно пава, молча выслушивала привычный доклад главного врача о достижениях клиники и недостатках финансирования. Наконец ей это надоело:
Скажите, каково состояние вот этого пациента? Он быстро поправится?
Главврач закатил глаза, сделал загадочным выражение лица и заныл на одной высокой ноте:
Ы-и-и-и-и.
Он не понимал суть её интереса ко мне. Поэтому в голове его роились мысли от «а», до «я»: сделать меня уже сейчас почти здоровым, или наоборот, запросить энную сумму, необходимую для быстрого восстановления пациента. Он, что неудивительно в современной России, выбрал второе:
Трудный случай, почти безнадёжный. Требуется особый уход, сложная диагностика и дорогостоящие лекарства, которых у нас нет, не зная про меня вообще ничего, главврач ткнул заведующего «Хирургией»: Вот, Павел Игнатьевич, если вам интересно, поподробней расскажет.
Хм! Мне интересно, утвердительно хмыкнула Королевишна, мне очень интересно, и с нажимом добавила: Я бы даже сказала: категорически интересно.
Интонация сказанного несколько обескуражила заведующего отделением. Он помялся, но заметив ободряющий кивок главврача, начал издалека:
Больной получил многочисленные переломы грудной клетки, конечностей и головы.
Головы? почему-то переспросила Прима.
Да. Лучшие хирурги нашего отделения всю ночь по очереди извлекали из его раздробленного черепа осколки, увидев ужас в глазах гостьи, он добавил: Сильный парень. Он должен был умереть, но молодой и крепкий организм справился. Теперь в проломленном черепе мы установили очень дорогую, фирменную титановую пластину, увидев ободряющий взгляд и кивки начальника, заведующий отделением усилил эпитеты и ценность проведённых мероприятий: Кстати титановая пластина не простая. Она покрыта специальным сплавом, вновь поймав намёки шефа на удорожание моего лечения, он ещё сильнее задрал планку, состоящим из платины, молибдена и золота. Эта пластина была прислана нам из Швейцарии, специальным самолётом, под охранной спецагентов, в специальном сейфе из сплава
Ужас, какой-то! Я готов был схватиться за голову. Что он лепит!? И это дипломированные врачи, которые меня, якобы, лечат. Чем они лучше меня? Главврач, увидев, что подчинённого понесло, тут же встрял:
Да, да, дорого нам обошлось его лечение. Страховая компания отказалась компенсировать все затраты. Уж слишком они астрономические
Псевдожанна тут же перебила его:
Вы мне скажите одно: он будет жить?
Этот вопрос вновь поставил докторов в тупик. Не зная, что предпринять, они замялись, переглядываясь и перепасовывая друг к другу инициативу при помощи каких-то странных ужимок и гримас. Наконец, поняв, что пауза может быть неправильно истолкована, начальник клиники выдал:
Э, этого гарантировать никто не может. Если пациента немедленно не подвергнуть дорогостоящей реабилитирующей терапии, мы его потеряем. По крайней мере, как полноценного члена общества.
Озвучив эпикриз, он вытер ладонью пот со лба и снял очки, начав протирать их кончиком простыни, прикрывающей моё многострадальное тело. Я с самого появления Королевишны закрыл глаза и сделал предельно глупое и равнодушное к внешним раздражителям выражение лица. Моя бывшая от услышанного слегка взбодрилась. Через щелочку в ресницах я заметил, как она потёрла свои изнеженные ручки:
Хорошо, очень хорошо. А теперь прошу всех выйти и оставить меня с ним наедине. Родион, Керим, обратилась она к секьюрити, вас это тоже касается.
Когда все вышли, Кэрол нагнулась и, практически касаясь губами моего лица, чуть слышно произнесла:
Федечка, мой ненаглядный, ты меня слышишь?
Естественно: я всё слышал. Запах её дорогого парфюма раздраконил слизистую моего носа до такой степени, что как я не сопротивлялся, пришлось громко чихнуть, обрызгав при этом лицо Королевишны. Она отпрянула, а я на всякий случай очень глупо и громко хихикнул.
Моя бывшая достала из сумочки шёлковый платочек и медленно, тщательно и аккуратно вытерла своё личико. Затем вновь нагнулась и деланно-заботливым голосом прошептала:
Я уезжаю. Надолго уезжаю. Вернусь только через год. Может бытьполтора. Но не беспокойсяпо приезде я обязательно приду к тебе: хоть в психушку, хоть на могилку. Молись, чтобы это было так. Если же ты выздоровеешья тебе не завидую. Ты сам себе сегодняшнему будешь завидовать.
Она пару минут вглядывалась в моё лицо, ища на его поверхности хоть какую-нибудь реакцию на сказанное. Не найдя, похлопала меня по загипсованной руке, нагнулась и поцеловала в губы:
Прощай, Федюшечка, ты сам всё испортил.
Королевишна ушла, но стук её каблуков ещё долго отзывался болью в моём раздолбанном кем-то черепе. Впрочем, после её посещения у меня уже не было сомнений, чьих это рук дело.
Родители долго, но безрезультатно уговаривали меня вернуться в наш северный город. Поняв, что я упёрся рогом по-настоящему, мама спросила:
И чем ты после выздоровления собираешься заниматься?
Здесь? Ничем. Когда поправлюсьуеду в Швейцарию.
А там что ты будешь делать? опешила мать.
Лазать по горам, спать в шале и есть шоколад.
Да, видимо здорово тебя по голове шарахнули.
Но попасть в Швейцарию мне было не суждено. Деньги быстро подошли к концу. Визу мне не дали, естественно, без объяснения причин. С квартиры я съехалона мне была уже не по карману. Ребята звали к себе, но там я был бы третьим лишним. Нет, четвёртым, если брать в расчёт сына Ланки. А в ближайшей перспективе вскоре мог стать уже пятым лишним. Поэтому сначала снимал однушку, затем студию Но в конце концов пришлось переехать в квартиру старушки, которая сдавала комнату, а сама ночевала на раскладушке в кухне. Это было очень неудобно. Очень. И унизительно. Очень. Но я никак не мог устроиться на работу, а клянчить деньги у матери было ещё унизительней. Поэтому вариант с бабусей был предпочтительнее лавочек, вокзалов и детских площадок. Бабуся была человеком душевным и сострадательным. Она не напрягала с оплатой ни по размеру, ни по срокам. И даже подкармливала меня. Заживало на мне всё не так уж быстро, как хотелось бы. Переломы побаливали, голова кружилась, почки отваливались сразу, стоило их выставить на сквозняк или влить в них банку пива. Было жутко. Беспросветно жутко. Очень хотелось напиться. Постоянно хотелось. Если бы не повреждённые почки и печень, то точно бы спился. Но даже не употребляя ни грамма алкоголя, выглядел я, как конченный бомжара: жуткий цвет лица, непроходящие синячищи под глазами, длиннющие волосы, которых давно не касалась рука мастера. Тогда я посчитал, что попал в серьёзную передрягу. Теперь я так не думаю. Сейчас, точно зная, что такое настоящая передряга, я назвал бы ту «серьёзную передрягу»: передряжкой, передрюшкой или передрюнчиком. Но ситуацию, в которую жизнь меня тогда макнула по самые помидоры, я до сих считаю самой унизительной. Как всё быстро может поменяться! Уму не постижимо. Готов отмотать ленту своей жизни в любой момент, но только не в этот. Жутики! Настроение ноль. Здоровьечуть выше нуля. И что оставалось делать? Все были против меня. Всё было против меня. Выхода не было видно вообще. Но, слава богу, что я привык делать всё вопреки обстоятельствам, наперекор им и назло самому себе. У тебя из рук всё валится? Тебе ничего неохота! Ты не видишь перспектив? Жизнь бьёт по голове так, что падаешь на пол? Упал? А теперь отжимайся. Смог подняться? А теперь попрыгай, снова падай и отжимайся! И я отжимался Поставил с согласия бабуськи перекладину между стенами узкого коридорчика и стал подтягиваться. Вставал в шесть часов и два часа бегал в парке, занимался на бесплатных тренажёрах, которые добрые и мудрые люди расставили по всему Питеру. Отдельное спасибо им за это. Затем бежал домой под холодный душ. Далее звонил, ходил по адресамно нормальной работы так и не нашёл. Естественно, иногда перебивался небольшими случайными заработками. Но это мало помогало в моей муторной ситуации. Было ощущение, что тень Королевишны ходит за мной по пятам и упорно, непрерывно строит мне козни.