И он, сойдя с амвона, прошёл через народ и вышел прочь из храма. В спину его проводили холодная тишина и острые людские взгляды, совсем как те придорожные камни на обочине, на которых он лежал внутри себя.
Матушка его догнала по дороге. С волнением схватила за руку.
Скажи, что случилось с тобой?
И он рассказал всёвсё без утайки, как на предсмертной исповеди.
Она заплакала, но потом, смахнув слёзы, улыбнулась.
Это ничего, Серёжа. Но как мы будем жить дальше?
Как жили, так и будем жить если ты не против, ответил он. Пойду работать на железную дорогу.
Той же зимой бывший поп отец Сергий пошёл работать обходчиком путей на железную дорогу. Его и теперь можно часто видеть там идущим по обочине возле путей с обветренным тёмным лицом и чумазыми руками.
Но взгляд его светел и чист, точно у ангела, сошедшего с небес.
Ангелы знают
Глава I. Грубости
Грубости в отношениях с женой Сергей Иваныч себе не позволял. Держался снисходительно мягко и покровительственно. Как хороший папа. Она была намного младше него. Настолько младше, что даже младшая дочь от его первого брака вела себя с ней снисходительно.
Впрочем, снисходительность в их семье считалась нормой. Они все были друг к другу так или иначе снисходительны. Обе дочери Сергея Иваныча приняли его второй брак с пониманием. Их мать умерла несколько лет назад, и они виделиотец честно погоревал положенный в таких случаях срок. Поняли они, кажется, и свою молодую мачеху, студентку, приехавшую учитьсяа заодно и налаживать личную жизньв большой город из мест далёких и безнадёжно несчастных.
Снисходительностьудел либо добрых, либо сильных. Сергей Иваныч не был добрым. Он ещё в девяностых приобщился к категории сильных и с тех пор с каждым годом лишь приумножал силу. Ив качестве побочной неизбежностигрубость. Грубость сильного человека тяжела, и люди её боятся, сам же источник втайне ненавидят. Поэтому Сергей Иваныч не имел друзей. В среде внешних, вне семьи, людей он имел только партнёров и конкурентов. И они все были врагами. Те же, кто не попадал в область партнёров и конкурентов, не попадал и в область жизни. В его глазах их попросту не существовало.
Единственным человеком за много-много лет, с тех самых девяностых, который отчего-то попался ему на глаза из всей этой не заслуживающей внимания внешности, была онаНаташка. Ласково-игривая девочка с тёплыми зелёными глазами, темноволосая, невысокая, по-детски беззащитная и по-женски влекущая, соблазнительная. Сергей Иваныч, соблазнившись, долго не тянулсразу позвал замуж, сильно опасаясь молодых конкурентов и ещё сильнее немолодых партнёров. Он пустил в ход всю свою силу, и девочка не устояла.
Свадьбу сыграли в «Angels» самом дорогом ресторане города, приглашённых веселили лучшие в городе музыканты, невеста сидела в платье, заказанном у модного московского модельера за сумму, равную стоимости путёвки на двоих «всё включено» куда-нибудь в Таиланд. Кстати, свой медовый месяц молодожёны там, в Таиланде, и провели.
Въехав полноправной хозяйкой на Набережную, 27в новый особнячок Сергея Иваныча, старый дом он оставил дочерям, Наташка успела всячески насладиться силой мужа и привыкнуть к ней. С грубостью же, напротив, столкнулась впервые и потому не на шутку испугалась.
Что случилось, Серёж? хлопала она глазками, слёзно залитыми ужасом, искренним и чистым, как у ребёнка. Что случилось?
Сергей Иваныч, страшный, почерневший от злости, не выбирая выражений, орал на кого-то в трубку телефона:
Меня не интересуют ваши проблемы! А?! Что?! И возможности ваши меня не интересуют! Я сказал: узнать! Узнали?! Не узнали! Я сказал: найти! Нашли?! Нет! И кто вы после этого?! Что?! Да меня не интересует, кто вы, я знать вас не хочу!
Серёж, я тебя боюсь, робко проговорила Наташка, когда всё стихло.
Меня? лицо его, страшное и почерневшее, вдруг побледнело и сделалось виноватым, и он зачастил: Меня? Ангел мой, девочка моя, ты что? Испугалась? Ну что ты? Ну? Меня испугалась? Меня?
Да, то ли смущаясь, то ли досадуя на саму себя, нахмурилась она. Ты какой-то злой дядя был
Я? Злой дядя? Ну что ты? Да разве я дам тебя в обиду? Это так, по работе. На работе иногда надо быть злым дядей.
Он притянул её к себе нежно, но настойчиво, ощущая упрямое недовольство.
Ну, не упрямься же, всё хорошо, всё хорошо
Нет! раскапризничалась она. Мне не нравится, когда ты такой.
Какой?
Мне не нравятся грубости.
Да хватит тебе Разве я грубый?
Грубый.
Да перестань! Я с тобой грубый?
Вот ты начинаешь злиться, и я уже боюсь, что ты станешь на меня орать, как по телефону, и хватать вот такчто есть силы
Неправда, я не хватаю тебя, я просто обнять тебя хочу, вот упрямая, а!
Обнимают нежно, а не как злые дяди!
Я нежно.
Грубо!
Тоже мне грубости нашла. Ну ладно, ну прости меня. Простишь?
Прощу Только не кричи так больше, пожалуйста. Ладно?
Она наконец поддалась и прижалась к нему, обнимая ласково-игривыми ручками.
Ладно. И откуда только знает, как злые дяди обнимают? Ох, Наташка, девочка моя
И не охай так! рассмеялась она весело. ¬ Как дед старый!
Сергей Иваныч взглянул в её тёплые зелёные глаза и, радостно подхватив на руки её тельце, все эти влекущие, соблазнительные женские прелести, понёс в спальню, на сладко пропахшую её духами кровать.
Нет, он не был с ней грубым. Глядя на почти детскую, с по-девичьи невыраженными формами фигурку, он боялся своей грубости. Старался быть лёгким и чутким. А позжезасыпая в разгорячённом бреду, нежно клал руку на влажную трепетность беззащитного места. Закрывал ладонью. Защищал Умиляясь детскостью, Сергей Иваныч временами и сам впадал в детство. Заражался странной, бездумной, непростительной для взрослых глупостью. Ему нравилось чувствовать руками то, что у него в руках.
Глава II. В руках
В руках много не удержишь: рано или поздно начнёт что-нибудь валиться из них. Поднимешь вродеупадёт другое. И ещё одно. И опять первое. И пошло-поехало
Осенью Сергей Иваныч захандрил, часто подходил печальный к окну, смотрел на потемневшую, налившуюся холодом реку и что-то думал. И надумалв день, когда лёг снег. Позвонил старшей дочери. Приезжай, мол, разговор есть.
Решил я часть бизнеса тебе передать, пояснил он. Справишься?
Та, конечно, не ожидала. Растерялась. С одной стороны, радостно, с другойбоязно. А вдруг подвох какой? Но девка умная, серьёзная, вся в отцаруки к его богатству тянуть не спешила.
А что так?
Дела плохо идутСергей Иваныч начал тоже издалека, немного вальяжно, немного туманно, уклончиво.
Ей такая его интонация не понравилась, и она перебила:
Так ведь кризис, пап.
А ты не перебивай! резко вспылил он и сразу же потух. Послушай Сон мне снится часто, не каждый день, но раз в две-три ночи точно, один и тот же сон Дом какой-то, обычная как бы пятиэтажка гаражи рядом, двор ряд каштанов огибает плоды от них, ершистые, много, на асфальте валяются поодаль скамейка, молодёжь на ней пацаны бу-бу-бу, девки визжат А я не один будто Сначала мать ваша, покойница, меня туда тянула Потом все подряд началивы с сестрой, Наташка, все Последний раз парень какой-то, длинный, худой, косматый голос такой гнусавый у него, будто простуженный, сопли говорить мешают Пойдём, мол. И в дом тоже зовёт. Замучил меня этот сон Я уж и ездил даже по городу, искал дом тот но не нашёл
Устал ты, пап, наверное, участливо пособолезновала дочь, его большую тяжёлую руку в свои ручки с красивыми ноготками взяла. Не знаю Может, отдохнуть, на курорт хороший съездить? К психологу сходить?.. Или в церковь? В церковь, свечку поставить? А, пап?
Дом я хочу тот найти, чувствую, что не бред это, где-то есть он.
Ой, да зачем он тебе сдался? она с досадой убрала руки. Пусть есть где-то этот дом. Допустим! Россия большая. Но ты-то здесь при чём? Ну что с тобой, пап? Сам на себя ты не похож
В том-то и дело, в том-то и дело, охотно согласился он. Силу терять я стал. Потому и зову тебя мне на помощь Ну на кого мне ещё надеяться? Ты же моя старшая дочь, умница Справишься?..